Целительница в городе. Как баба галя снимала с меня порчу

Моя прабабушка была деревенской знахаркой. Людям помогала, но способности свои старалась особо не афишировать. Так, ничего серьезного. Грыжу заговорить, лихорадку сбить... Но, видимо, все же перешла кому-то дорогу. У нее было двое детей – дочка пяти лет (моя бабушка) и десятилетний сын (чтобы не было путаницы, дальше я эту историю буду рассказывать просто – мама, сын, дочка.) Деревенские дети – постоянно бегали без присмотра. Как-то возвращались они домой и увидели на крыльце куриное яйцо. Еще свежее, тепленькое, с прилипшим перышком. Сын это яйцо ногой раздавил, не случайно, а из-за озорства. Сестра стала его ругать (маленькая была, а хозяйственная!) – как же так, мол, курица на крыльце снеслась, а ты вместо того, чтобы мамке яйцо отнести, добро переводишь! На шум вышла мать, и вдруг побледнела вся, бросилась к сыну, на руках внесла его в дом. Дочке велела сидеть на печке и не высовываться, а мальчика раздела догола и стала травами какими-то растирать и дымом окуривать. Он вырывается, прощения просит – подумал, его за яйцо раздавленное наказывают. Девочка на печке плачет – жалко братика... А мать с какой-то нечеловеческой силой ребенка удерживала, не объясняла ничего, только молитвы читала. Когда светать стала, сказала устало: "Ну, может, обойдется"... На крыльце, где яйцо раздавленное было, доски топором вырубила и сожгла. Легли дети спать. Поплакали конечно, еще от страха – первый раз маму свою в таком состоянии видели... В общем, не обошлось. Наутро нога у сына раздулась вдвое и почернела. Бред начался. Мать, когда увидела, обреченно вздохнула и стала детей собирать – в город ехать, в больницу. В больнице сказали однозначно – гангрена, срочная ампутация. Наорали на нее – мол, почему ребенка до такого состояния довела? Никто не верил, что все только утром началось... От ампутации мать отказалась категорически. Причем причины были более чем земные – куда в деревне с одноногим ребенком? Да, а добирались они до города так – председатель дал подводу (знахарка в свое время его жену от бесплодия вылечила), и их всех троих до города довезли. Но подвода сразу уехала (страда, и так председателю спасибо, от сердца оторвал!), а вы уж дальше как-нибудь... В общем, села она возле больницы на траву и заплакала. Молилась долго, потом встала решительно, сына на закорки, дочку за руку – пошли. Сын уже даже бредить не мог – без сознания был. У дочки пятилетней все слезы кончились. Вышли на окраину города. Подошли к избе – добротная такая изба, богатая. Сели возле калитки. Долго сидели, но дождались – вышла к ним хозяйка. Молодая, очень красивая женщина. Спросила: "Ты с поклоном?" – "С поклоном!" А дальше стали они разговаривать, но уж очень как-то чудно – вроде все слова по отдельности понятны, но смысла никак не уловить. Положила мать сына на траву. Взяла дочку за ручку и побежали они, ни разу даже не оглянувшись. Пешком, ночуя в стогах сена, дошли до своей деревни. Через пару месяцев мать вдруг повеселела (а все это время ходила чернее тучи), стала было куда-то собираться, но вдруг захохотала и закричала: "Встречай братика"! Дочка выбежала на крыльцо, а там знакомая председателева подвода: "Был в городе, смотрю, Василек твой стоит. Подвез"... Историю эту мне рассказала бабушка. Брат в принципе подтвердил, но только вот не помнит он ничего – помнит, как яйцо раздавил, помнит, как сестренка его "ругала", а дальше провал – стоит посреди дороги, и мимо председатель едет... Но нога у него вся как будто изъедена какими-то шрамами.

Страница 1 из 1

Эта большая статья об очень необычной женщине — Валентине Барановой, у которой был целый набор сверхспособностей и подлинность ее необычной силы доказывают рассказы местных жителей о ней. Написан этот материал был в 1994 году, спустя несколько лет после смерти Барановой, и опубликован в газете «Совершенно секретно».
К сожалению, в наше время публикаций о «Блаженной Вале» практически нет, а ведь она по сути была русской Вангой.

Валентина Павловна Баранова (Валя Блаженная) - женщина, которой были ведомы прошлое, настоящее и будущее.
Про нее говорят, что она зналась с нечистой силой и творила темные дела. Личная жизнь ее оставалась тайной для всех, и это рождало сплетни, слухи и домыслы. Валя Блаженная трагически погибла 3 марта 1988 года.

Об этой необыкновенной женщине - наш рассказ. Село Кугульта с высоты. Фото: Bond VG В старинном казачьем селе Кугульта, что на Ставрополье, Баранова поселилась перед Великой Отечественной войной. В ту пору ей было 45 лет.
Чужачка на некоторое время стала темой для разговоров среди сельчан. Была она, как говорят в народе, убогонькая, блаженная, не от мира сего. С ранней весны до поздней осени ходила в одной рубахе, босиком, целыми днями могла сидеть на холодном камне, и никакая хвороба ее не брала.

Разговаривая с людьми, она иногда закатывала глаза и трясла головой, но рассуждала здраво. Первый конфликт с соседями показал, что с Барановой лучше не связываться. Убогонькая яростно осыпала противников площадной бранью и успокаивалась не сразу. Откуда она приехала и чем занималась раньше, есть ли у нее родня - сколько ни бились любознательные, а выведать не смогли.

Жила Валентина замкнуто: сама ни к кому не ходила и к себе не звала. Те, кому удавалось попасть к ней в хату, чаще всего заставали ее за чтением старинных книг, которых у Барановой было множество.
Эти книги да красивая картина на стене навели сельчан на мысль, что происхождения она богатого. Вскоре после переезда Валентины к ней начали приезжать люди, и по селу пронесся слух: блаженная заговаривает болезни и предсказывает будущее. В войну к ней тайком бегали бабы, чтобы узнать о судьбе мужей-фронтовиков. И слова сбывались.

