Сообщение древнерусские подвижники и святые. Имена русских святых жития русских святых

Для наших читателей: святые люди на руси с подробным описанием из различных источников.

Русские святые…Список угодников Божиих неиссякаем. Своим образом жизни они угодили Господу и благодаря этому стали ближе к вечному бытию. Каждый святой имеет свой лик. Данный термин обозначает категорию, к которой причисляют Божьего Угодника при его канонизации. К ним относятся великомученики, мученики, преподобные, праведные, бессребреники, апостолы, святители, страстотерпцы, юродивые (блаженные), благоверные и равноапостольные.

Страдания во имя Господа

Первые святые русской церкви среди угодников Божьих – это великомученики, которые пострадали за веру Христову, скончавшись в тяжких и долгих муках. Среди русских святых первыми причислены к данном лику были братья Борис и Глеб. Именно поэтому они называются первомучениками – страстотерпцами. Кроме того, русские святые Борис и Глеб были первыми канонизированы в истории Руси. Братья погибли в междоусобной войне за престол, начавшейся после смерти князя Владимира. Ярополк, прозванный Окаянным, сначала убил Бориса, когда тот спал в шатре, находясь в одном из походов, а затем и Глеба.

Лик подобных Господу

Преподобные – это те святые, которые вели аскетический образ жизни, находясь в молитве, трудах и посте. Среди русских угодников Божьих можно выделить преподобного Серафима Саровского и Сергия Радонежского, Савву Сторожевского и Мефодия Пешношкого. Первым святым на Руси, канонизированным в этом лике, считается инок Николай Святоша. До принятия чина монашества он был князем, правнуком Ярослава Мудрого. Отказавшись от мирских благ, преподобный подвизался в иноки в Киево-Печерской лавре. Николай Святоша почитается как чудотворец. Считается, что его власяница (грубая шерстяная рубашка), оставленная после кончины, излечила одного болящего князя.

Сергий Радонежский – избранный сосуд Духа Святого

Особого внимания заслуживает русский святой 14 века Сергий Радонежский, в миру Варфоломей. Он родился в благочестивой семье Марии и Кирилла. Считается, что находясь еще в утробе матери, Сергий проявил свою богоизбранность. Во время одной из воскресных литургий еще не родившийся Варфоломей вскрикнул три раза. В то время его мать, как и остальные прихожане, была объята ужасом и смущением. После своего рождения преподобный не пил грудное молоко, если Мария вкушала в этот день мясо. По средам и пятницам маленький Варфоломей голодал и не брал материнскую грудь. Кроме Сергия, в семье было еще два брата – Петр и Стефан. Родители растили детей в православии и строгости. Все братья, кроме Варфоломея, хорошо учились и умели читать. И лишь младшему в их семье тяжело давалась грамота – буквы расплывались перед глазами, мальчик терялся, не смея вымолвить и слова. Сергий очень страдал от этого и усердно молился Богу в надежде получить способность читать. Однажды, вновь осмеянный своими братьями за неграмотность, он убежал в поле и встретил там старца. Варфоломей рассказал о своей печали и просил инока помолиться за него Богу. Старец дал мальчику кусочек просфоры, пообещав, что Господь обязательно дарует ему грамоту. В благодарность за этого Сергий пригласил инока в дом. Перед принятием трапезы старец попросил мальчика прочитать псалмы. Робея, Варфоломей взял книгу, боясь даже взглянуть на буквы, которые всегда расплывались у него перед глазами… Но чудо! – мальчик начал читать так, будто уже давно знал грамоту. Старец предсказал родителям, что велик будет их младший сын, так как он есть избранный сосуд Духа Святого. После такой судьбоносной встречи Варфоломей стал строго поститься и постоянно молиться.

Начало монашеского пути

В 20 лет русский святой Сергий Радонежский просил своих родителей дать ему благословение на принятие пострига. Кирилл и Мария упросили сына остаться с ними до самой их кончины. Не смея ослушаться, Варфоломей жил с родителями до тех пор, пока Господь не забрал их души. Похоронив отца и мать, юноша вместе со старшим братом Стефаном отправляются принимать постриг. В пустыне, называемой Маковец, братья возводят Троицкий храм. Стефан не выдерживает сурового аскетического образа жизни, которого придерживался его брат, и отправляется в другой монастырь. В это же время Варфоломей принимает постриг и становится иноком Сергием.

Троице-Сергиева Лавра

Известная на весь мир обитель Радонежскогокогда-то зародиласьвглухом лесу, в котором некогда уединился преподобный. Сергий ежедневно находился в посте и молитве. Питался он растительной пищей, а гостями ему были дикие звери. Но однажды несколько монахов прознали о великом подвиге подвижничества, совершаемом Сергием, и решили прийти в обитель. Там эти 12 иноков и остались. Именно они стали основателями Лавры, которую вскоре возглавил сам преподобный. К Сергию за советом приезжал князь Дмитрий Донской, готовящийся к битве с татарами. После кончины преподобного спустя 30 лет были обретены его мощи, совершающие и по сей день чудо исцеления. Этот русский святой 14 века до сих пор невидимо принимает в свою обитель паломников.

Праведники и блаженные

Праведные святые заслужили Божью милость благодаря благочестивому образу жизни. К ним относятся как мирские люди, так и священнослужители. Праведными считаются родители Сергия Радонежского – Кирилл и Мария, которые были истинными христианами и научали православию своих детей.

Блаженные – это те святые, которые намеренно приняли образ людей не от мира сего, став подвижниками. Среди русских Угодников Божьих особо почитаются Василий Блаженный, живший во времена Иоанна Грозного, Ксения Петербуржская, отказавшаяся от всех благ и отправившаяся на далекие скитания после смерти любимого мужа, Матрона Московская, прославившаяся даром ясновидения и исцеления при жизни. Считается, что сам И. Сталин, не отличавшийся религиозностью, прислушивался к блаженной Матронушке и ее пророческим словам.

Ксения – юродивая Христа ради

Блаженная родилась в первой половине 18 века в семье благочестивых родителей. Став совершеннолетней, она вышла замуж за певчего Александра Федоровича и жила с ним в радости и счастье. Когда Ксении исполнилось 26 лет, ее муж скончался. Не в силах перенести такое горе, она раздала свое имущество, облачилась в одежды мужа и ушла в долгие скитания. После этого блаженная не откликалась на свое имя, прося называть себя Андреем Федоровичем. «Умерла Ксения», – заверяла она. Святая стала скитаться по улицам Петербурга, изредка заходя пообедать к своим знакомым. Некоторые люди издевались над убитой горем женщиной и подтрунивали над ней, но Ксения все унижения переносила безропотно. Лишь однажды она проявила свой гнев, когда местные мальчишки закидали ее камнями. После увиденного местные жители прекратили издеваться над блаженной. Ксения Петербуржская, не имея крова, молилась по ночам в поле, а затем снова приходила в город. Блаженная незаметно помогала рабочим строить каменный храм на Смоленском кладбище. Ночью она неустанно укладывала в ряд кирпичи, способствуя скорейшему возведению церкви. За все благие дела, терпение и веру Господь одарил Ксению Блаженную даром прозорливости. Она предсказывала будущее, а также спасала многих девиц от неудачных браков. Те люди, к которым приходила Ксения, становились счастливее и удачливее. Поэтому каждый старался услужить святой и привести ее в дом. Ксения Петербуржская скончалась в 71 год. Похоронили ее на Смоленском кладбище, где недалеко находилась выстроенная ее же руками Церковь. Но и после физической смерти Ксения продолжает помогать людям. У ее гроба совершались великие чудеса: больные исцелялись, ищущие семейного счастья удачно женились и выходили замуж. Считается, что Ксения особо покровительствует незамужним женщинам и уже состоявшимся женам и матерям. Над гробом блаженной построили часовню, к которой до сих пор приходят толпы людей, просящие у святой заступничества перед Богом и жаждущие исцеления.

Святые государи

К лику благоверных причисляют монархов, князей и царей, которые отличились

Государыни – Божьи Угодницы

К благоверным святым также была причислена княгиня Анна, жена Ярослава Мудрого, благодаря которой между Скандинавскими странами и Россией наблюдался относительный мир. При жизни она построила женский монастырь в честь Святой Ирины, так как при крещении получила именно это имя. Благоверная Анна чтила Господа и свято верила в него. Незадолго до своей кончины она приняла постриг и скончалась. День памяти – 4 октября по Юлианскому стилю, но в современном православном календаре эта дата, к сожалению, не упоминается.

Первая русская святая княгиня Ольга, в крещении Елена, приняла христианство, оказав влияние на его дальнейшее распространение по Руси. Благодаря своей деятельности, способствующей укреплению веры в государстве, ее причислили к лику святых.

Служители Господа на земле и на небе

Святители – это такие угодники Божии, которые были священнослужителями и за свой образ жизни получили особое расположение Господа. Одним из первых святых, причисленных к данному лику, стал Дионисий, архиепископ Ростовский. Прибыв с Афона, он возглавил Спасо-Каменный монастырь. Люди тянулись к его обители, так как он знал человеческую душу и всегда мог наставить нуждающихся на путь истинный.

Среди всех святителей, канонизированных православной церковью, особо выделяется архиепископ Мирликийский Николай Чудотворец. И хоть святой не имеет русского происхождения, он стал поистине заступником нашей страны, всегда находясь по правую руку от Господа нашего Иисуса Христа.

Великие русские святые, список которых продолжает пополняться и по сей день, могут покровительствовать человеку, если тот будет усердно и искренне им молиться. Обращаться к Угодникам Божьим можно в разных ситуациях – житейских нуждах и болезнях, или просто желая отблагодарить Высшие Силы за спокойную и безмятежную жизнь. Обязательно приобретите иконы русских святых – считается, что молитва перед образом является наиболее действенной. Также желательно, чтобы у вас была именная икона – образ того святого, в честь которого вы крещены.

7 первых канонизаций святых на Руси

Первые русские святые – кто они? Возможно, узнав о них больше, мы найдем откровения нашего собственного духовного пути.

Борис Владимирович (князь ростовский) и Глеб Владимирович (князь муромский), при крещении Роман и Давид. Русские князья, сыновья великого князя Владимира Святославича. В междоусобной борьбе за киевский престол, вспыхнувшей в 1015 году после смерти их отца, были убиты своим же старшим братом за христианские убеждения. Юные Борис и Глеб, зная о намерениях, не применили оружие против нападавших.

Князья Борис и Глеб стали первыми святыми, канонизированными именно русской церковью. Они не были первыми святыми русской земли, так как позже Церковь стала чтить живших до них варягов Феодора и Иоанна, мучеников за веру, погибших при Владимире-язычнике, княгиню Ольгу и князя Владимира, как равноапостольных просветителей Руси. Но святые Борис и Глеб были первыми венчанными избранниками русской Церкви, первыми чудотворцами ее и признанными небесными молитвенниками “за новые люди христианские”. Летописи полны рассказами о чудесах исцеления, происходивших у их мощей (особый акцент на прославлении братьев как целителей сделан в XII веке), о победах, одержанных их именем и с их помощью, о паломничестве князей к их гробу.

Их почитание сразу установилось, как всенародное, до церковной канонизации. Греки-митрополиты сначала сомневались в святости чудотворцев, но митрополит Иоанн, который сомневался больше всех, в скором времени сам перенес нетленные тела князей в новую церковь, установил им праздник (24 июля) и составил им службу. Это был первый пример твердой веры русских людей в своих новых святых. Только так можно было преодолеть все канонические сомнения и сопротивление греков, вообще не склонных поощрять религиозный национализм новокрещенного народа.

Преп. Феодосий Печерский

Преп. Феодосий – отец русского монашества, был вторым святым, торжественно канонизированным русской церковью, и первым ее преподобным. Подобно тому, как Борис и Глеб упредили в земном прославлении св. Ольгу и Владимира, св. Феодосии был канонизирован ранее Антония, своего учителя и первого основателя Киево -Печерского монастыря. Древнее житие св. Антония, если оно и существовало, было рано утрачено.

Антоний, когда к нему начала собираться братия, оставил ее на попечение поставленного им игумена Варлаама и затворился в уединенной пещере, где и пребывал до самой смерти. Он не был наставником и игуменом братии, кроме самых первых пришельцев, и его одинокие подвиги не привлекли внимания. Хотя скончался он всего за год или за два ранее Феодосия, но к тому времени тот был уже единственным средоточием любви и почитания не только монастырской, уже многочисленной братии, но и всего Киева, если не всей южной Руси. В 1091 г. мощи св. Феодосия были открыты и перенесены в великую Печерскую церковь Успения Богородицы, что говорило о его местном, монастырском почитании. А в 1108 году, по почину великою князя Свягополка, митрополит с епископами совершают торжественную (общую) его канонизацию. Еще до перенесения его мощей, лет 10 спустя по смерти святого, преп. Нестор написал его житие, обширное и богатое содержанием.

Святые киево-печерского патерика

В Киево-Печерском монастыре, в Ближней (Антониевой) и Дальней (Феодосиевой) пещерах почивают мощи 118 святых, большинство которых известно лишь по имени (есть и безымянные). Почти все эти святые были иноками монастыря, домонгольской и послемонгольской поры, местно чтимыми здесь. Митрополит Петро Могила канонизировал их в 1643 г., поручив составить общуюимслужбу. И лишь в 1762 г., по указу Святейшего Синода, киевские святые были внесены в общерусские месяцесловы.

О житиях тридцати из киевских святых мы знаем из так называемого Киево-Печерского Патерика. Патериками в древней христианской письменности назывались сводные жизнеописания подвижников – аскетов определенной местности: Египта, Сирии, Палестины. Эти восточные патерики были известны в переводах на Руси с первых времен русского христианства и оказали очень сильное влияние на воспитание нашего монашества в духовной жизни. Печерский Патерик имеет свою длинную и сложную историю, по которой можно фрагментарно судить о древнерусской религиозности, о русском монашестве и монастырском быте.

Преп. Авраамий Смоленский

Один из очень немногих подвижников домонгольского времени, от которого осталось подробное жизнеописание, составленное его учеником Ефремом. Преп. Авраамий Смоленский был не только чтим в своем родном городе после кончины (в начале XIII века), но и канонизирован на одном из московских Макариевских соборов (вероятно, 1549 г.). Жизнеописание св. Авраамия передает образ подвижника большой силы, полный оригинальных черт, может быть, неповторимых в истории русской святости.

Преподобный Авраамий Смоленский, проповедник покаяния и грядущего Страшного Суда, родился в середине ХII в. в Смоленске от богатых родителей, которые до него имели 12 дочерей и молили Бога о сыне. С детства он рос в страхе Божием, часто посещал церковь и имел возможность учиться по книгам. По смерти родителей, раздав все имущество монастырям, церквам и бедным, преподобный ходил по городу в рубище, моля Бога указать путь спасения.

Он принял постриг и в качестве послушания списывал книги и каждый день совершал Божественную литургию. Авраамий был сух и бледен от трудов. Святой был строг и к себе, и к духовным детям. Сам написал две иконы на темы, которые более всего занимали его: на одной изобразил Страшный Суд, а на другой – истязания на мытарствах.

Когда по клевете ему запретили священнодействовать, в городе открылись разные беды: засуха и болезни. Но по его молитве за город и жителей пошел обильный дождь, и засуха кончилась. Тогда все убедились воочию в его праведности и стали высоко почитать и уважать его.

Из жития пред нами предстает необычный на Руси образ аскета с напряженной внутренней жизнью, с беспокойством и взволнованностью, вырывающимися в бурной, эмоциональной молитве, с мрачно – покаянным представлением о человеческой судьбе, не возливающий елей целитель, а суровый учитель, одушевленный, может – быть пророческим вдохновением.

Святые “благоверные” князья составляют особый, весьма многочисленный чин святых в русской церкви. Можно насчитать около 50 князей и княгинь, канонизированных к общему или местному почитанию. Почитание святых князей усиливается во времена монгольского ига. В первое столетие татарщины, с разрушением монастырей, почти иссякает русская монашеская святость. Подвиг святых князей становится главным, исторически важным, не только национальным делом, но и церковным служением.

Если выделить святых князей, пользовавшихся всеобщим, а не только местным, почитанием, то это – св. Ольга, Владимир, Михаил Черниговский, Феодор Ярославский с сыновьями Давидом и Константином. В 1547-49 г. к ним прибавились Александр Невский, Михаил Тверской. Но Михаил Черниговский, мученик, занимает первое место. Благочестие святых князей выражается в преданности церкви, в молитве, в строительстве храмов и уважении к духовенству. Всегда отмечается нищелюбие, заботы о слабых, сирых и вдовицах, реже правосудие.

Русская церковь не канонизирует в своих святых князьях национальные или политические заслуги. Это подтверждает тот факт, что в ряду святых князей мы не находим тех, кто больше всего сделал для славы России и для ее единства: ни Ярослава Мудрого, ни Владимира Мономаха, при всем их несомненном благочестии, никого в ряду князей московских, если не считать Даниила Александровича, местно чтимого в построенномим Даниловом монастыре, и канонизированного не ранее ХУШ или XIX века. Зато Ярославль и Муром дали Церкви святых князей, совершенно неизвестных летописи и истории. Церковь не канонизирует никакой политики, – ни московской, ни новгородской, ни татарской; ни объединительной, ни удельной. Об этом часто забывают в наше время.

Святитель Стефан Пермский

Стефан Пермский занимает совершенно особое место в сонме русских святых, стоя несколько особняком от широкой исторической традиции, но выражая новые, быть может, не вполне раскрытые возможности в русском православии. Святитель Стефан – миссионер, отдавший свою жизнь на обращение языческого народа – зырян.

Св. Стефан был родом из Устюга Великого, в Двинской земле, которая как раз в его время (в XIV веке) из Новгородской колониальной территории переходила в зависимость от Москвы. Русские города представляли островки среди инородческого моря. Волны этого моря подходили к самому Устюгу, вокруг которого начинались поселения западных пермяков, или, по нашему наименованию, зырян. Другие, восточные пермяки, жили на реке Каме, и их крещение было дело преемников св. Стефана. Несомненно, что, как знакомство с пермяками и их языком, так и идея евангельской проповеди среди них относятся к отроческим годам святого. Будучи одним из самых умных людей своего времени, зная греческий язык, он оставляет книги и учения ради проповеди дела любви, Стефан предпочел идти в пермскую землю и миссионерствовать – один. Его успехи и испытания зарисованы в ряде сцен с натуры, не лишенных юмора и прекрасно характеризующих наивное, но природно – доброе зырянское мировоззрение.

Он не стал соединять крещение зырян с их обрусением, он создал зырянскую письменность, он перевел для них богослужение и св. Писание. Он сделал для зырян то, что Кирилл и Мефодий – для всего славянства. Он также составил зырянскую азбуку на основе местных рун – знаков для зарубок на дереве.

Преп. Сергий Радонежский

Новое подвижничество, которое возникает со второй четверти XIV века, после татарского ига, сильно отличается от древне-русского. Это подвижничество пустынножителей. Взяв на себя труднейший подвиг, и притом необходимо связанный с созерцательной молитвой, монахи-пустынники поднимут духовную жизнь на новую высоту, еще не достигнутую на Руси. Главою и учителем нового пустынножительного иночества был преп. Сергий, величайший из святых древней Руси. Большинство святых XIV и начала XV века являются его учениками или “собеседниками”, т. е. испытавшими его духовное влияние. Житие преп. Сергия сохранилось благодаря его современнику и ученику Епифанию (Премудрому), биографу Стефана Пермского.

Житие дает понять, что смиренная кротость его – основная духовная ткань личности Сергия Радонежского. Преп. Сергий никогда не наказывает духовных чад. В самых чудесах своих преп. Сергий ищет умалить себя, принизить свою духовную силу. Преп. Сергий – выразитель русского идеала святости, несмотря на заострение обоих полярных концов ее: мистического и политического. Мистик и политик, отшельник и киновит совместились в его благодатной полноте.

Кто: Николай Угодник.

За что почитают: Он побил Ария за ереси, это произошло во время Вселенского cобора, и по правилам его тут же низложили за драку. Однако в эту же ночь Пресвятая Богородица явилась всем участникам Вселенского собора во сне и в категоричной форме распорядилась, чтобы его вернули. Николай Угодник был пламенный, неистово верующий человек, был добр, спас очень многих людей от несправедливых судебных тяжб. Больше всего он известен тем, что раздаривает на Рождество подарки. А дело было так: его сосед разорился и собрался выдать своих дочерей замуж за нелюбимых, старых, но богатых. Когда Николай Угодник узнал об этой несправедливости, то решил отдать соседу все золото церкви, в которой был епископом. Узнал он об этом как раз под Рождество. Николай Угодник пошел в храм, собрал золото, но его было много, в руках не унести, и тогда он решил насыпать все в носок, а носок перекинул соседу. Сосед смог расплатиться с кредиторами, и девчата его не пострадали, а традиция дарить рождественские подарки в носках сохранилась до сих пор.

Стоит отметить, что Николай Угодник - бесконечно почитаемый русским народом святой. В петровские времена основным аргументом в нежелании обрезать бороды был следующий: «Как же я без бороды предстану перед Николаем Угодником!» Он был очень понятен русскому человеку. Для меня это очень теплый святой, объяснить и мотивировать я это не могу, но сердцем очень сильно ощущаю.

Кто: Спиридон Тримифунтский.

За что почитают: Он отличился на том же Вселенском соборе, что и Николай Угодник, доказывая двоичную природу Христа. Он сжал кирпич в руке и получил песок и воду, доказав таким образом, что может быть два естества в одном. Но гораздо интереснее другой случай, связанный с этим святым. Известно, что Гоголь окончательно укрепился в православной вере после своего посещения Корфу. Гоголь и его друг-англичанин попали на вынесение нетленных мощей Спиридона Тримифунтского. Во время этого хода мощи святого несут на специальных носилках, в хрустальной раке. Наблюдая за шествием, англичанин сказал Гоголю, что это мумификация, а швов не видно, потому что они на спине и прикрыты одеянием. И в этот момент мощи Спиридона Тримифунтского шевельнулись, он повернулся к ним спиной и сбросил накинутые на плечи одеяния, демонстрируя совершенно чистую спину. После этого события Гоголь окончательно ударился в религию, а англичанин принял православие и, по неподтвержденным данным, стал со временем епископом.

Кто: Ксения Петербуржская.

За что почитают: История ее всем известна. Она была супругой регента царского хора. Горячо любила своего мужа, и когда он умер, то выходила в его одеждах на улицу и говорила, что это Ксения умерла, а не Иван Федорович. Многие принимали ее за сумасшедшую. Позже все изменилось, чудотворения она совершала еще при жизни. Купцы считали за большую честь, если она заходила к ним в лавку - потому что тогда торговля шла значительно лучше.

Неоднократно ощущал в своей жизни ее помощь. Всякий раз, когда я приезжаю в Санкт-Петербург, основной целью моей поездки становится не посещение Эрмитажа или других музеев и храмов, а посещение именно часовни Ксении Петербуржской и храма, где она молилась.

Кто: Василий Блаженный.

За что почитают: В свое время Василий Блаженный был единственным человеком, кроме митрополита Филиппа, который решался говорить Ивану Грозному правду, не думая о том, как может в дальнейшем сложиться его судьба. Обладал даром чудотворения.

Правда, лично меня с ним ничего не соприкоснуло, кроме видов собора Василия Блаженного, но я сердцем чувствую, что это великий святой, близок он мне очень.

Кто: Прасковья Пятница.

За что почитают: Ей молятся о детях. Как-то я был в Югославии, ездил туда на Пасху, как раз американцы тогда только начинали бомбить эти территории. Я посетил монастырь Прасковьи Пятницы и помолился о детях, коих у меня множество. Там мне дали самую простую ее иконку, такую обычную, картонную. Я привез ее в Москву. Решил принести в храм показать, ее нес мой друг в своей сумке, так как мне ее положить было некуда. А вход в храм был через ворота с надвратной колокольней. Я решил подняться на колокольню, а друг пошел дальше. Тут я вспомнил, что забыл у него забрать икону Прасковьи Пятницы, и окликнул его. Друг сделал шаг навстречу ко мне, а в это же мгновение с колокольни на место, где только что стоял мой друг, упал молоток. Упал с такой силой, что пробил асфальт и вошел в него по самую ручку. Вот так Прасковья Пятница уберегла моего друга.

Кто: Иоанн Воин.

За что почитают: Ему молятся, чтобы он защитил от воровства. Сам я насчет защиты от воровства ему не молился, но это просто мой святой. Это военный. Был в свое время крупным римским военачальником. Принял христианство, переоформил все имущество на зарождающуюся церковь, тем самым дал сильный импульс становлению христианства. Его не решились казнить, потому что он был героем, а просто сослали его в ссылку.

Кто: Преподобный Кукша Одесский.

За что почитают: Любимый святой одесситов. Практически наш современник, умер в декабре 1964 года. Его настолько почитали, что в день его смерти властями был дан запрет принимать сообщения об этом на телеграфах, дабы не спровоцировать поток верующих в Одессу. Преподобный Кукша был бесконечно добр, светел и весел. Он не был мучеником, но мог своими словами успокоить и унять любую душевную травму. Исцелял людей и до своей смерти, и после. Преподобный Кукша Одесский очень близок моему сердцу.

Кто: Александр Свирский.

За что почитают: Известен тем, что, когда Пресвятая Богородица явилась ему и распорядилась, чтобы он отправился через озеро строить Свирский монастырь, он встал на камень и на камне переплыл озеро. Мне этот поэтический образ очень симпатичен. И вот сердцем я чувствую, что он может мне помочь и не оставит меня в молитве.

Кто: Серафим Саровский.

За что почитают: История его известна всем. Он наряду с Николаем Угодником очень близкий и понятный сердцу русского человека святой.