Как сказала Валентина Павловна, так и вышло: Петро вернулся цел и невредим, Ивана ранило, а Василь погиб. Не с того ли времени невзлюбили односельчане Валентину? Быть может, одна из горьких вдов обвинила ее в том, что наворожила она мужу смерть, и бросила ей в лицо злобное: «Колдовка…». Шли годы, а отношения односельчан с Барановой так и не наладились.

Одним был неприятен ее внешний вид. К старости она все больше напоминала ведьму из фильмов-сказок: горбатая, пальцы рук причудливо скрючены, что давало недоброжелателям пищу для шепота за ее спиной: «Гляди-гляди, то колдовка сатанинский знак держит». Других отпугивала бабкина прозорливость и умение читать чужие мысли.

Только подумаешь о ней нелестное, как она уже знает об этом. Находясь в добром расположении духа, Валя Блаженная останавливала приглянувшегося ей человека и пророчила ему будущее, попутно укоряя за что-то или предостерегая.
И выяснялось, что знала она о человеке такое сокровенное, что он и матери родной не доверял. Иногда на Валю находил веселый стих, и она позволяла себе пошутить над недругами.

Сидя на пеньке возле дома, кричала на всю улицу проходившей мимо женщине: «Дунь, а Дунь, ты чего кукиш в кармане кажешь, я ведь, Дунь, все вижу…». И Дунька, в самом деле оберегавшаяся от бабкиного чародейства фигой в кармане, чертыхаясь и, отплевываясь, спешила уйти. Ну как, скажите на милость, можно было подружиться с таким человеком? В 1946 году прошел слух, что где-то в Средней Азии отыскалась у Барановой родная сестра. А вскоре та приехала в Кугульту вместе с сыном.

То ли не заладились у них отношения, то ли по какой другой причине, только найденные родственники вниманием Валентину Павловну не баловали. В следующий раз племянник наведался в село спустя 13 лет. В 80-е годы Валентина Павловна, все еще надеясь, что племянник не оставит ее на старости лет, даже хату ему купила, однако тот переезжать к тетке не торопился.

Долгое время Баранова сама управлялась со своим нехитрым хозяйством, а с 1972 года помогать ей начала односельчанка Прасковья Андреевна Святашова, ставшая впоследствии ее доверенным лицом. Баранова знала, кому доверять: Святашова копейки без спросу не возьмет и лясы точить не любит. Вначале Прасковья Андреевна помогала в благодарность за излечение, а потом потому, что заняла у Барановой деньги на строительство дома.

Даже расплатившись сполна, она продолжала помогать старухе, жалела ее. Было в селе еще несколько человек, которые по-доброму относились к Барановой, да не боялись старухи ребятишки. Остальные держались настороженно и обращались к ней крайне редко. Правда, бабе Вале и без сельчан работы хватало.

Год от года число ее пациентов и клиентов увеличивалось. Исцеленные приезжали уже с другими нуждами, за ними тянулись их родственники, друзья, сослуживцы. Не было дня, чтобы у дома Барановой не появился скромный «Москвич» или шикарная «Волга», а то и вовсе автобус «Икарус». Одних она принимала сразу, других после долгих слез и уговоров.

Были и такие, кого гнала, едва увидев, и если эти люди не уходили, Баранова превращалась в фурию: кричала плевалась, задирала рубаху на голову. Больных лечила заговоренной водой. Какие заговоры она шептала над водой, какие знаки чертила в воздухе крестом, никто не знал.

А судьбу предсказывала, глядя в глаза, в редких случаях для гадания использовала карты.
При этом Валентина Павловна была не прочь удивить людей.
Бывало, только человек ступил на порог, а она уже отвечает на вопрос, который он и задать-то не успел. По словам многочисленных очевидцев, Баранова весьма точно описывала прошлое и настоящее, предсказания ее всегда сбывались.

С приезжими говорила властно и никаких возражений не терпела. «Больше всего она ненавидела ложь, - рассказывала Святашова. - Сразу чувствовала, правду говорит человек или нет. Тех, кто пытался обмануть ее, прогоняла прочь.

В большие церковные праздники и воскресенья отказывалась принимать людей. Бывало, ругается, ругается, а потом и в праздник поможет».
Деятельность и слава Барановой были бельмом на глазу у местных строителей коммунизма, которые не раз писали в райком и крайком доносы.
Однажды с проверкой приехала комиссия из райздравотдела, но шустрая старушонка выгнала медиков со скандалом. Дабы не повторился подобный конфуз, власти решили в дальнейшем воздействовать на Баранову через участкового.

Тот возмущался: «Да что, я около бабки с ружьем стоять буду!» - но шел проводить разъяснительную работу. Каждый раз повторялся один и тот же диалог: «Валентина Павловна, честное слово, мне уже неудобно вам выговаривать, а вы снова за свое принимаетесь». - «Не буду, Вась, не буду, да не обращай ты на них внимания».

Как-то заболел у участкового сынишка, и он обратился к бабе Вале. «Приводи мальчонку, приводи, - охотно согласилась та, а потом, спохватившись, добавила: - Тьфу ты, я и забыла, тебе ведь по должности не положено, ну пусть жена незаметно приведет». Два дня умывали мальчишку заговоренной водой, и всю болезнь как рукой сняло.

В середине 80-х, когда задули ветры перестройки и в обществе возник интерес к так называемой нетрадиционной медицине, бабке присвоили титул «народной целительницы». И начали к ней набиваться в ученики всякие умники. Она гнала взашей этих «последователей»: «Разве этому учат? Мне было видение Божьей Матери, и она меня благословила. А делать это без воли Всевышнего - страшный грех…» О бедах и болячках тех, кто к ней обращался, баба Валя никогда и никому не рассказывала. Один лишь раз Прасковья Андреевна проявила излишнее любопытство, но старуха сразу отрезала: «Любопытной Варваре нос оторвали».

Все, кто знал Баранову, в один голос свидетельствуют: плату за лечение и предсказания она не назначала и не просила. Принесли - хорошо, нет - и не надо. Кто давал буханку хлеба и 50 копеек, а кто роскошный ковер и крупную сумму денег. Ходили слухи, что дарили ей немало золотых колец и серег, только драгоценностей этих никто у нее не видел.