Кто: 40 Севастийских мучеников.

За что почитают: Расскажу их историю современным языком. Это были 40 контрактников, непобедимая когорта, воины-ветераны, много лет верно служившие императору, но принявшие христианство. В те времена отношение к христианам было крайне противоречивое. И местным чиновникам сей факт показался крайне подозрительным. Они зимой загнали их в озеро, чтобы воины охладили свои горячие умы, одумались и отказались от христианства. Военные от своих убеждений отказываться не пожелали, остались стоять в озере, пока все не погибли. Один из них смалодушничал, вышел из воды и пошел греться в баню, которая топилась на берегу, и там умер из-за резкого температурного перепада и отсутствия Божьей протекции. А банщик, увидев мужество солдат, почел за честь разделить их убеждения и смерть. Мне в этой истории очень нравится сам дух коллективного чувства.

Кто: Феодор Ушаков.

За что почитают: Это всем известный адмирал Ушаков. Ушаков был православным человеком и идеальным военным, который разделял со своими солдатами все невзгоды. Благодаря его мужеству, его вере в силу Христову он одержал множество побед. Святым он признан в том числе и в Греции.

Кто: Даниил Московский.

За что почитают : Даниил Московский из тех людей, кто в кровавые для Руси времена все решал миром. Не участвовал в междоусобицах. При дележе отцовского наследства ему досталась довольно-таки никчемная территория Московского княжества. Он умудрился за годы своего правления не вступать в интриги, не посягать на чужие территории, а когда его собственный брат пошел на него с войной, он малым войском его разбил, а потом впустил к себе. И этот старший брат, усмиренный благородством и миролюбием Даниила Московского, когда умирал, завещал ему свое княжество, и в итоге Даниил Московский стал самым мощным князем. При всем своем смирении.

Кто: Святой Вонифатий.

За что почитают: Он был рабом при дворе одной богатой христианки. Жил со своей хозяйкой в гражданском браке и вел крайне разгульный образ жизни. Тогда считалось очень почетным иметь у себя в домашней церкви мощевик. В то время, а это был уже закат Римской империи, еще казнили довольно много христиан. Вот он и отправился по приказу своей хозяйки искать мощи мучеников. Он долго ходил, ничего не нашел, но попал на казнь христиан и во время этой казни принял решение объявить себя христианином и пожертвовать собой для своей хозяйки. Потом его мощи передали этой женщине. А она через какое-то время покинула мирскую жизнь и посвятила себя Богу. Такая вот история.

Крещение Руси, его влияние на дальнейшее развитие духовности русичей. Причисление к лику святых. Добродетели и грехи. Святые на Руси. Некоторые святые русского народа: Илья-пророк, св.Георгий-Георгий Победоносец, Николай Чудотворец, Борис и Глеб.

Вступление. О святости

1. причисление к лику святых

2. добродетели и грехи

Святые на Руси

1. Некоторые святые русского народа:

a) Илья пророк

b) св. Георгий (Георгий Победоносец)

c) Николай Чудотворец

d) Борис и Глеб

Заключение.

«Если мир можно спасти, то он будет спасен духовностью. Политики, банкиры, солдаты, бизнесмены, даже писатели и художники не являются самыми значительными людьми. Нам нужны святые. Наиболее значительные личности – не те, кто понимает мир, а те, кто может дать миру что-то извне, кто может служить проводником Божьей милости… Бог не принуждает человечество к выживанию, но по крайней мере в каждом поколении появляется достаточно святых, чтобы показать нам такую возможность. Святые ведут общество за собой, и духовный мир отделенного будущего будет не только лучшим, но и гораздо более безопасным местом».

Лорд Рис – Могг

«Независимый».

Святые – мифические или исторические лица, которым в различных религиях (христианстве, исламе) приписываются благочестие, праведность, богоугодность, посредничество между богом и людьми.

Почитание святых узаконили поместные соборы 4 века – Гангрский и Лаодикейский. Вероучение о почитании святых развивали церковные писатели 4 века (Ефрем Сирин, Василий Кесарийский, Григорий Нисский и другие). Церковь вела борьбу с противниками культа святых – павликианами, богомилами, альбигайцами, гуситами и др. Седьмой Вселенский собор (787 г.) объявил анафиму всем отказывающимся от почитании святых. Церковь установила для каждого святого день его памяти. Первоначально отдельные христианские общины имели своих святых, затем причисление к святым, введение культа нового святого централизовались путем канонизации (включение того или иного лица в чило святых). В России канонизация была введена в 16 веке и поставлена под контроль царя, а со времени Петра I совершалась согласно императорским указам по представлению синода.

В число святых включались «мученики», «подвижники», «пострадавшие за веру», а также многие папы (Григорий I, Лев III и др.), князья (например, Владимир Святославич, Александр Невский, Борис и Глеб), государи (Карл Великий, фр. король Людовик IX и др.).

· Церковь создала жизнеописания святых – жития святых. Жития святых – биографии духовных и светских лиц, канонизированных христианской церковью. Жития святых начали складываться в Римской империи как сказания о христианских мучениках (мартирологи). Затем (с 4 века) создаются 3 основных типа сборников Жития святых: календарные сборники за год –

· «минеи» (пространные жития для церковных богослужений);

· «синаксари» с краткими Жития святых, расположенными в календарном порядке;

· «патерики» (Жития святых, избранные составителями сборников).

Византиец Симеон Метафраст (106) перерабатывает жития, сообщая им нравоучительный панегирический характер. Его собрание Жития святых становится образцом для агиографов (святых) Востока и Запада, которые, создавая образы идеальных «святых», все далее отходят от реальных обстоятельств их жизни и пишут условные биографии. Жития святых вобрали ряд повествовательных сюжетов и поэтических образов, нередко дохристианских (мифы о змесборчестве и др.), а также средне – вековых притч, новелл, анекдотов.

В Древнюю Русь жития святых перешли с началом письменности – через южных славян, а также в переводах с греч. языка. Начинают составляться оригинальные жития первых русских святых – Бориса и Глеба, Феодосия Печерского (11 век). В 16 веке митрополит Макарий расширяет «сонм» русских святых и руководит составлением их житий, которые объединяются в «Великих Четьих – Минеях» (12 т.т.).

Предметом культа в христианской религии являются изображения Святых (иконы). Икона (изображение, образ) в христианской религии (православии и католицизме) в широком смысле – изображение Иисуса Христа, богоматери и святых, которому церковь приписывает священный характер; в узком значении – произведение станковой живописи, имеющее культовое назначение. В православии преобладают живописные изображения на дереве. Святость икон символизирует нимб (сияние в виде кружка вокруг головы).

Истории о героических деяниях, добродетельной жизни и мужественной смерти ценились верующими и распространялись среди них. В сущности, этот процесс начался уже во времена Нового Завета (к Евреям, 11, 12). Отсюда возникло желание почтить этих мужчин и женщин. В этом желании обнаруживаются ростки канонизации – процедуры, с помощью которой определенные люди официально причисляются к лику святых.

Христианство знает немало добродетельных жизней и героических смертей; современные христиане черпают веру и вдохновение из историй о таких людях. Поэтому в христианском календаре есть дни, посвященные отдельным святым, канонизированным церковью. Особая честь оказывается ученикам Христа, но существует много других.

Люди причисляются к лику святых благодаря своей святости. Святость подразумевает отказ от греха, победу над искушениями и пестование христианских добродетелей.

Со временем в христианстве сложилось представление о 7 смертных грехах: тщеславие, зависти, гневе, унынии, скупости, чревоугодии и расточительности. Библия не ограничивает количество грехов этим числом, но определенно говорит об их «смертности». « Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Иисусе Христе, Господе нашем » (к Римлянам, 6:23). Грех – серьезное дело. Он коренится во враждебности или равнодушии к Богу, к Его истинам и нормам, установленным для нас. Согласно Иисусу, грех может поработить нас до такой степени, что мы не сможет освободиться он него (Иоанн, 8:34). Но благодаря искупительной жертве И. Христа мы можем получить прощение, а Святой Дух освящает нас – дает силы для борьбы и преодоления.

«Спасение» означает свободу стать человеком в полной мере. И. Христос указывает на мир, нуждающийся в нашей помощи, он призывает к любви и служению Его именем и силой.

Христианское послушничество позволяет открыться Святому Духу, чтобы человек мог расти в вере, надежде и любви. Эти три добродетели превыше всего являются отличительными чертами святости.

Вера.

В определенном смысле вера имеет всеобщий характер. Христиан называет «верующими» не потому, что они одни живут верой, но потому что они живут верой в Иисуса Христа. Вера не подменяет рассудок; на самом деле, она имеет в рассудке прочую основу.

Надежда.

ѕ христианская надежда означает уверенность в будущем

ѕ христианская надежа радостна. О святых часто думают, как о недоступных, величественных фигурах, чей вид должен напоминать нам о смерти и страданиях. Но в общем и целом Новый Завет дышит радостью, а люди, живущие близко к Богу, радостны и безмятежны.

Любовь.

Любовь («агапэ») – бескорыстная, жертвенная любовь Иисуса Христа выказывая глубокое сострадание к нуждающимся и особенно к тем, кто был отвергнут обществом. Своей смертью на кресте он доказал, что любовь может быть героической.

Любовь есть высший признак и главное условие святости, идет ли речь о формально канонизированном святом или о человеке, живущем в безвестности. Это самое важное качество. Апостол Павел заканчивает свой великий гимн любви следующими словами: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше». (к Коринфянам, 13:13)

Согласно христианскому вероучению, святые – люди высокой праведности, прославившие себя служением Богу. Этой праведностью они «стяжали благодать»: очистилось, преобразилось в них затемненное грехом, но изначально созданное по образу и подобию Божию человеческое естество, обрели они жизнь вечную. Считалось, что в святых уже воплотился замысел Иисуса Христа о человеке: ради искупления человеческих грехов он принес себя в жертву: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом».

О таких людях, о святых, повествует уже Ветхий Завет. Вслед за рассказом о сотворении мира и грехопадении Адами и Евы в нем говорится о начавшемся восстановлении связи человека и Бога, о людях, своей праведностью послуживших этому восстановлению. Эти люди почитались в христианстве святыми.

Новый Завет, рассказавший о воплощении Бога ради людей, о принесении им спасительного вероучения, говорит и о многих людях, воистину приблизившихся к Богу. По мере распространения христианства в мире множество людей прославились своей праведностью, считались обретшими благодать, были причислены к лику святых.

Святыми на Руси почитались погибшие за веру мученики во время гонений на христиан; иерархи церкви, утверждавшие ее вероучение; монахи, отрекшиеся от мирских соблазнов ради служения Богу. Вместе со святыми, унаследованными Древней Русью с принятием христианства, были у нее и свои праведники. В своей обретенной высоте святые – это связующие между Богом и людьми, их заступники и ходатаи перед ним.

Люди стремились приблизиться к святым, постичь их, донести до них свою молитву. С этой целью тщательно береглась память о святых: осмысливалось все сказанное о них в Ветхом и Новом Завете, в древних, заполняющих это сказанное, повестях и апокрифах. О тех из них, кто прославился праведностью уже после распространения христианства, тщательно собирались сведения (иногда это начинали делать еще при жизни праведника), и, когда прославившийся человек после смерти канонизировался, он причислялся к лику святых, на основе этих сведений составлялось житие, помогавшее понять, в чем состояла его праведность. И, помогая этому пониманию, святые обязательно поминались, проставлялись на церковных службах.

Этой же цели постижения, приближения к святому, на которого уповал, к которому обращался с молитвой человек, должен был служить и служили его образы – иконы. Стремясь к этой цели, к выражению правды об изображенном, тщательно в течение веков сохранялись черты его внешности, почерпнутые когда-то из прижизненных изображений, или из древних словесных описаний, – живую, конкретную человеческую личность воплощала икона святого. Иконы Святого делали зримым, сохраняли в человеческой памяти то о святом, что сообщало о нем слово: текст Библии, текст Евангелия, жития, написанные в честь святого песнопения, службы.

Святых, почитаемых на Руси, было великое множество. Но среди этого множества были особо любимые и чтимые народом – в их числе те, о ком рассказал Ветхий и Новый Завет, и те, кто прославился после распространения христианства, и те, кто «просиял в русской земле». Рассмотрим некоторых из тех святых, на заступничество которых особенно крепко уповал народ: Илью Пророка, св. Георгия, Николая Чудотворца, Бориса и Глеба.