Две небольшие комнаты в ее хатенке были складом промышленных и продовольственных товаров. Чего тут только не было: отрезы тканей, платки, посуда, духи, коробки конфет, банки с кофе, сгущенкой, тушенкой, с домашними вареньями и соленьями, бутылки водки, шампанского, дорогих вин. Все это накапливалось годами. Самой-то бабе Вале много ли надо.

Питалась она в основном овощами и ходила в одной и той же одежде. А раздаривать - ой как не любила. Скуповата была. Как-то понадобилась Прасковье Андреевне бутылка водки. Баранова дала и два дня молчала, а на третий решительно, голосом, не терпящим возражений, сказала: «Ты вот что, Прасковья, где ту поллитру взяла, туда и поставь».

Мало кто знает, что исправно давала Баранова деньги только на церковь, какие-то подарки высылала в женский монастырь. В то же время попытки Святашовой уговорить ее передать в храм ненужный ковер натыкались на упорное нежелание расставаться с дорогой вещью.

Слухи о богатстве Барановой ходили не один год, но до поры до времени никто не решался посягнуть на бабкины капиталы. Впервые это случилось летом 1985 года. В дом к бабе Вале явился, пройдя огородами, мужчина, обряженный в женскую одежду, с черным чулком на голове. Угрожая ножом, он потребовал у старухи деньги. Незнакомца спугнули соседские парни, которые заметили, как он входил.

Второе нападение было совершено в ноябре 1986 года двумя молодыми людьми. Жили они в Шпаковском, имели судимости. О Барановой и ее сокровищах один из преступников узнал от ее односельчанина во время пребывания в следственном изоляторе.
Вначале грабители приехали в Кугульту разведать обстановку. Зашли в дом к бабе Вале и завели разговор: дескать, у одного отец алкоголик, не возьмется ли бабка его полечить.

Но та сказала: «Не лечиться вы приехали, а по мою душу, я это вижу по вашим глазам» - и выставила «добрых» молодцев. Через день поздно ночью, осторожно взломав замок, парни проникли в дом Барановой. Слегка придушив проснувшуюся от шума старуху, один из парней предупредил ее: если, мол, кому расскажешь, прирежем.

А потом, стукнув монтировкой по голове, они сбросили ее на пол. Под периной в носовом платочке отыскали четыре тысячи рублей да и были таковы. Очнувшись после ухода мерзавцев, баба Валя, утирая ладошкой кровь, заливавшую лицо, с трудом встала на колени перед образами. Плача, молилась Богу и просила наказать обидчиков.

Видно, Господь услышал мольбы, ибо машина грабителей перевернулась на подъезде к соседнему селу… Уголовное дело по факту разбойного нападения на В. П. Баранову было поручено следователю Токовой Софье Бекбулатовне. Забегая вперед, скажем, что в кратчайшие сроки грабители были найдены, их вина доказана, и каждый получил по заслугам. Токова, не раз беседовавшая с Валентиной Павловной, вспоминала: «Баранова в свои 90 лет обладала прекрасной памятью и здравым умом. Она была весьма интересным собеседником.

Чувствовалось, что Валентина Павловна получила хорошее образование и знала лучшие времена. Я сразу обратила внимание на книги, принадлежавшие ей. Это были Библии, требники, травники, труды по истории, еще какие-то учебники, все дореволюционные издания. Когда я похвалила книги, она сказала, что у нее ими забит весь чердак, и заметила, что за одну книгу ей предлагали 5 тысяч рублей, но она не продаст ее ни за какие деньги.

Деньги для нее ничего не значили, и счета она им не знала. При первом осмотре на полу в грязном платке обнаружили 9 тысяч рублей в сторублевых купюрах. Очевидно, они тоже лежали под периной, но грабители их не заметили. Когда Валентине Павловне сказали о находке, она равнодушно махнула рукой: «А я и не знала, что они там лежат».

У нее в комнате стоял большой кувшин, заполненный монетами по 50 копеек и по рублю, так она их за деньги не считала. Напророчила она будущее мне и моим детям. Восемь лет прошло, а все выходит по предсказанному.

Да и о прошлом рассказывала так, будто я написала, а она прочла. Уникальные способности у нее были». Неизвестно, чем подкупила Токова Валентину Павловну, уважительным ли отношением, состраданием ли, которого ей так не хватало, а может быть, умная, красивая, энергичная женщина, сама немало пережившая, показалась ей достойным собеседником, только Софья Бекбулатовна была вторым после Святашовой человеком, которому Баранова приоткрыла, хоть и на мгновение, завесу загадочности, окутывавшую ее жизнь.

«Мне, деточка, многое дано, - рассказывала ей Валентина Павловна. - Я гляну на человека и вижу: счастлив он или нет, что у него было, что его ждет. Болезни я лечу нервные, женские, кожные, половое бессилие. Кто только ко мне ни приезжал, в том числе очень знатные люди. Некоторых гоню. Так ведь не понимают, что не всесильна я.

Если не могу вылечить, то не берусь… Шут с тем, что меня ограбили, пусть они подавятся моим добром. У меня денег на сто таких подонков хватит. Разве деньги делают человека счастливым? Меня зависть людская страшит. Не любят меня, боятся, а иные со свету сжить готовы. Что вижу человека насквозь, так то мой крест, моя голгофа.

Кому я что плохое сделала? Что узнаю, то во мне и умрет. Господи, да если бы знали они, сколько на мою долю выпало бед и несчастий, унижений и страданий! Вместо того, чтобы пожалеть жалкую, одинокую, больную старуху, они меня так ненавидят. Да разве думала когда-нибудь я, дворянская дочь, которую все нежили и любили, что мне так придется жить…» Она порылась в бумагах, лежащих на столе, и протянула

Токовой пожелтевшую старинную фотографию. А на ней - юная красавица с гордо поднятой головой, в великолепном платье, с восхитительной прической. Рядом в креслах пожилые мужчина и женщина - родители Барановой. Потрясенная Токова переводит взгляд с фотографии на уродливую несчастную старуху, сидящую напротив, затем вновь на красавицу в бальном платье и не верит своим глазам. Родилась Валентина Павловна в 1895 году в Ставрополе в семье состоятельных родителей.