Принимая христианство, Древняя Русь взяла у Византии и церковный календарь, где один день в году (или несколько) посвящался каждому из Святых. Календарь («святцы») стал той основой, которая связывала в одно целое имена православных святых, опыт крестьянина – землепашца, ремесленника – всех слоев населения с исконно русскими обрядами и праздниками. Византийские святые в славянском сознании неузнаваемо преобразились. Так, например, Святой Афанасий Великий был архиепископом Александрии, неистово и яростно защищал христианскую церковь от еретиков. В русских «святцах» он стал Афанасием Ломоносовым, так как 18 января, в день почитания святого, стояли самые трескучие морозы, от которых слезала кожа с носа. Суровый пророк Илья (пророк – тот, кому дан дар прорицания, озаренный Богом провозвестник будущего. Бог забрал праведного Илию живым на небо. В этот день перед Илией и его учеником, пророком Елисеем, расступаются воды Иордана, является огненная колесница, которая уносит Илию, и он исчезает в небе) превратился в хлебного бога – «Илья пророк – хлебный бог», поговаривали крестьяне и называли его именем деревянные деревенские церкви. Византийские святые со временем так обрусели, что едва узнавалось их греческое происхождение.

Святой Георгий, Георгий Победоносец – один из почитаемых, любимейших святых Древней Руси.

Св. Георгий принадлежит к святым мученикам – к тому типу святости, как принято говорить, который сложился в первые века существования христианства. Дело в том, что при самом возникновении христианства римские власти отнеслись к нему с презрительным равнодушием. Но затем все изменилось. Еще при жизни апостолов на христиан обрушились гонения, которые отличались страшной жестокостью, особенно при императорах Нероне (37-68 гг) и Диоклетиане (243-318 гг). Христиан распинали на крестах, подвергали изощренным пыткам, бросали в цирках на растерзание диким зверям. И необычайна, бессмертна была твердость, с которой выносили эти муки гонимые, – твердость, которая коренилась в самой религии, которую они исповедовали, за которую умирали. Ведь религия эта дала им веру в то, что бытие человека не кончается с его земной жизнью, что, искупив страданием грехи в этой жизни, человек обретает право на Царствие Небесное. Страдание понималось как путь к этому царству. Оно уподобляло, приближало человека к Иисусу Христу, добровольно пострадавшему за людей. Погибшие в гонениях мученики глубоко почитались христианами как «стяжавшие в вере благодать», которая укрепила их человеческое естество, позволила им претерпеть нестерпимое. Церковь канонизировала их как Святых.

Претерпел муки и смерть за веру и св. Георгий , реально живший в III веке н.э. Первое житие св. Георгия появилось в V веке, затем оно перерабатывалось еще не раз. На Руси главным образом использовался вариант жития, сложившийся в XI веке.

Это житие рассказывает, что св. Георгий был христианином, хотя и происходит из знатного рода. Когда при Диоклетиане вспыхнули гонения, Георгий отказался от богатства и звания и отправился к императору отстаивать свою веру. Силой своей веры св. Георгий обращает в христианство императрицу Александру, но император Диоклетиан заключает его в темницу. Георгия подвергают чудовищным пыткам, каждой из которых достаточно, чтобы сломить волю человека или просто убить его: его убивают, «секут на воздусях» (подвешенное тело при таком сечении не имеет опоры), заливают ему в горло расплавленное олово, сажают на раскаленного металлического быка, пытают колесованием (привязанного к колесу прокручивают, прижимая к заостренным пикам). Георгия кололи копьями, но копья гнулись; травили, но он остался живой, рвали его тело на куски, дробили кости и бросали в колодец, однако он оставался невредим, наконец, его распилили и сварили в котле, но он воскрес. Все это выдерживает Георгий, черпая силу в вере, в обретенной им Божьей благодати. Тогда по приказу императора его вновь убивают (отрубают голову).

В самом житии, в рассказе о чудесно перенесенных пытках ясно звучит мотив победы Георгия, ставшего угодным Богу святым.

Ореол страшных мучений сделал его одним из самых популярных святых: его имя носили города, бесчисленные церкви и монастыри; образ св. Георгия печатали на монетах, изображали на гербах. Церковное житие святого мученика Георгия так расцветила народная фантазия, что оно стало похоже на сказку.

В стране Ливийской, говорится в житии, жил царь идолопоклонник. Бог за грехи наслал на город страшного змея, который стал уничтожать жителей страны Ливийской. Чтобы умилостивить чудовище, ему отдавали на съедение юношей и девушек. Очередь дошла и до царской дочери, делать было нечего, и она пошла на озеро, где обитал змей. В это время мимо озера проезжал Георгий, он остановился, чтобы напоить коня. «Беги, – господин, – предупредила его царевна, – дракон уже близко». Но Георгий и не думал бежать. О битве Георгия, или Егория, как его называли на Руси, рассказывали калики перехожие – бродячие певцы – исполнители духовных песен.

Наезжал Ягорий на люта змея,

На люта змея, люта, огненна.

Как из рота огонь, из ушей полымя,

Из глаз в неи скоры сыпят огняные.

Вот хотит Ягорья потребати

Георгий, почувствовав, что змей сильнее его, как сказано в житии, начал молиться: «Господи, дай мне силу твою, чтобы я мог отрубить дракону голову, дабы все узнали, что ты со мною, и славили бы имя твое во веки веков». В фольклорной интерпретации молитва Георгия звучала по-сказочному.

Ягорий свет проглаголывал:

Во, люта змея, люта, огненна!

Хоть съешь меня, да не сыта будешь,

Не ровен кусок, змей, подавишься.

После таких яростных слов змей смирился, повиновавшись святому Георгию.

Фольклорный образ воина-героя стал одним из самых любимых в Древней Руси. Его почитали великие князья и простые воины, крестьяне и ремесленники. Иконописцам заказывали житийные большие иконы, но чаще всего – «Чудо святого Георгия». Эта тема в Иконописи представляла момент победы святого над чудовищным змеем: юноша на вздыбленном белоснежном коне золотым копьем пронзает чудовище.

Есть и другой, развернутый иконографический вариант «Чуда»: юного воина на коне и царевну, за которой послушно идет смиренный змей, встречают на городских стенах царь, царица, жители спасенной Георгием страны Ливийской. Народные стихи рассказывали об этом совсем по-сказочному:

А ведет змею она на поясе,

Как коровушку будто доенную.

Этот же мотив довольно часто встречается в иконописи: юная царевна ведет змея на привязи – поясе.

У святого Георгия, в народном календаре он же Юрий, Егорий, было много забот:

Юрий, вставай рано,

Отмыкай землю,

Выпускай росу,

На теплое лето,

На буйное жито,

Людям на здоровье…

Народ почитал в святом Георгии и славного воина, защитника русской земли, и хозяина русской природы. Иконы святого Георгия всегда выглядят необычайно празднично, ярко, красочно.

Неузнаваемо изменились на Русской земле и многие другие византийские святые. Святитель Николай вошел в историю церкви как один из самых строгих защитников догматики, безжалостный гонитель ереси; таким и представляли его византийский живописцы – неумолимым суровым аскетом. На русской земле он стал Николай, помощником во всех добрых начинаниях, великим работником.

Святой Николай, Мирликийский Чудотворец – святой Никола – чтимый святой русской церкви, один из любимейших святых русской церкви.

Святой Николай принадлежит к святым святителям, т.е. к святым, которые при жизни были святителями – епископами, митрополитами, занимавшими высшие должности в иерархии православной Церкви, и обрели святость в служении ей. Этот тип святости сложился тогда, когда христианская религия получала все более широкое распространение и прославлялись ее церковные иерархи, когда из гонимого учения христианство становилось главенствующей религией в Римской империи и широко распространилось за ее пределы.

Именно на это время приходится жизнь святого Николая. Уроженец Малой Азии, он был свидетелем и гонений на христиан, и того ведущего положения, которое заняла христианская церковь при императоре Константине Великом. Он был епископом в городе Миры Ликийские (отсюда и его имя), чудотворцем, т.е. творившим чудеса, угодником Божиим, как говорили о нем на Руси. Существует множество житий Николая-Чудотворца. На Руси были известны и житие, написанное греч. писателем Симеоном Метафрастом, и жития, созданные, дополненные в славянских землях и в самой Руси. На их основе и на основе праздничных песнопений, посвященных Николаю, сложилось и прочно вошло в народное сознание, сроднилось с ним представление о Николае-Чудотворце.

Жизнь его выступает лишь как служение Богу и Церкви. Святой Николай творил добро, свершал ради людей с помощью обретенной Божьей благодати чудеса. В рассказах о свершенных св. Николаем добрых поступках твердо звучит мысль, очень важная для христианства: добро должно совершаться не в ожидании награды, не для удовлетворения самолюбия, а из подлинной любви к ближнему; лучше всего творить его безымянно, оставаясь неузнанным.

Жития повествуют, что уже при жизни облик св. Николая говорил о его святости, указывал на свершившееся в нем преображение. «Дошедшее до нас древнее предание, – пишет автор греч. жития, – представляет Николая старцем с ангельским ликом, исполненным святости и благодати Божией. От него исходило некое пресветлое сияние, и лик его сверкал более Моисеева» (по Библии, лик Моисея просиял после того, как он получил от Бога скрижали Завета).

Святость мирликийского епископа, согласно житиям, подтверждает и его смерть. Когда пришло ему время умирать, он распевал отходные песнопения и радостно ждал отшествия в мир иной. Когда тело его было принесено в городской храм, оно стало источать миро; и после его смерти на могиле происходили исцеления.

Известные на Руси жития упоминают и событие, свершившееся через несколько столетий после смерти святого. Малая Азия, в том числе и город Миры, где был погребен св. Николай, в VIII веке были завоеваны арабами-мусульманами. И в 1087 году итальянским купцом удалось перевести останки святого – его мощи – в христианскую землю, в Италию, где они были погребены в соборе города Бари и где им до сих пор воздается должное почитание.

В память св. Николая было установлено два праздника: 6(19) декабря в честь его представления – кончины (этот праздник по-русски обычно называют «Никола зимний») и 9(22) мая в честь перенесения его мощей в «Бар-град» (праздник по-русски называется «Никола вешний»). В песнопениях этих праздников в форме ясные и точные отлилось то, что рассказали жития о святом. «Правилом веры и образ кротости» именуют песнопения св. Николая, называют его «скорым в помощах» угодником Божиим.

Под стать св. Николая были апостолы Петр и Павел и даже сама Богородица.

Святой Петро за плугом ходить,

Святой Павло волы гонить,

Пресвятая Дева исти носить,

Исти носить, Бога просить,

Уроди, Боже, жито, пшеницю,

Усякую пашницю.

Византийская мученица в народном сознании стала богиней-пряхой Параскевой Пятницей, покровительницей торговли, базаров; она устроительницы свадеб, благодетельница женщин.

Братья-близнецы Флор и Лавр славились как святые коневоды, не случайно на иконах с их изображением представляли и архангела Михаила, держащего на поводу двух статных коней, это он научил Флора и Лавра коневодству.

Святыми воинами и великими тружениками остались в памяти народной Борис и Глеб. Братья Борис и Глеб реальные исторические лица, герои рассказа «Об убиении Борисове», вошедшем в русскую летопись под 1015 годом. Борис и Глеб были сыновьями великого киевского князя Владимира, за ласковость и ясность ума прозванного в былинах «Красным солнышком». Старший сын князя Борис княжил в Ростове, младшему – Глебу достался Муром. После смерти Владимира Святославича (980-1015) дружина хотела посадить на киевский престол Бориса. Святополк, сводный брат Бориса, убил и Бориса, и Глеба, надеясь силой взять отцовский престол. Народная память заклеймила имя его прозвищем Окаянный. После погребения убитых братьев пошла молва, что у гробов их творились чудеса: «хромым ходити, слепым прозрение». «Целебные дары», как верили в народе, давали они не только отдельным людям, но «Всей Рустеи земли».

Князь Ярослав добился от византийских патриархов канонизации братьев; Борис и Глеб стали первыми русскими национальными святыми, и не только русскими: их культ признали в Византии, чешском Сазавском монастыре. «Сказание о Борисе и Глебе» в XIII веке перевели на армянский язык.

Борису, когда его убил Святополк Окаянный, было 26 лет, Глебу и того меньше. Борис «ростом высок, станом тонок, лицом красив, взглядом добр, борода и усы малы, ибо молод еще», – написано в толковании иконописного подлинника. Соответственно толкованию и изображали Бориса иконописцы. Глеба, памятуя о его нежном возрасте, писали безбородым; одевали братьев в шитые золотом княжеские одеяния, украшенные золотыми фибулами – застежками с драгоценными камнями, лалами и яхонтами. В руках у братьев меч и крест – символы их княжеской власти и мученической смерти.

Таким образом , в мире множество людей, по мере распространения христианства, были причислены к лику святых, так как прославились своей праведностью и считались обретшими благодать. Со временем на Руси сложился пантеон национальных святых: святителей, мучеников, преподобных, праведных. Среди них воины-князья, бояре, церковные и светские политические деятели, положившие жизнь за Родину и духовное единство народа: Александр Невский, митрополиты Алексей и Петр, Сергий Радонежский и многие другие. Почитали среди святых и выходцев из народных низов – «юродивых», таких, например, как Василий Блаженный, Прокопий Устюжский; под личиной видимого безумия они говорили правду сильным мира сего, и, как верили сограждане, спасали силой молитвы от бед и несчастий.