Отец, по ее словам, был человеком известным. Замужем она вроде бы не была. В 1918 году родителей на ее глазах расстреляли большевики. В гражданскую войну погибли ее братья и сестры. Предположительно при отступлении с белыми войсками она попала под артобстрел; израненную и контуженную, ее откопали из-под земли. При операции ампутировали грудь, разорванную осколками.

В 20-30-е годы она прошла тюрьму, лагеря, была в ссылке. «Всех моих уничтожили, одна я уцелела, и меня судили только за то, что я дворянская дочь, - с горечью говорила Валентина Павловна, - и жила я по волчьему билету без каких-либо прав.

Потом забилась в Кугульту, думала, хоть здесь поживу спокойно, да, видно, не судьба…» Незадолго до своей гибели Валентина Павловна составила завещание. Хату отказала племяннику, имущество и деньги со сберкнижек (всего 15 тысяч) завещала Святашовой с условием, что та ее похоронит, поставит на могиле белый мраморный крест и будет поминать в церкви. Вскоре у Прасковьи Андреевны умерла племянница. Валентина Павловна сказала: «Теперь она (племянница) еще твоих возьмет.
Одного больного, другого здорового. - Помолчав, добавила: - Не станет меня, будет у тебя большая беда». «Спустя какое-то время, - плача, рассказывала Святашова, - умер мой брат, болел он.

Я уж и забывать стала ее слова, как в 1991 г. погибает мой сын. Она знала, что с ним будет, только пожалела меня, не сказала прямо, чтобы не мучилась я, не жила в страшном ожидании. Она чувствовала, когда кто-то умрет, за это ее и боялись.»

Валентина Павловна предсказала и свою смерть. Токова, увидев, как старуха ходит босиком по мерзлой земле, заметила, что она простудится, баба Валя усмехнулась: «Деточка, ничего со мной не будет, я смерти не боюсь. Я буду жить долго и нудно, и меня убьют. Меня Бог не заберет до тех пор, пока меня не убьют. И каждый день я жду нож в спину». Когда в селе при пожаре сгорели два мальчика, Баранова заметила: «То мои братья, меня тоже сожгут».

1 марта 1988 года Прасковья Андреевна, как всегда, управлялась по хозяйству у Барановой. Когда собралась уходить, баба Валя остановила ее: «Ну, скоро я от вас уйду. Завтра не приходи, мне одной побыть нужно. Приходи послезавтра, да не с утра, а к обеду». А на прощание тихо и ласково промолвила: «Спасибо, что не бросила меня…». 3 марта Святашова обнаружила на кухне дома Барановой ее полуобгоревший труп.

На шее у бабы Вали зияла большая сквозная рана. Убив старуху, ее облили бензином и подожгли, надеясь, что огонь скроет следы злодеяния. Но из-за нехватки кислорода (ставни и двери были закрыты) выгорела только кухня. Следствие по делу об убийстве Барановой продолжается по сей день (напомним, эта статья написана в 1994 году).

Поскольку вроде бы ничего похищено не было, то версия об убийстве в целях ограбления отпала. По одной из версий, убили бабу Валю из мести, дескать, насолила кому-то. В этом твердо убеждены местные жители: «Отомстили ей. Она людям много вреда принесла. Колдовка была и в церковь не ходила. Отрицательное биополе с больных переносила не на себя, а на тех, кто в селе жил. Сколько она семей разбила, сколько людей несчастными сделала». Но ни одного конкретного примера привести никто не мог.

Все на уровне слухов. Святашова продолжала стоять на своем: «Если и убили ее из мести, то по наговору. Не делала она людям зла. Крестом и молитвой лечила. И в церковь ходила, пока силы были, а уж в чем священнику каялась, то Бог знает, только отпущение грехов она получила. И отпевали ее как полагается».
Уже во время следствия кто-то намекнул Святашовой, что неплохо бы деньги, завещанные ей Барановой, передать на нужды детского дома. Затем в Кугульту приехал племянник Валентины Павловны - и сразу к Святашовой: «Зачем ей такой дорогой крест, я дачу строю, мне деньги нужны».

Только Прасковья Андреевна оказалась твердым орешком и деньги не отдала. Полтора года ездила она в Ставрополь и успела незадолго до подорожания поставить на могиле Валентины Павловны белоснежный мраморный крест. Имущество же Барановой, завещанное Святашовой, разграбили племянник и соседи покойной. Дружба с бабой Валей дорого обошлась Святашовой.

Обвиняли ее в том, что ходила она учиться колдовать, что перерезала старухе горло и поживилась ее деньгами. «Бог им судья, он все видит, а кровь ее убийцам отольется, я точно знаю», - уверенно говорила она…

Нынче на Ставрополье народных целителей развелось хоть пруд пруди. Есть у них кабинеты, охранники, такса на все виды услуг. Только вот нет у людей к ним веры. А бабе Вале верили. И после ее смерти все приезжали в Кугульту люди. Узнав о гибели Валентины Павловны, многие плакали…

«Бисмилля ир рахман ир рахим…» Монотонный голос погружал в дрему, а пальцы пожилой женщины уверенно массировали шейный отдел моего позвоночника. Хронический остеохондроз уже не первый год вызывал у меня дискомфорт, но после 15-минутного массажа бабы Чимы я почувствовал себя словно заново родившимся.

«По ­хорошему тебе бы еще пару раз ко мне нужно приехать, чтобы закрепить результат. Так что уж найди время, если тебе не наплевать на свое здоровье».

Чимназ Керим Улак­кызы Насырова. Выговорить, а тем более запомнить не так-то легко, поэтому односельчане называют ее просто - баба Чима. Дом местной знахарки находится на краю села Кучки Пензенского района. В селе она появилась 17 лет назад, до этого несколько лет жила в Каменке, а еще раньше - в Баку.

Из Азербайджана ей вместе с сыном и дочерью пришлось уехать из-за начавшейся войны. Женщина до сих пор вспоминает о годах, прожитых в Баку, со слезами на глазах. Рассказывает, как окончила там библиотечный техникум, как не один десяток лет заведовала заводской библиотекой, регулярно писала в местную газету.