О «чудесах» святых рассказывали жития; житийная литература (агиография) – часть великой литературы Древней Руси. На ее основе сложилась иконографическая традиция. Иконы, как правило, писали много лет спустя после смерти героя жития по «образу и подобию» уже известного святого. Иконописец не ставил задач конкретного сходства, памятуя о том, что все люди, и тем более святые, как сказано в Библии, созданы «по образу и подобию» Божьему. Клейма житийных икон представляли подвиги из жития, то есть конкретные исторические события в осознании средневекового человека.

Житийные иконы русских святых – воплощение в зримых образах живописными средствами русской истории, духовных идеалов русского народа.

Список использованной литературы:

Лихачев Д.С. Человек в литературе древней Руси.- М., 1970.

Ранович А. Как создавались жития святых.- М., 1961.

Янг Д. Христианство.- М., 1999, с.189-208.

Такташова Л.Е. Русская икона.- Владимир, 1993.

Барская Н.Ан Сюжеты и образы древнерусской живописи.- М., 1993.

Успенский Л.А. Богословие иконы православной церкви.- М., 1989.

Сергеев В.Н. Андрей Рублев.- М., 1981.

Алпатов М.В. Древнерусская живопись.- М., 1978.

Святость — это сердечная чистота, ищущая несотворенную божественную энергию, проявляющуюся в дарах Святого Духа как множество цветных лучей в солнечном спектре. Благочестивые подвижники являются связующим звеном между земным миром и небесным Царством. Проникаясь светом божественной благодати, они, через Богосозерцание и Богообщение, познают высшие духовные тайны. В жизни земной святые, совершая подвиг самоотречения ради Господа, получают высшую благодать божественного Откровения. Согласно библейскому учению, святость — это уподобление человека Богу, который является единым носителем всесовершенной жизни и уникальным ее источником.

Церковная процедура причисления праведника к лику святых называется канонизацией. Она призывает верующих почитать признанного святого в общественных богослужениях. Как правило, церковному признанию благочестия предшествует народная слава и почитание, но именно акт канонизации позволял прославлять святых сотворением икон, написанием житий, составлением молитв и церковных служб. Поводом для официального причисления к лику святых может стать подвиг праведника, сотворенные им невероятные деяния, вся его жизнь либо мученическая кончина. И после смерти человек может быть признан святым из-за нетления его мощей, или происходящих у его останков чудес исцеления.

В том случае, если святой почитается в пределах одного храма, города или монастыря, говорят о епархиальной, местной канонизации.

Признает официальная церковь и существование неведомых святых, подтверждение благочестивости которых еще не известны всей христианской пастве. Их называют почитаемыми усопшими праведниками и служат им панихиды, тогда как канонизированным святым служатся молебны.

Вот почему имена русских святых, перед которыми благоговеют в одной епархии, могут отличаться и быть неизвестны прихожанам другого города.

Кого канонизировали на Руси

Многострадальная Русь породила более тысячи мучеников и мучениц. Все имена святых людей земли русской, которые были канонизированы, занесены в святцы, или месяцеслов. Правом торжественно причислять праведников к лику святых изначально обладали Киевские, а позже Московские, митрополиты. Первым канонизациям предшествовали эксгумации останков праведников для сотворения ими чуда. В 11-16 веках были вскрыты захоронения князей Бориса и Глеба, княгини Ольги, Феодосия Печерского.

Со второй половины 16 века, при митрополите Макарии, право канонизировать святых перешло к церковным соборам при первосвятителе. Непререкаемый авторитет просуществовавшей на Руси к тому времени уже 600 лет православной церкви, подтверждали многочисленные русские святые. Список имен прославляемых праведников макариевскими соборами был пополнен наречением святыми 39 благочестивых христиан.

Византийские правила канонизации

В 17 веке русская православная церковь поддалась влиянию древнейших византийских правил причисления к лику святых. В этот период канонизировались, в основном, священнослужители за то, что они имели церковный сан. Также причисления заслуживали миссионеры, несущие веру, и сподвижники возведения новых храмов и монастырей. А необходимость сотворения чудес потеряла свою актуальность. Так были канонизированы 150 праведников, в основном, из числа монахов и высшего духовенства, а Святцы пополнили новые имена русских православных святых.

Ослабление церковного влияния

В 18-19 веках правом канонизировать обладал только Святейший Синод. Этот период характеризуется снижением активности церкви и ослаблением ее влияния на общественные процессы. До восхождения на престол Николая II прошли только четыре канонизации. За непродолжительный период царствования Романовых к лику святых были причислены еще семь христиан, а святцы дополнили новые имена русских святых.

К началу 20 века, в месяцесловы были внесены общепризнанные и местночтимые русские святые, список имен которых дополнялся перечнем усопших православных христиан, коим творились панихиды.

Современные канонизации

Началом современного периода истории канонизаций, проводимых Русской православной церковью, можно считать проведенный в 1917-18 годах Поместный собор, которым были причислены к лику святителей повсеместно почитаемые русские святые Софроний Иркутский и Иосиф Астраханский. Затем, в 1970-е годы, были канонизированы еще три священнослужителя — Герман Аляскинский, архиепископ Японский и митрополит Московский и Коломенский Иннокентий.

В год тысячелетия крещения Руси прошли новые канонизации, где были признаны благочестивыми Ксения Петербургская, Дмитрий Донской и другие, не менее известные, православные русские святые.

В 2000 году состоялся юбилейный Архиерейский собор, на котором были канонизированы император Николай II и члены царской семьи Романовых «как страстотерпцы».

Первая канонизация Русской православной церкви

Имена первых русских святых, которые были канонизированы митрополитом Иоанном в 11 в., стали своеобразным символом истинной веры новокрещеного народа, полного принятия им православных норм. Князья Борис и Глеб, сыновья князя Владимира Святославича, после канонизации стали первыми небесными защитниками русских христиан. Борис и Глеб были убиты своим братом в междоусобной борьбе за престол Киева в 1015 году. Зная о готовящемся покушении, они с христианским смирением приняли смерть ради единовластия и спокойствия своего народа.

Почитание князей носило массовый характер еще до признания их святости официальной церковью. После канонизации мощи братьев были обретены нетленными и являли древнерусским людям чудеса исцеления. А восходящие на престол новые князья совершали паломничества к святым мощам в поисках благословения на справедливое княжение и помощи в ратных подвигах. День памяти святых Бориса и Глеба отмечается 24 июля.

Формирование русского святого братства

Следующим после князей Бориса и Глеба к лику святых был причислен преподобный Феодосий Печерский. Вторая торжественная канонизация, проведенная русской церковью, состоялась в 1108 году. Преподобный Феодосий считается отцом русского монашества и основателем, совместно со своим наставником Антонием, Киево-Печерского монастыря. Учитель и ученик показали два разных пути монашеского послушания: один — суровый аскетизм, отказ от всего мирского, другой — смирение и творчество во славу Бога.

В пещерах Киево-Печерского монастыря, носящих имена основателей, покоятся мощи 118 послушников этой обители, живших до и после татаро-монгольского ига. Канонизировали их всех в 1643 году, составив общую службу, а в 1762 году имена русских святых были занесены в святцы.

Преподобный Авраамий Смоленский

О праведниках домонгольского периода известно очень мало. Авраамий Смоленский, один из немногих святых того времени, о котором сохранилось подробное жизнеописание, составленное его учеником. Авраамия долго почитали в родном городе еще до его канонизации Макариевским собором в 1549 году. Раздав нуждающимся все свое имущество, оставшееся после смерти богатых родителей, тринадцатый ребенок, выпрошенный у Господа единственный сын после двенадцати дочерей, Авраамий жил в нищете, молясь о спасении во время Страшного Суда. Постригшись в монахи, он переписывал церковные книги и рисовал иконы. Преподобному Авраамию приписывают спасение Смоленска от большой засухи.

Самые известные имена святых земли русской

В одном ряду с упоминавшимися выше князьями Борисом и Глебом, своеобразными символами русского православия, стоят не менее значимые имена русских святых, ставших заступниками всего народа через свой вклад в участие церкви в общественной жизни.

После освобождения от монголо-татарского влияния русское монашество видело своей целью просветительство языческих народов, а также возведение новых обителей и храмов в необжитых северо-восточных землях. Наиболее заметной фигурой этого движения был преподобный Сергий Радонежский. Для богопослушного уединения он построил келью на холме Маковец, где позже возвели Троице-Сергиеву Лавру. Постепенно к Сергию стали присоединяться праведники, вдохновленные его учением, что привело к образованию монашеской обители, живущей плодами рук своих, а не подаяниями верующих. Сергий сам работал в огороде, подавая пример собратьям. Учениками Сергия Радонежского было возведено около 40 монастырей по всей Руси.

Преподобный Сергий Радонежский нес идею богоугодного смирения не только простым людям, но и правящей верхушке. Как искусный политик, он способствовал объединению русских княжеств, убеждая правителей в необходимости сплочения династий и разрозненных земель.

Дмитрий Донской

Большим почитанием Сергий Радонежский пользовался у русского князя, причисленного к лику святых, Дмитрия Ивановича Донского. Именно преподобный Сергий благословил войско на затеянную Дмитрием Донским Куликовскую битву, а для божией поддержки отрядил двух своих послушников.

Став князем в раннем детстве, Дмитрий в делах государственных прислушивался советов митрополита Алексия, радеющего за объединение русских княжеств вокруг Москвы. Не всегда этот процесс проходил спокойно. Где силой, а где и женитьбой (на суздальской княжне) Дмитрий Иванович присоединял окрестные земли к Москве, где возвел первый Кремль.

Именно Дмитрий Донской стал основателем политического течения, ставившего целью объединение русских княжеств вокруг Москвы для создания могучего государства с политической (от ханов Золотой Орды) и идеологической (от византийской церкви) независимостью. В 2002 году в память о великом князе Дмитрии Донском и преподобном Сергии Радонежском был учрежден Орден «За служение Отечеству», в полной мере подчеркивающий всю глубину влияния этих исторических личностей на становление российской государственности. Эти русские святые люди радели о благополучии, независимости и спокойствии своего великого народа.

Лики (чины) русских святых

Все святые Вселенской Церкви обобщены в девять ликов или чинов: пророки, апостолы, святители, великомученики, священномученики, преподобномученики, исповедники, бессребреники, юродивые и блаженные.

Православная церковь России иначе разделяет святых на лики. Русские святые люди, в силу исторически сложившихся обстоятельств, делятся на следующие чины:

Князья . Первыми праведниками, признанными русской церковью святыми, стали князья Борис и Глеб. Их подвиг состоял в самопожертвовании во имя спокойствия русского народа. Такое поведение стало примером для всех правителей времен Ярослава Мудрого, когда истинной признавалась та власть, во имя которой князь приносил жертву. Подразделяется этот чин на равноапостольных (распространители христианства — княгиня Ольга, ее внук Владимир, крестивший Русь), иноков (князья, постригшиеся в монахи) и страстотерпцев (жертвы междоусобиц, покушений, убийств за веру).

Преподобные . Так называются святые, избравшие при жизни монашеское послушание (Феодосий и Антоний Печерские, Сергий Радонежский, Иосиф Волоцкий, Серафим Саровский).

Святители — праведники, имеющие церковный чин, положившие в основу своего служения защиту чистоты веры, распространение христианского учения, основание храмов (Нифонт Новгородский, Стефан Пермский).

Юродивые (блаженные) — святые, носившие при жизни облик безумия, отвергая мирские ценности. Очень многочисленный чин русских праведников, пополнявшийся, в основном, монахами, считавшими недостаточным иноческое послушание. Они покидали обитель, выходя в тряпье на улицы городов и терпя все лишения (Василий Блаженный, Исаакий Затворник, Симеон Палестинский, Ксения Петербургская).

Святые миряне и жены . Этот чин объединяет признанных святыми убитых младенцев, отрекшихся от богатства мирян, праведников, отличавшихся безграничной любовью к людям (Юлиания Лазаревская, Артемий Веркольский).

Жития русских святых

Жития святых — это литературное произведение, содержащее исторические, биографические и бытовые сведения о праведнике, канонизированном церковью. Жития являются одним из древнейших литературных жанров. В зависимости от времени и страны написания, эти трактаты создавались в виде биографии, энкомия (похвального слова), мартирия (свидетельствования), патерика. Стиль написания житий в Византийской, Римской и западной церковных культурах значительно отличался. Еще в 4 веке Церковь стала объединять святых и их жизнеописания в своды, имевшие вид календаря с указанием дня поминовения благочестивого.

На Руси жития появляются вместе с принятием христианства из Византии в болгарских и сербских переводах, объединенные в сборники для чтения по месяцам — месяцесловы и минеи четьи.

Уже в 11 веке появляется хвалебное жизнеописание князей Бориса и Глеба, где неизвестный автор жития — русский. Святых имена признаются церковью и добавляются в месяцесловы. В 12 и 13 веках, вместе с монашеским стремлением просветить северо-восток Руси, растет и число биографических произведений. Русские авторы писали для чтения во время Божественной Литургии житие русских святых. Имена, перечень которых был признан церковью к прославлению, получили теперь историческую личность, а святые деяния и чудеса были закреплены в литературном памятнике.