«Моя мама, бабушка и прабабушка родом из села Кичкилейка, так что сурский край для меня - вторая родина, - говорит баба Чима. - А мама моя тоже лечила людей. Но она лечила молитвами, а я руками. Но и про молитву не забываю. Причем молитву читаю на арабском языке.

Лечить начала еще в Баку. Когда приехали в Каменку, нас поселили в общежитии. Сначала соседей лечила, а потом слухи обо мне разошлись по всей округе. Бывало, в день приходило по 30 человек. Кто-то с чирьем, а у кого-то и посерьезнее недуг.

Как-то обратилась ко мне женщина, она в налоговой работала. Лежала в больнице с раком груди, врачи уже не брались оперировать. Приходила ко мне в 7 утра - сбегала из больницы - я ей делала массаж и молитвы читала. И болезнь начала выходить гноем, а через несколько месяцев от метастазов не осталось и следа. Врачи только руками разводили».

С еще одним случаем рака груди знахарке пришлось столкнуться совсем недавно, когда лечила односельчанку. Баба Чима надеется, что ее силы хватит, чтобы побороть смертельный диагноз. Конечно, такое лечение и самой целительнице легко не дается. Каждый раз приходится восстанавливать силы, чуть ли не сутки лежа пластом на диване.

Возили ее и в детскую больницу к девочке, страдавшей от нарывов по всему телу. Читая молитву, положив руку ребенку на голову, знахарка погрузила девочку в сон. А когда та проснулась через несколько часов, от нарывов остались только бледные пятнышки, которые на следующий день и вовсе исчезли.

В самый разгар нашей беседы неожиданно раздается дробный стук из-под половицы. В ответ на мой удивленный взгляд баба Чима улыбается:

«Это домовенок мой, я его Достом зову, что в переводе с азербайджанского значит друг. Остался в наследство от предыдущих хозяев. Узнал, что гости пришли, вот и бегает, интересуется. Обожает играть с моими собаками. А больше всего на свете молоко любит. На ночь миску оставлю в прихожей - утром уже чистая, прямо блестит».

В Кучки к знахарке едут даже из других регионов России. Иногда и самой женщине приходится покидать село. Например, несколько раз ее приглашали лечить страждущих в Москву. Правда, как признается пенсионерка, столицу она недолюбливает. Много людей, и аура темная над городом.

Приезжают к бабе Чиме, кстати, не только лечиться, но и погадать или снять порчу. «Зарядить» от порчи она может как простую воду, так и горячительные напитки, например коньяк или водку.

«Как-то гостила в Казани и со знакомыми сидела в кафе, - вспоминает целительница. - А за соседним столиком ели и выпивали мужчины. Решила сделать им подарок. Попросила у каждого стакан с водкой, зарядила спиртное и велела выпить до дна.

Компания посмеялась, а уже через несколько минут им было не до смеха, когда сначала один, а потом другой и так далее ринулись в уборную. А я им объяснила, что через понос организм очищается от порчи и сглаза.

Кстати, узнать, есть ли на человеке порча, легко. Достаточно взглянуть на его лицо. Если рот кривится, постоянно открывается и закрывается, значит, дело неладно».

А гадает баба Чима при помощи воды, сковороды, миски, сита и свечек.

«Много нехорошего творится вокруг, - качает головой знахарка. - Свой дар нужно обращать во благо, а не во зло. И люди не понимают, что, обращаясь к колдуну с просьбой наложить на кого-то порчу или сглаз, сами становятся на сторону зла.

А меня колдуны, понятное дело, не жалуют. Но серьезно навредить не могут. Одна тут недавно подкинула мне мешочек земли с кладбища. Так я его сожгла, а этой женщине при встрече сказала, что она дура, только и умеет людей пугать, а силы у нее нет».

Когда баба Чима уже провожала меня, в прихожей из-под половицы вновь раздался топоток.

«Это Дост прощается с тобой, сынок. Понравился ты ему. Так что приезжай еще, будем лечить твой остеохондроз, пока снова не станешь молодым и здоровым».

«Знахарь – человек, обладающий знаниями и использующий их для лечения людей и животных. Так же, как и колдунов, знахарей уважали, но не боялись».

В 1938 году мой прадед по маме, Андрей, вместе с семьёй переехал из только сформировавшейся Луганской области в одну из деревень, находящуюся недалеко от Задонска. Задонск тогда относился к Орловской области. Андрей вступил в колхоз, работал трактористом, получил землю для строительства дома, строился и обустраивался на новом месте. Андрея все считали зажиточным, так как он обрабатывал на своём тракторе несколько полей и за это получал зарплату зерном, мукой и керосином.

Деревня располагалась в поистине живописном месте, с одной стороны к ней подступал небольшой, но красивый лиственный лес, с другой – лог и луга, а за ними бескрайние поля.

И жил в той деревне старик Иван Фёдорович. Старый как Мир, абсолютно седой, с волосами по плечи и бородой до пояса. Он выглядел как волхв из «Песни о Вещем Олеге». Ходил всегда с дубовым посохом и корзиной для трав.

Иван Фёдорович имел прекрасный сад рядом с домом и собственную пасеку. Детей у старика не было, а жена давно умерла.

Деревенские жители воспринимали его по-разному: некоторые считали его колдуном, некоторые – святым. Но всех объединяло одно: если кто заболеет, или скотина захворает, или сайт совет понадобится, то шли к старику. Иван Фёдорович всех принимал, никому не отказывал. И никому зла не делал, ни приворотов, ни отворотов, ни порчи.

Жизнь в деревне шла своим чередом. А 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. И уже на третий день Андрей уехал на фронт. Его жена Анастасия, проводив мужа, шла вся в слезах домой. Ещё бы: любимый муж на войне, а она осталась с двумя маленькими детьми и большим хозяйством. И уже на подходах к дому ей повстречался Иван Фёдорович. Старик подошёл к женщине и, приобняв за плечи, сказал:

— Не плачь, внучка, вернётся Андрюша, живой и здоровый, только дома у тебя не будет, заново строиться будешь. Не бойся, мир не без добрых людей. Не бросят тебя. Только и в деревне ты жить не будешь, увезёт тебя Андрюша сайт в край далёкий, но ненадолго.