В 15 веке произошло изменение стиля написания житий. Главное внимание авторы стали уделять не фактическим данным, а искусному владению художественным словом, красоте литературного языка, умению подобрать множество впечатляющих сравнений. Стали известны умелые книжники того периода. Например, Епифаний Премудрый, написавший яркие жития русский святых, имена которых более всех славились народом — Стефана Пермского и Сергия Радонежского.

Многие жития считаются источником информации о важных исторических событиях. Из жизнеописания Александра Невского можно узнать о политических отношениях с Ордой. Жития Бориса и Глеба повествуют о княжеских междоусобицах до объединения Руси. Создание литературно-церковного биографического произведения во многом определяло, какие имена русских святых, их подвиги и добродетели, станут наиболее известны широкому кругу верующих.

Почему сегодня для нас так важна эта книга? Прежде всего, она напоминает нам о тех нравственных идеалах, на которых воспитывалось не одно поколение наших предков. Миф об отсталости Древней Руси давно развеян учеными, но по-прежнему продолжает корениться в сознании огромного числа наших соотечественников. Мы уже поняли высоту древнерусского ремесла, порой уже недостижимую для нас, начинаем понимать и значение древнерусской музыки и литературы.

Я рад тому, что пропаганда древнерусской музыки ширится, и она находит все больше поклонников. С древнерусской литературой дело обстоит сложнее. Во-первых, упал уровень культуры. Во-вторых, предельно затруднен доступ к первоисточникам. Предпринятое отделом древнерусской литературы Пушкинского дома издание «Памятников литературы Древней Руси» пока не способно удовлетворить растущие запросы читателей из-за небольшого тиража. Именно поэтому издательство «Наука» готовит двадцатитомное издание «Памятников» двухсоттысячным тиражом. Нам еще предстоит узнать и постичь все величие древнерусской литературы.

Чем же для нас ценно издание книги Георгия Федотова? Оно вводит нас в особый и почти забытый мир древнерусской святости. Нравственное начало всегда было необходимо в общественной жизни. Нравственность в конечном счете едина во все века и для всех людей. Честность, добросовестность в труде, любовь к Родине, презрение к материальным благам и в то же время забота об общественном хозяйстве, правдолюбие, общественная активность – всему этому учат нас жития.

Читая старую литературу, мы должны помнить, что и старое не устаревает, если к нему обращаться с поправкой на время, на иные общественные условия. Взгляд историка никогда не должен оставлять нас, иначе мы ничего не поймем в культуре и лишим себя величайших ценностей, которые вдохновляли наших предков.

Академик Д. С. Лихачев

Протоиерей Александр Мень. Возвращение к истокам

Его справедливо сравнивали с Чаадаевым и Герценом. Как и они, Георгий Петрович Федотов (1886–1951) был историком-мыслителем и публицистом европейского и мирового масштаба, как и они, обладал даром облекать свои идеи в блестящую литературную форму.

Как и к ним, к Федотову можно приложить древнее изречение: «Нет пророка в своем отечестве». Подобно Чаадаеву, он подвергался атакам со стороны самых разных идейных лагерей и, подобно Герцену, умер на чужбине.

Но в отличие от Герцена, он не проходил через болезненные кризисы, не знал трагических разочарований и разладов. Даже отказавшись от каких-либо взглядов, этот на удивление гармоничный человек всегда сохранял из них то, что считал подлинным и ценным.

При жизни Федотов не стал, как Чаадаев и Герцен, человеком-легендой. Россию он покинул, еще не получив известности, а эмигрантскую среду слишком раздирали страсти, чтобы она по достоинству смогла оценить спокойную, независимую, кристально-ясную мысль историка. Умер Федотов в сталинскую эпоху, когда сам факт эмигрантства неизбежно вычеркивал человека, будь он писатель или художник, философ или ученый, из отечественного наследия.

Между тем внутренне Федотов всегда оставался в России. С ней были его помыслы и когда он работал во Франции, и когда уехал за океан. Он много и напряженно думал над ее судьбами, изучал ее прошлое и настоящее. Писал, вооружившись скальпелем строго исторического анализа и критики, обходя подводные камни мифов и предрассудков. Не метался из крайности в крайность, хотя и знал, что немногие среди окружающих захотят понять его и принять.

Федотов внимательно следил за событиями, происходившими на родине и, как правило, давал им глубокие и точные оценки. Но больше всего он сделал для изучения русской истории. Минувшее не было для него самоцелью. В его трудах повсюду видна осознанная направленность: постигнуть душу Древней Руси, увидеть в ее святых конкретно-национальное воплощение общехристианского мирового идеала и проследить его судьбы в последующих веках. В частности, его глубоко волновала трагедия российской интеллигенции, и он стремился уяснить, что она сохранила, а что утратила из исконной духовности христианства. Как и его друг известный философ Николай Бердяев (1874–1948), Федотов считал политическую свободу и свободное творчество неотъемлемой частью культурного созидания.

История давала Федотову пищу для широких обобщений. Взгляды его в целом сложились еще до эмиграции. Известный отечественный ученый Владимир Топоров с полным основанием считает Федотова представителем русского философского возрождения, «которое дало России и миру много славных и очень разных имен и оказало большое влияние на духовную культуру всего XX века» . Но среди них Федотов занимает особое место. Его собственной осевой темой было то, что принято называть «философией культуры» или «богословием культуры». И тему эту он развивал на материале русской истории.

Сегодня, вскоре после знаменательного юбилея тысячелетия Крещения Руси, Федотов наконец возвращается домой.

Встречу наших читателей с ним, с одной из главных книг его жизни можно считать настоящим праздником отечественной культуры.

Истоки Федотова – на Волге. Он родился в Саратове 1 октября 1886 г., через несколько месяцев после смерти Александра Николаевича Островского, обессмертившего мир провинциальных городов Поволжья. Отец историка был чиновником при губернаторе. Он умер, когда Георгию было одиннадцать лет. Мать, в прошлом учительница музыки, вынуждена была тянуть троих сыновей собственными силами (пенсия была невелика). И все же ей удалось дать Георгию гимназическое образование. Он учился в Воронеже, жил в интернате на казенный счет. Глубоко страдал в угнетающей атмосфере общежития. Именно тогда, будучи гимназистом, Федотов проникся убеждением, что «больше так жить нельзя», что общество нуждается в радикальных преобразованиях. Ответ на наболевшие вопросы он сначала, казалось, нашел в идеях шестидесятников, народников, а к концу курса уже обратился к марксизму и социал-демократии. В этих новых для России доктринах его больше всего привлекал пафос свободы, социальной справедливости. И много позже, найдя собственный путь, Федотов не изменил своей приверженности демократическому духу.

Будущего ученого и мыслителя со школьных лет отличала органическая цельность и какая-то просветленность натуры. Протест против социальных недугов не заразил его душу озлобленностью. Физически слабый, отстававший от сверстников в их развлечениях, Георгий не терзался, как теперь говорят, «комплексами», был открыт, доброжелателен, отзывчив. Быть может, здесь сыграли роль его блестящие способности.

Но вот в 1904 г. гимназия позади. Нужно выбирать жизненное поприще. Восемнадцатилетний юноша, считающий себя социал-демократом, исходит не из собственных интересов и вкусов, а из потребностей рабочего класса, которому он решил посвятить себя. Он приезжает в Петербург и поступает в технологический институт.

Но учиться ему пришлось недолго. Революционные события 1905 г. прерывают лекции. Федотов возвращается в Саратов. Там он принимает участие в митингах, в деятельности подпольных кружков. Вскоре его арестовывают и приговаривают к ссылке. Благодаря хлопотам деда-полицмейстера, вместо отправки в Сибирь Федотова высылают в Германию, в Пруссию.

Там он продолжает контактировать с социал-демократами, подвергается высылке из Пруссии, два года учится в Йенском университете. Но в его взглядах уже наметились первые перемены. Он начинает сомневаться в незыблемости атеизма и приходит к выводу, что найти верный курс для социальных преобразований невозможно без серьезного знания истории.

Вот почему, вернувшись в 1908 г. в Петербург, Федотов поступает на историко-филологический факультет.

Связи с кругами революционеров остаются, но в центре для Федотова отныне наука: история, социология.

С учителем Федотову повезло. Им стал крупнейший русский специалист по средним векам Иван Михайлович Гревс (1860–1941). На лекциях и семинарах Гревса Федотов не только изучал памятники и события прошлого, но и учился понимать смысл живой преемственности в истории народов и эпох. Это была школа, в значительной мере определившая культурологию Федотова.

Однако вновь учеба прерывается при драматических обстоятельствах. В 1910 г. в саратовском доме Федотова полиция обнаружила прокламации, привезенные из Петербурга. Собственно сам Георгий Петрович не имел к делу прямого отношения: он лишь исполнил просьбу знакомых, но теперь он понял, что его снова ждет арест, и поспешно уехал в Италию. И все же университетский курс он окончил. Сначала приехал в Петербург по чужим документам, затем сам заявил о себе полиции, был выслан в Ригу и, наконец, сдал экзамены.

Его назначают приват-доцентом университета по кафедре средних веков, но из-за нехватки студентов Федотову приходится работать в Петербургской публичной библиотеке.

Там он сблизился с историком, богословом и общественным деятелем Антоном Владимировичем Карташевым (1875–1960), который к тому времени уже проделал сложный путь от «неохристианства» Д. С. Мережковского к православному мировоззрению. Карташев помог Федотову окончательно укрепиться на почве духовных идеалов христианства. Для молодого ученого это вовсе не означало сжечь то, чему он поклонялся. Став сознательным и убежденным христианином, он ни на йоту не изменил своей преданности свободе, демократии, культурному строительству. Напротив, в Евангелии он нашел «оправдание» достоинства личности, вечные основы творчества и социального служения. Поэтому, как пишет его биограф, Федотов увидел в первой мировой войне не только бедствие, но и «борьбу за свободу в союзе с западными демократиями» . Октябрьскую революцию он расценил как «великую», сравнимую лишь с английской и французской . Но с самого начала его тревожила возможность ее перерождения в «личную тиранию». Исторический опыт давал повод к довольно пессимистическим прогнозам.

Впрочем, начиная с военных лет Федотов отдаляется от общественной деятельности и целиком уходит в научную работу. В Петрограде он сближается с писавшим «в стол» христианским мыслителем Александром Мейером (1876–1939) и его религиозно-философским кружком. Кружок не примыкал к политической оппозиции, а ставил своей целью сохранять и развивать духовные сокровища русской и мировой культуры. Вначале направленность этого сообщества была несколько аморфной, но постепенно большинство его членов вошло в ограду Церкви. Таков был и путь самого Федотова, и до последнего дня жизни на родине он был связан с Мейером и его единомышленниками, участвовал в их журнале «Свободные голоса», просуществовавшем всего один год (1918).

Как и многим деятелям культуры, Федотову пришлось испытать трудности голодных и холодных лет времен гражданской войны. Защитить диссертацию он не смог. Продолжал работать в библиотеке. Перенес тиф. После женитьбы в 1919 г. он должен был изыскивать новые средства к существованию. И именно тогда Федотову была предложена кафедра средних веков в Саратове. Осенью 1920 г. он приехал в родной город.

Разумеется, он не мог рассчитывать, что в эту грозную эпоху студентов будет интересовать медиевистика. Но некоторые его курсы и беседы на религиозно-философские темы собирали огромную аудиторию. Вскоре, однако, Федотов убедился, что университет поставлен в жесткие цензурные условия. Это вынудило его в 1922 г. покинуть Саратов. Печальным фактом остается то, что многие, подобные Федотову, честные и принципиальные люди невольно становились аутсайдерами. Их все чаще оттесняли приспособленцы, быстро усваивавшие новый «революционный» жаргон. Начиналась эпоха великого русского исхода, когда страна теряла многих выдающихся деятелей.

Несколько лет Федотов пытался найти свое место в сложившихся условиях. В 1925 г. он печатает первую свою книгу «Абеляр» о знаменитом средневековом философе и теологе. Но статью о Данте цензура уже не пропустила.

Угасал ленинский нэп, ощутимо менялась общая атмосфера в стране. Федотов понимал, что события принимают тот зловещий оборот, который он давно предвидел. Он был чужд монархизма и реставраторства. «Правые» так и остались для него носителями темной косной стихии. Однако, будучи историком, он очень рано сумел оценить реальную ситуацию. Позднее, уже за рубежом, он дал точную и взвешенную оценку сталинщине. В 1937 г. он с иронией писал об эмигрантах, которые мечтали об «избавлении от большевиков», тогда, как уже «не «они» правят Россией. Не они, а он». Одним из симптомов политической метаморфозы, совершившейся при Сталине, Федотов считал разгон Общества старых большевиков. «Казалось бы, – замечает историк, – в Обществе старых большевиков нет места троцкистам по самому определению. Троцкий – старый меньшевик, лишь в Октябрьскую революцию вошедший в партию Ленина; роспуск этой безвластной, но влиятельной организации показывает, что удар наносит Сталин именно традиции Ленина» .