Сказав это, старик вытер женщине слёзы и отправился дальше своей дорогой.

Гитлеровцы наступали, и вскоре деревня наполнилась беженцами. Анастасия приютила у себя дома семью, беженцев с Украины — мать с шестью детьми. И самый младший из детей, пятилетний Коля, был болен, он был слеп. Не видел ничего, даже свет. В три года мальчик начал резко терять зрение, а к четырём годам ослеп полностью.

Долго Настя пыталась уговорить Марью показать мальчика Ивану Фёдоровичу, да только та все отмахивалась: в Киев возила, лучшие врачи ничего сделать не смогли, а тут какой-то старик неграмотный. Но Анастасия стояла на своём, и Марья сдалась.

Иван Фёдорович осмотрел мальчика, а затем пошёл в красный угол молиться перед образом Господним, зажёг лампаду и поставил чашку с мёдом. Молился старик долго, несколько часов, на сайт коленях, постоянно отбивая земные поклоны, а помолившись, намазал этим самым мёдом глаза мальчика, что осталось в чашке – протянул Марье.

— Дома ещё помажете, — сказал старик.

— Что сказал дедушка? – Спросила Настя Марью, когда она вернулась домой.

— А что он скажет? Неграмотный старик. Сказал мёдом мазать, врачи вылечить не могли, а он мёдом хочет вылечить!

— Намажь, — велела Анастасия.

Та ни в какую:

— Врачи сказали, операцию надо делать, да война треклятая.

Тогда Настя взяла и сама сделала то, что старик велел сделать Марье.

Через несколько часов женщины заметили странное поведение мальчика – он забился в самый тёмный угол.

Настя попыталась вывести ребёнка на свет, но Коля отворачивался от окна.

— Что ты видишь? – спросила Настя.

Ребёнок посмотрел вниз и сказал:

— Ручки вижу.

Настя посадила его сайт на стул и накрыла мальчику лицо тёмным платком – пусть привыкает постепенно.

Пришла зима 1942 года. Вечером Анастасия и Марья уложили детей спать, а сами пошли в сарай к скотине. Накормив живность, женщины вернулись в дом и тоже легли спать.

Ночью Марья проснулась от какого-то гудения и, выглянув в окно, увидела какое-то зарево. Что это? Марья открыла дверь в сенцы, а там… ревело пламя, и горел потолок дома и крыша.

— Настя, вставай, мы горим!

Марья кинулась будить детей, а Настя вскочила и, схватив в охапку самых младших, выскочила на улицу, на сорокаградусный мороз. Марья вывела старших детей, а затем обе женщины кинулись спасать добро из погибающего дома. На помощь к погорельцам уже бежали соседи.

Дом сгорел, стены не могли сгореть – они каменные, но изнутри дом выгорел полностью, сгорели потолок и сайт крыша.

Соседка Дуня, несмотря на то, что у самой пятеро детей, приютила у себя до весны Марью и Настю со всеми детьми. Ни одного ребёнка никуда никто не сдал.

А когда пришла весна, то всей деревней отстроили заново Настин дом.
Наступило лето 1944 года.

Несколько деревенских мальчишек решили ночью залезть в сад Ивана Фёдоровича и . Сказано – сделано. И как только густая ночная тьма окутала деревню, мальчишки перелезли через хлипкий плетень и направились к яблоням. Наевшись до отвала яблок и набив ими свои рубашки, мальчишки решили уходить. Да не тут-то было.

Вместо хлипкого плетня ребята наткнулись на частокол, и не перелезешь – на кол напорешься. Откуда он здесь? Мальчишки точно помнили, что весь сад обнесён плетнём, а тут двухметровые пики. Мальчишки пошли в другую сторону и оказались на краю глубокого рва, сайт наполненного зловонной водой. Перепугавшись, ребятишки кинулись в третью сторону, а там… терновник. Шиповник, розы и тёрн, ребята решили продираться сквозь кусты. Раздирая руки, ноги, лицо и спину в кровь, мальчишки пробились сквозь заросли и наткнулись на такие же заросли. Так и метались они по саду до утра.

— Деточки, что вы здесь делаете?

Мальчишки аж подпрыгнули, перед ними стоял старый знахарь.

— Простите нас, дедушка, яблок к вам воровать пришли.

— А что ж не ушли? – Спросил знахарь.

— Да у вас, дедушка, сад частоколом был обнесён, и в ров мы чуть не упали и гляньте, всё себе изодрали об ваши кусты.

— Так, где же ваши царапины? – Спросил дед. Ни на одном мальчике не было ни одной царапины.

— Ну-ка, ребятки, пойдём канаву посмотрим и кусты колючие, да сайт и на частокол поглядеть мне, старому, охота.

Не было ни рва, ни частокола, ни кустов, был просто фруктовый сад, пасека и огород, обнесённый еле дышащим плетнём.

— Пожалуйста, дедушка, не говорите нашим родителям, что мы делали.

— Что вы, миленькие, – отвечал дед, — Конечно, не скажу, зачем мне это. Только больше не воруйте у старого.

Так как мальчишки растеряли все яблоки, нарванные ночью, старик нарвал новых и отдал мальчишкам со словами:

— Не воруйте, лучше попросите, всё равно я столько не съем, я ведь не откажу.

Фашистская Германия капитулировала 9 мая 1945 года. Наступило лето.
Марья со своими детьми уехала на родину, а мужчины стали возвращаться с войны. Но не было среди них Андрея. Сильное волнение запало в душу Анастасии, и отправилась она в дом к старику.

— Дедушка, вы сказали, сайт Андрей вернётся. Что ж не возвращается?

— Жди, внучка. Вернётся. Раз я сказал, вернётся, значит, вернётся.

Андрей вернулся в конце октября 1945 года без единой царапины и с орденами.

В августе 1946 года Андрей вместе с семьёй уехал в Калининград, но через восемь лет, в 1954 году, они вернулись, правда, не в родную деревню, а в Воронежскую область. Так сбылось предсказание Ивана Фёдоровича о том, что Андрей увезёт их в край далёкий, но потом они вернутся.

В 1980 году моя бабушка приехала в ту деревню к своим дальним родственникам и узнала о дальнейшей судьбе старика.

В начале семидесятых годов пришёл Иван Фёдорович к плотнику Петру и говорит:

— Окажи последнюю услугу старику, сделай мне гроб и крест, на совесть сделай.

Петруха аж папиросу уронил:

— Бог с вами, Иван Фёдорович, вы же сайт здоровы как бык, вы ещё поживёте.

— Нет, внучек, уже больше ста годочков мне, отжил я своё. Сегодня утром, с первыми лучами Солнца явился ко мне Ангел Господень и сказал, что Боженька призовёт мою душу через три дня. Сказал: «Готовься».

Плотник бросил всё и принялся за стариков заказ, через три дня Ивана Фёдоровича не стало. Хоронили его всей деревней, а крест ставил сам плотник Пётр.

С тех пор прошло более тридцати лет, деревня пережила девяностые без особых потерь.

От святого человека, Ивана Фёдоровича, остался лишь сад, который кормит яблоками и грушами уже не одно поколение людей.

Цветы от алкоголиков

— Это мне дарят мои лодыри и тунеядцы, — смеется известная многим целительница

По морозу босиком с милым убежала

— Раздевайся догола! – так встречает каждого мужчину Валентина Фролова — целительница из села Покровское Цильнинского района.

Оторопевшие мужики, как правило, начинают покорно стаскивать с себя одежды, но Валентина Васильевна быстро прекращает игру:

— У тебя что, долларов много, чтобы мне платить? Поцелуй меня в щечку ради уважения и успокойся.

— Я не проверяю людей на нечестность или брезгливость, — объясняет она свой ритуал. – Мне надо понять, боятся меня или нет. Это очень важно при лечении.

Выходной

Официально суббота и воскресенье у Фроловой – дни, которые она посвящает себе. Но людская молва, летящая далеко за пределы России, рассказывает не о графике работы целительницы, а о ее чудодейственных молитвах и рецептах.

— У меня опухоль за ухом была, — рассказывал попутчик Владимир, которого репортеры «НГ» довезли от Большого Нагаткина до Богородской Репьевки. – В больницу ходил, лечился какими-то лекарствами – ничего не помогало. Поехал к тете Вале. Два дня ездил. Посоветовала, какие мази сделать, молитву прочитала и отпустила. Мы снадобье сделали, помазали, а через некоторое время и следа от опухоли не осталось.

Владимир махнул рукой в направлении Покровского, а сам зашагал в свое село – Русскую Цильну.

Ясновидящая

— Раздевайся догола! – Скомандовала журналисту «НГ» целительница. – Тот оказался стеснительнее пациентов. Женщина засмеялась:

— Ладно, не смущайся. Пойду только мужу скажу, что я правильно увидела.

Оказывается, за несколько минут до нашей встречи, она сказала Николаю:

— К нам журналисты сегодня приедут. Что-нибудь на стол приготовишь?

— Я ведь не только целительница, — вернулась она к журналистам. – Я с рождения ясновидящая.

Раздался стук в дверь.

— От алкоголизма лечиться приехали, — вздыхает. И разрешает, — войдите.

Заглядывает молодой человек.

— Валентина Васильевна, девушку и женщину от алкоголя вылечите?

— Сразу двоих! – восклицает Фролова. – Ладно, заходите. Но запомните, в субботу-воскресенье ко мне ездить не надо.

Алкоголики

— Раздевайся догола! – парень не знает, что это шутка, но ради спасения жены и мамы готов на все. В глазах паника, но рубашку расстегивает. Женщины оторопели, а Валентина Васильевна смеется:

— Ладно, ладно, прекрати. В щечку целуй и достаточно.

Женщины своей рукой в толстом журнале пишут расписки о том, что добровольно идут на лечение и несут ответственность за свое решение. Пожилая едва сдерживает тремор и переживает:

— Не напишу, наверное.

Молодая пишет.

— Дату помнишь? – спрашивает целительница.

— Помню, конечно, — отвечает больная. – У меня сегодня день рождения.

— Ой, зря ты в День Ангела решаешься на такое. Очень большая ответственность. Никак нельзя будет клятву нарушить. Готова?

Девушка оборачивается к мужу. Тот отвечает за жену:

— Готова.

— Готова, — эхом вторит та.

— Ну, смотри. – Целительница зажигает свечу и начинает ритуал.

Молитва на чувашском языке звучит непривычно и диковато. Нож в руках выглядит устрашающе. Она водит лезвие над пламенем, направляет его на людей, в небо, в пол. И беспрестанно говорит. Понятны только несколько слов: сигареты, наркоман, деньги… Говорит и плачет.

— Потому что очень мне больно за таких людей, — объясняет потом свои слезы Валентина Васильевна. – Говорю им: «Как вы можете! Почему не встречаете гостей чаем и лимонадом? Обидятся? Пусть обижаются! Семья должна быть на первом месте, а не друзья-собутыльники. Я без рук всю жизнь живу, зубами одежду застегивала, ногами сыну пеленки стирала. И не сломалась. А вы – молодые, красивые… Лодыри, алкоголики, тунеядцы»!

— Что мы вам должны, Валентина Васильевна? – спросила пожилая.

— Вот сюда положи 10 рублей и скажи – на свечку.

Женщина положила сотню и со слезами протянула Фроловой тысячную купюру.

— А это вам. Возьмите, пожалуйста!

Валентина отказалась наотрез.

— Мне ваши деньги добра не принесут! Вот когда разбогатеете, обзаведетесь квартирой или иномаркой, купите мне буханку хлеба, и букет цветов привезите.

На женщину жалко было смотреть. Тысяча жгла руки. Увезти домой ее было невозможно. Целительница деньги не брала. Женщина рухнула на колени.

— Валентина Васильевна, ну, что же мне делать? Возьмите, ради Бога! Умоляю!

— Оставь деньги, — согласилась Фролова.

Посетители вышли за дверь, а она вздохнула:

— В церковь отдам. Не могу для себя деньги брать. Сразу дар потеряю.

Не смогла отказать в приеме Фролова и супругам из Татарии. Жена привезла к ней, как к последней надежде, мужа. Валерий, — чуваш лет тридцати трех, — получил от Фроловой такой материнский нагоняй, что пошел пунцовыми пятнами.