Словом, нетрудно понять, какие мотивы руководили Федотовым, когда он принял решение уехать на Запад. Пойти на этот шаг ему было нелегко, тем более, что А. Мейер и друзья по религиозно-философскому кружку были против эмиграции. И все же Федотов не стал откладывать. В сентябре 1925 г. он выехал в Германию, имея при себе удостоверение, позволявшее ему работать за границей по средним векам. Что ждало его, не поступи он так, мы можем догадаться по участи Мейера. Через четыре года после отъезда Федотова члены кружка были арестованы, а Мейер приговорен к расстрелу, от которого его спасло лишь заступничество старого друга – А. Енукидзе. Остаток жизни философ провел в лагерях и ссылках. Его труды были изданы в Париже почти через сорок лет после его смерти.

Итак, для Федотова начался новый период жизни, жизни русского изгнанника.

Недолгая попытка устроиться в Берлине; тщетные усилия найти себе место в парижской медиевистике; первые выступления в прессе с очерками о русской интеллигенции; идейная конфронтация с различными эмигрантскими течениями. В конце концов судьба его определяется приглашением в Богословский институт, недавно основанный в Париже митрополитом Евлогием (Георгиевским). Там уже преподают его старые друзья – Антон Карташев и Сергей Безобразов, впоследствии епископ и переводчик Нового Завета.

Вначале он, естественно, читает историю западных исповеданий и латинский язык, это была его стихия. Но вскоре освободилась кафедра агиологии, то есть изучения житий святых, и Федотов вошел в новую для него область, ставшую с тех пор главным призванием историка.

Лавировать в эмигрантской среде было не просто. Здесь были и монархисты, и аскетически настроенные люди, подозрительно относившиеся к культуре и интеллигенции, и «евразийцы», питавшие надежды на диалог с Советами. Федотов не примкнул ни к одной из этих группировок. Спокойный характер, ум аналитика, верность принципам культурного творчества и демократии не позволяли ему принять какую-либо из радикальных концепций. Ближе всего он сошелся с философом Николаем Бердяевым, публицистом Ильей Фондаминским и монахиней Марией, впоследствии героиней Сопротивления. Участвовал он и в движении русского христианского студенчества, и в экуменической работе, но, как только замечал дух узости, нетерпимости, «охоты на ведьм», то немедленно отходил в сторону, предпочитая оставаться самим собой. Он принимал идею «реставрации» только в одном смысле – как возрождение духовных ценностей.

В 1931 г. «карловчане», церковная группировка, отколовшаяся от Московского патриархата, объявила, что Православная и самодержавие нераздельны. «Карловчане» нападали как на Богословский институт, как и на иерархию в России, испытывавшую в то время давление сталинского пресса. Федотов не мог сочувствовать «карловчанам», считавшим себя «национально мыслящими», не только по нравственным соображениям: он отчетливо сознавал, что Русская Церковь и отечество вошли в новую фазу истории, после которой возврата назад нет. В том же 1931 г. он основал журнал «Новый Град» с широкой культурно-общественной и христианско-демократической платформой. Там он опубликовал множество ярких и глубоких статей, посвященных главным образом актуальным вопросам мировой и русской истории, событиям и спорам тех дней. Вокруг журнала группировались люди, желавшие стать по ту сторону «правого» и «левого»: мать Мария, Бердяев, Федор Степун, Фондаминский, Марина Цветаева, философы Владимир Ильин, литературоведы Константин Мочульский, Юрий Иваск, монах Лев Жилле – француз, ставший православным. Печатался Федотов и в органе Бердяева, знаменитом парижском журнале «Путь».

Однако заветные мысли Федотов наиболее полно выразил в своих исторических трудах. Еще в 1928 г. он выпустил фундаментальную монографию о митрополите Филиппе Московском, который выступал против тирании Ивана Грозного и заплатил жизнью за свое мужество. Тема была выбрана историком не случайно. С одной стороны Федотов хотел показать несправедливость упреков в адрес Русской Церкви, которая якобы всегда отличалась равнодушием к общественной жизни: а с другой – развенчать миф о том, что старая Московская Русь была чуть ли не эталоном религиозно-социального порядка.

Федотов был глубоко убежден, что исконные духовные идеалы православной Руси имеют непреходящее значение и исключительно важны для современности. Он лишь хотел предостеречь от неоправданной ностальгии по далекому прошлому, которое имело как светлые, так и теневые стороны.

«Будем остерегаться, – писал он, – двух ошибок: чрезмерно идеализировать прошлое – и рисовать его сплошь в черном свете. В прошлом, как и в настоящем, шла извечная борьба добрых и темных сил, правды и кривды, но, как и в настоящем, слабость, малодушие преобладали над добром и злом» . Эта «слабость» стала, по словам Федотова, особенно заметна в Московскую эпоху. «Можно отметить, – пишет он, – что примеры мужественных уроков церкви государству, частые в удельно-вечевую эпоху русской истории, становятся реже в столетие московского единодержавия. Церкви легко было учить миролюбию и верности, крестному слову буйных, но слабых князей, мало связанных с землей и раздираемых взаимными усобицами. Но великий князь, а позже царь московский стал «грозным» государем, не любившим «встреч» и не терпевшим противления своей воли» . Тем более знаменательной и привлекательной является, по Федотову, фигура св. Филиппа Московского, не побоявшегося вступить в единоборство с тираном, перед которым трепетали стар и млад.

Подвиг св. Филиппа Федотов рассматривает на фоне патриотической деятельности Русской Церкви. Московский первоиерарх радел о своем отечестве не меньше, чем св. Алексий, духовник князя Дмитрия Донского. Речь идет лишь о различных аспектах патриотизма. Одни иерархи содействовали укреплению великокняжеского престола, перед другими встала иная задача – социально-нравственная. «Св. Филипп, – утверждает историк, – отдал жизнь в борьбе с этим самым государством, в лице царя, показав, что и оно должно подчиниться высшему началу жизни. В свете подвига Филиппова мы понимаем, что не московскому великодержавию служили русские святые, а тому Христову свету, который светился в царстве, – и лишь до тех пор, пока этот свет светился» .

В конфликте митрополита Филиппа с Грозным Федотов увидел столкновение евангельского духа с властью, поправшей все этические и правовые нормы. Оценка историком роли Грозного как бы предвосхищала дискуссии об этом царе, связанные с желанием Сталина превратить его в идеального монарха.

Федотову приходилось вести и полемику с теми, кто под влиянием апокалиптических событий нашего столетия пришли к обесцениванию культуры, истории, творчества. Многим казалось, что мир переживает эпоху заката, что Запад и Россия, пусть и по-разному, идут к своему концу. Понять такие настроения, свойственные не только русской эмиграции, было нетрудно. Ведь действительно, после первой мировой войны началось последовательное разрушение тех институтов и ценностей, которыми жил XIX век. Нужно было изрядное мужество и стойкость, нужна была твердая вера, чтобы преодолеть соблазн «ухода в себя», пассивности, отказа от созидательной работы.

И Федотов этот соблазн преодолел.

Он утверждал ценность труда и культуры как выражения высшей природы человека, его богоподобия. Человек – не машина, а вдохновенный труженик, призванный преобразовывать мир. Сверхприродный импульс действовал в истории с самого ее начала. Он определяет отличие человека от животного. Он освящает не только взлеты сознания, но и повседневное бытие человека. Считать культуру дьявольским изобретением – значит отказаться от человеческого первородства. Высшее начало проявляется и в Аполлоне, и в Дионисе, то есть и в просветленном разуме, и в пламенеющей стихии. «Не желая уступить демонам ни аполлонического Сократа, ни дионисического Эсхила, – писал Федотов, – мы, христиане, можем дать истинные имена божественным силам, действовавшим и, по апостолу Павлу, в дохристианской культуре. Это имена Логоса и Духа. Одно знаменует порядок, стройность, гармонию, другое – вдохновение, восторг, творческий порыв. Оба начала неизбежно присутствуют во всяком деле культуры. И ремесло и труды земледельца невозможны без некоторой творческой радости. Научное познание немыслимо без интуиции, без творческого созерцания. И создание поэта или музыканта предполагает суровый труд, отливающий вдохновение в строгие формы искусства. Но начало Духа преобладает в художественном творчестве, как начало Логоса – в научном познании» .

Существует градация в сферах творчества и культуры, но в целом они имеют высшее происхождение. Отсюда невозможность отбрасывать их, третировать как нечто преходящее, а значит ненужное.

Федотов сознавал, что человеческие деяния всегда могут быть поставлены перед судом Вечности. Но эсхатология не была для него поводом для «недеяния», проповедуемого китайскими даосами. Поясняя свою установку, он приводил эпизод из жизни одного западного святого. Когда тот, будучи семинаристом, играл во дворе в мяч, его спросили: что бы он стал делать, если бы узнал, что скоро конец мира? Ответ был неожиданным: «Я бы продолжал играть в мяч». Иными словами, если игра – это зло, то ее нужно бросить в любом случае; если же нет, то она имеет ценность всегда. Федотов усмотрел в приведенном рассказе своего рода притчу. Смысл ее заключается в том, что труд и творчество важны всегда, независимо от исторической эпохи. В этом он следовал апостолу Павлу, осуждавшему тех, кто бросал работу под предлогом скорого конца мира.

К столетнему юбилею со дня рождения Г. П. Федотова американский русский альманах «Путь» поместил редакционную статью о нем (Нью-Йорк, 1986, № 8–9). Статья называлась «Созидатель богословия культуры». И действительно, из русских мыслителей, наряду с Владимиром Соловьевым, Николаем Бердяевым и Сергеем Булгаковым, Федотов больше всего сделал для глубинного осмысления природы культуры. Корень ее они видят в духовности, в вере, в интуитивном постижении Реальности. Все, что производит культура: религии, искусства, социальные институты – так или иначе восходит к этому первичному источнику. Если психофизические свойства человека – дар природы, то его духовность – дар, обретенный в запредельных измерениях бытия. Этот дар позволяет человеку прорвать жесткий круг естественного детерминизма и создавать новое, небывшее, идти навстречу космическому единству. Какие бы силы ни тормозили это восхождение, оно будет совершаться вопреки всему, реализуя заложенную в нас тайну.

Творчество, по Федотову, имеет личностный характер. Но личность не изолированная единица. Она существует в живых взаимосвязях с окружающими личностями и средой. Так создаются сверхличностные, но индивидуальные облики национальных культур. Принимая их ценность, Федотов стремился увидеть их неповторимые особенности. И в первую очередь эта задача стояла перед ним, когда он изучал истоки русской духовной культуры, стремился найти вселенское в отечественном, и одновременно – национальное воплощение вселенского в конкретной истории России. Такова одна из главных целей книги Федотова «Святые Древней Руси», которая вышла в Париже в 1931 г., издавалась еще дважды: в Нью-Йорке и в Париже – и теперь предлагается нашим читателям.

Написать ее историка побудили не только занятия агиологией в институте, но и стремление найти корни, истоки Святой Руси как особого неповторимого феномена. Он не случайно обратился именно к древним «Житиям». Для Федотова его труд был не «археологией», не исследованием прошлого ради него самого. Именно в допетровские времена сложился, по его мнению, архетип духовной жизни, ставший идеалом для всех последующих поколений. Разумеется, история этого идеала не протекала безоблачно. Он прокладывал себе дорогу в сложных общественных условиях. Во многом судьба его была трагична. Но духовное созидание во всем мире и во все времена было нелегкой задачей и всегда сталкивалось с препятствиями, которые должно было преодолеть.

Книгу Федотова о древнерусских святых можно в чем-то считать уникальной. Конечно, и до него было написано немало исследований и монографий по истории Русской Православной Церкви и ее выдающихся деятелей. Достаточно напомнить труды Филарета Гумилевского, Макария Булгакова, Евгения Голубинского и многих других. Однако Федотов первым дал целостную картину истории русских святых, которая не тонула в деталях и сочетала широкую историософскую перспективу с научной критикой.

Как писал литературовед Юрий Иваск, «Федотов стремился услышать в документах, в памятниках голоса истории. При этом, не искажая фактов и не отбирая их искусственно, он подчеркивал в прошлом то, что могло бы пригодиться для настоящего» . Прежде чем книга увидела свет, Федотов провел тщательную работу по изучению первоисточников и критическому их анализу. Некоторые свои исходные принципы он изложил год спустя в очерке «Православие и историческая критика» . В нем он выступил как против тех, кто считал, что критика источников посягает на церковную традицию, так и тех, кто был склонен к «гиперкритике» и, подобно Голубинскому, оспаривал достоверность почти всех древних свидетельств.