Потом была девушка из Ульяновска со страшной аллергией. Потом Фролова закрылась, сказав на улицу:

— Мне некогда. У меня журналисты, надо еще про себя рассказать.

За свои пятьдесят лет Валентина Васильевна перенесла девять операций. Одна нога короче другой на 3 сантиметра. Руки почти не работают. В молодости опрокинула на себя двадцатилитровую кастрюлю с кипятком.

— В семь лет живот заболел, — вспоминает она, — мама на руках понесла меня в больницу. Несет, а я кричу: «Не надо меня резать, нет там у меня ничего!». Она спрашивает: «С чего взяла, что тебя резать будут?» Говорю: «Там врач в халате сидит, живот резать будет, а у меня там нет ничего».

Врач на самом деле оперировал маленькую Валю. Перепутал аппендицит с острым гастритом. А потом беды посыпались одна за другой. Кто-то подкинул к порогу их счастливого дома какие-то наговоренные вещи. Родители испугались, а Валя взяла нечисть и сожгла. Но, видимо, неумело. Порча перекинулась на нее, и девочка стала сохнуть на глазах. Отказали руки, усохло тело. Началась тяжелая жизнь инвалида.

— Я из-за этого вообще замуж не хотела выходить, — признается она. — Хотя знала, за кого выйду и когда выйду. Мой Коля за мной 12 лет ухаживал и все уговаривал. Я не соглашалась. А тут еще родные «пели»: «Посмеется и бросит». Ну, и его родители возражали сильно против такой невестки. Я же инвалидка, кому я нужна!

Год шел за годом, а Николай не бросал свою принцессу – так ее называли в чувашском селе. Каждый день ездил или ходил к ней за семь километров и каждый день уговаривал: «Валь, выходи за меня. Никого, кроме тебя нет». Та либо отмалчивалась, либо отшучивалась. Мучила себя, мучила мужика.

— Ни разу он меня не тронул за эти годы, — признается. – Что ты! Слова грубого не сказал. Госпожа, Валенька да миленькая – только так и называл.

— Однажды в сентябре меня знакомый до ее дома довез, — вспоминает Николай. – А туман такой стоял – как молоко! Она спрашивает: «Ты как же доехал? Ничего не видно». А я, если честно, и не заметил. Да, туман, а дорога к ней прямо светилась, как на ладони.

— Ой, мы вам столько чудес всяких рассказать можем, — отмахивается Валентина Васильевна. – В этом году на Пасху мне что-то тяжело стало. Весь день пролежала. Уже когда стемнело, полегчало. Говорю мужу: «Коль, что же это такое? Все люди в церковь ходили, на кладбище, а я в постели пролежала. Давай, погуляем».

— Вышли на поляну за клубом, — продолжает Николай и одновременно увидели – с неба спускается видение Николая Угодника. Как будто ворота открывает и говорит: «Для нас преграды нет…».

Лишь в тридцать лет Валя решилась на отчаянный шаг – вопреки воле родителей жить с любимым. 22 февраля 1987 года, морозной ночью, убежала из дома в капроновых колготках и коротеньких сапожках. Николай увез ее из Дрожжановского района в Цильнинский, в Покровское. Безденежные, но счастливые, они заняли пустующую квартиру почти без окон без дверей…

— Дверь лишняя там как раз была, — смеется Николай. – Мы ее вместо стола использовали.

Заняли квартиру, отправили родным короткие записки: «Нас не ищите, мы решили жить вместе». Три месяца никто не знал, где прячутся Валя с Колей. Потом мамы и папы приехали извиняться за то, что не верили в них любовь.

Врачи запрещали рожать. Но она не смогла смириться с мыслью, что у нее не будет ни одного ребенка. И решилась. Делали кесарево. Мальчишка родился на удивление здоровым.

— Помощник мой, — нежно говорит про шестнадцатилетнего Петра Валентина. – Школу через год закончит. Очень хорошо учится. Юристом хочет стать. Или врачом. Но врачом меньше – боится. Там, говорит, конкуренция нечестная.

Фроловы до сих пор считают, что на свете нет ничего важнее и ценнее, чем любовь. Муж и сын буквально носят маму на руках. Она для них по-прежнему принцесса. Муж – Коля, Коленька. Или – душман. Потому что у него борода такая, что детей пугать. А ей нравится. Сын – шутливо — Петросян.

— Петя маленький был, а мне вдруг так арбуза захотелось, — рассказывает Валентина. – Приехали армяне на машине. Меняют арбузы на картошку. Я с сыном подошла, говорю: «Продайте хоть один!». Те ни в какую – только, мол, за картошку. «Пошли, — говорю, Петросян, — нет нам никаких арбузов». Армяне аж подпрыгнули: «Как сына зовут? Петросян?!!».

— Эти арбузы потом всем селом ели, — смеется Николай. – Прямо к нашему дому привезли и сгрузили. Штук двадцать, наверное.

Венчание

Пять лет назад Фроловы обвенчались. Валентина в чувашской церкви была в белом платье. Тот ритуал остался лишь в памяти у немногих гостей. Да в двух фотографиях, которые свято хранит Фролова. На фото – несколько человек в церкви. В том числе и Валя с Колей. В темном помещении и снимки получились темные. А за спиной Фроловой – светящаяся и словно потрескавшаяся стена.

— Валя! – воскликнули гости. – Ты посмотри, что это у тебя за спиной.

Она обернулась, а фотограф сделал второй снимок. Обе фотографии вставлены в одну рамочку. И никому их Фролова в руки не дает.

Недавно исполнилась мечта Валентины Фроловой – у нее появилась белая спальня.

— С детства грезила белым спальным гарнитуром, — признается она. – А на пятидесятилетие один племянник (их у богатой тетушки аж 49!) подарил десять тысяч. Я растерялась, что с ними делать. А потом гарнитур купила. Белый!

В спальне и передней комнате живые цветы. На полу, на столах, на подоконниках — вазы, вазы, вазы…

— Это мне лодыри, тунеядцы, алкоголики дарят, — улыбается целительница. – За то, что от вина избавляю. Как будто знают, как я люблю цветы.