Федотов показал, что вера и критика не только не препятствуют друг другу, но должны друг друга органически дополнять. Вера касается тех вопросов, которые не подлежат суду науки. В этом отношении традиция, предание свободны от выводов критики. Однако критика «вступает в свои права всякий раз, когда предание говорит о факте, о слове или событии, ограниченном в пространстве и времени. Все, что протекает в пространстве и времени, что доступно или было доступно чувственному опыту, может быть предметом не только веры, но и знания. Если наука безмолвствует о тайне Троицы или божественной жизни Христа, то она может дать исчерпывающий ответ о подлинности Константинова дара (некогда признававшегося и на Востоке), о принадлежности произведения тому или иному отцу, об исторической обстановке гонений на или деятельности вселенских соборов» .

Что же касается «гиперкритики», то Федотов подчеркивал, что ею, как правило, руководят не объективные научные соображения, а определенные идейные предпосылки. В частности, таковы скрытые пружины исторического скептицизма, готового с порога все отрицать, отбрасывать, подвергать сомнению. Это, по словам Федотова, скорее даже не скептицизм, а «увлечение собственными, новыми сплошь и рядом, фантастическими конструкциями. В данном случае вместо критицизма уместно говорить о своеобразном догматизме, где догматизируются не традиции, а современные гипотезы» .

Затронул историк и вопрос о чудесах, столь часто встречающихся как в древних «Житиях», так и в Библии . Здесь Федотов также указал на демаркационную линию, проходящую между верой и наукой. «Вопрос о чуде, – писал он, – вопрос порядка религиозного. Ни одна наука – менее других историческая – не может решить вопроса о сверхъестественном или природном характере факта. Историк может лишь констатировать факт, допускающий всегда не одно, а много научных или религиозных объяснений. Он не имеет права устранять факт только потому, что факт выходит из границ его личного или среднего житейского опыта. Признание чуда не есть признание легенды. Легенда характеризуется не простым наличием чудесного, но совокупностью признаков, указывающих на ее народное или литературное, сверхиндивидуальное, существование; отсутствием крепких нитей, связывающих ее с данной действительностью. Чудесное может быть действительным, естественное – легендарным. Пример: чудеса Христовы и основание Рима Ромулом и Ремом. Наивность, верующая в легенды, и рационализм, отрицающий чудо, – одинаково чужды православной исторической науке, – я бы сказал, науке вообще» .

Такой, одновременно критический и связанный с преданием веры, сбалансированный подход был положен Федотовым в основу его книги «Святые Древней Руси».

Рассматривая тему книги Федотова, Владимир Топоров верно подметил, что понятие святости имеет свой источник в дохристианской традиции. В славянском язычестве это понятие связано с таинственным избытком жизненной силы . К этому можно лишь добавить, что термины «святой» и «святость» восходят также к Библии , где они указывают на тесную связь земного человеческого с верховной Тайной божественности. Человек, именуемый «святым», посвящен Богу, несет на себе печать иного мира. В христианском сознании святые – это не просто «добрые», «праведные», «благочестивые» люди, а те, кто были причастны запредельной Реальности. Им во всей полноте присущи черты конкретного человека, вписанного в определенную эпоху. И в то же время они возвышаются над ней, указывая путь в будущее.

В своей книге Федотов прослеживает, как в древнерусской святости формировался особый русский религиозный тин. Хотя генетически он связан с общехристианскими началами и византийским наследием, в нем очень рано появились индивидуальные черты.

Византия дышала воздухом «сакральной торжественности». Несмотря на огромное влияние иноческого аскетизма, она была погружена в пышную красоту священнодействия, отображающего неподвижную вечность. Писания древнего мистика, известного под именем Дионисия Ареопагита , во многом определили миросозерцание, церковность и эстетику Византии. Этический элемент, разумеется, не отрицался, но он нередко отступал на второй план по сравнению с эстетикой – этим зеркалом «небесной иерархии».

Иной характер приобрела христианская духовность на Руси уже в первые же десятилетия после князя Владимира. В лице св. Феодосия Печерского она, сохранив аскетическую традицию Византии, усилила евангельский элемент, который ставил во главу угла действенную любовь, служение людям, милосердие.

Этот первый этап в истории древнерусской святости в эпоху ордынского ига сменяется новым – мистическим. Его воплощает св. Сергий Радонежский. Федотов считает его первым русским мистиком. Он не находит прямых свидетельств о связи основателя Троицкой лавры с афонской школой исихазма, но утверждает их глубокую близость. В исихазме была развита практика духовного самоуглубления, молитвы, преображения личности через ее сокровенное единение с Богом.

В третьем, московском, периоде две первые тенденции приходят в столкновение. Это произошло в силу того, что сторонники социальной активности Церкви, иосифляне, стали опираться на поддержку мощной государственной власти, окрепшей после свержения ордынского ига. Носители аскетического идеала, св. Нил Сорский и «нестяжатели», не отрицали роли социального служения, но они боялись превращения Церкви в богатый и репрессивный институт и поэтому выступали и против монастырского землевладения, и против казней еретиков. В этом конфликте внешне победили иосифляне, но их победа повела к глубокому и затяжному кризису, породившему раскол старообрядчества. А затем наступил иной раскол, потрясший всю русскую культуру, – связанный с реформами Петра.

Эту цепь событий Федотов определил как «трагедию древнерусской святости». Но он же отметил, что, несмотря на все кризисы, изначальный идеал, гармонически сочетавший служение обществу с духовным самоуглублением, не погиб. В том же XVIII веке, когда Церковь оказалась подчиненной жесткому синодальному строю, неожиданно воскрес дух древних подвижников. «Под почвой, – пишет Федотов, – текли благодатные реки. И как раз век Империи, столь, казалось бы, неблагоприятный для оживления русской религиозности, принес возрождение мистической святости. На самом пороге новой эпохи Паисий (Величковский) , ученик православного Востока, находит творения Нила Сорского и завещает их Оптиной пустыни. Еще святитель Тихон Задонский, ученик латинской школы, хранит в своем кротком облике фамильные черты Сергиева дома. С XIX века в России зажигаются два духовных костра, пламя которых отогревает замерзшую русскую жизнь: Оптина пустынь и Саров. И ангельский образ Серафима, и оптинские старцы воскрешают классический век русской святости. Вместе с ними приходит время реабилитации св. Нила, которого Москва забыла даже канонизировать, но который в XIX веке, уже церковно чтимый, для всех нас является выразителем самого глубокого и прекрасного направления древнерусского подвижничества .

Когда Федотов писал эти строки, прошло всего три года со смерти последнего из старцев Оптиной пустыни. Таким образом, свет христианского идеала, сложившегося в Древней Руси, дошел и до нашего тревожного столетия. Этот идеал был укоренен в Евангелии. Христос провозглашает важнейшими две заповеди: любовь к Богу и любовь к человеку. Здесь – основа подвига Феодосия Печерского , который сочетал молитву с активным служением людям. От него зачинается история духовности Русской Православной Церкви. И история эта продолжается сегодня. Она столь же драматична, как в средние века, но те, кто верит в жизненность вечных ценностей и идеалов, могут согласиться с Федотовым, что они нужны и сейчас – как нашей стране, так и всему миру. Федотов продолжал преподавать в институте. Писал многочисленные статьи и эссе. Выпустил книги «И есть и будет» (1932), «Социальное значение христианства» (1933), «Стихи духовные» (1935). Но работать было все труднее. Политическая и общественная атмосфера становилась напряженной и мрачной. Приход к власти Гитлера, Муссолини, Франко в который раз раскололи эмиграцию. Многие изгнанники видели в тоталитарных вождях Запада чуть ли не «спасителей России». Демократ Федотов, разумеется, не мог принять такую позицию. Все больше чувствовал он отчуждение от «национально мыслящих», которые готовы были призывать на «царство большевиков» любых интервентов, кем бы они ни были.

Когда же Федотов в 1936 г. публично высказался, что Долорес Ибаррури, при всем его несогласии с ее взглядами, ближе ему, чем генералиссимус Франко, на историка посыпался град инсинуаций. Даже митрополит Евлогий, человек широких взглядов, уважавший Федотова, выразил ему свое неодобрение. С этого момента любое политическое высказывание ученого подвергалось атакам. Последней каплей оказалась новогодняя статья 1939 г., где Федотов одобрял антигитлеровскую политику Советского Союза. Теперь уже вся корпорация преподавателей Богословского института под давлением «правых» осудила Федотова.

Этот акт вызвал негодование «рыцаря свободы» Николая Бердяева. Он откликнулся на него статьей «Существует ли в православии свобода мысли и совести?», появившейся незадолго до второй мировой войны. «Оказывается, – писал Бердяев, – что защита христианской демократии и свобода человека недопустима для профессора Богословского института. Православный профессор должен быть защитником Франко, который предал свое отечество иностранцам и утопил народ свой в крови. Совершенно ясно, что осуждение Г. П. Федотова профессурой Богословского института было именно политическим актом, глубоко компрометирующим это учреждение» . Защищая Федотова, Бердяев защищал духовную свободу, нравственные идеалы русской интеллигенции, универсализм Евангелия против узости и псевдотрадиционализма. По его словам, «когда говорят, что православный должен быть «национально мыслящим» и не должен быть «интеллигентом», то всегда хотят охранить старое язычество, которое вошло в православие, с которым оно срослось и не хочет очиститься. Люди такой формации могут быть очень «православными», но они очень мало христиане. Они даже считают Евангелие баптистской книгой. Они не любят христианства и считают его опасным для своих инстинктов и эмоций. Бытовое и есть язычество внутри христианства» . Эти строки звучали особенно остро в связи с растущей тенденцией рассматривать только лишь как часть национального наследия, вне зависимости от самой сущности Евангелия. Именно в таком духе высказывался тогда во Франции Шарль Моррас, создатель движения «Аксьен Франсе», судимый впоследствии за сотрудничество с нацистами.

Федотов всегда подчеркивал, что, как культурный феномен, стоит в одном ряду с язычеством. Его уникальность – во Христе и в Евангелии. И именно в этом ключе следует оценивать каждую цивилизацию, основанную на христианстве, в том числе и русскую.

Однако для спокойного диалога условий не было. На аргументы отвечали травлей. Только студенты вступились за своего профессора, который тогда находился в Лондоне, и послали ему письмо с выражением поддержки.

Но тут грянула война и прекратила все споры. Пытаясь добраться в Аркашон к Бердяеву и Фондаминскому, Федотов оказался на острове Олерон вместе с Вадимом Андреевым, сыном известного писателя. Как обычно, от невеселых дум его спасала работа. Осуществляя свою давнюю мечту, он стал переводить библейские псалмы на русский язык.

Вне всякого сомнения, Федотов разделил бы участь своих друзей – матери Марии и Фондаминского, погибших в гитлеровских лагерях. Но его спасло то, что Американский еврейский комитет внес его имя в списки лиц, которых Соединенные Штаты готовы были принять как беженцев. Митрополит Евлогий, к тому времени уже примирившийся с Федотовым, дал ему благословение на отъезд. С большими трудностями, то и дело рискуя жизнью, Федотов с близкими добрался до Нью-Йорка. Это было 12 сентября 1941 г.

Так началось последнее, американское, десятилетие его жизни и трудов. Сначала он преподавал в богословской школе при Иельском университете, а затем стал профессором Православной Свято-Владимирской семинарии. Наиболее значительным произведением Федотова в этот период стала книга «Русская религиозная мысль», вышедшая на английском языке. Она еще ждет своих русских издателей, хотя неизвестно, сохранился ли ее оригинал.

В послевоенные годы Федотов мог видеть, как осуществляются его политические прогнозы. Победа над нацизмом не принесла главной его победительнице внутренней свободы. Сталинская автократия, присвоив себе плоды народного подвига, казалось, шла к зениту. Федотову не раз приходилось слышать, что все это фатум России, что она знала только тиранов и холопов и поэтому сталинщина неизбежна. Однако Федотов не любил политических мифов, пусть даже правдоподобных. Он отказывался принять мысль, будто русская история запрограммировала Сталина, что в основах русской культуры можно найти лишь деспотизм и подчинение. И его позиция, как всегда, была не просто эмоциональной, а строилась на серьезном историческом фундаменте.

Незадолго до смерти, в 1950 г., он поместил в нью-йоркском журнале «Народная правда» (№ 11–12) статью «Республика Святой Софии». Она была посвящена демократической традиции Новгородской республики.

Федотов раскрыл исключительную оригинальность культуры Новгорода не только в сфере иконописи и зодчества, но и в области социально-политической. При всех своих средневековых изъянах вечевой порядок был вполне реальным «народоправством», напоминавшим демократию древних Афин. «Вече выбирало все свое правительство, не исключая архиепископа, контролировало и судило его» . В Новгороде существовал институт «палат», которые коллективно решали все важнейшие государственные дела. Символами этой новгородской демократии были храм Святой Софии и образ Богоматери «Знамение». Не случайно предание связывает историю этой иконы с борьбой новгородцев за свою свободу. И не случайно, что Грозный с такой беспощадностью расправился с Новгородом. Его гнев был обрушен даже на знаменитый вечевой колокол – эмблему старинного народоправства.

«История, – заключает Федотов, – судила победу другой традиции в русской церкви и государстве. Москва стала преемницей одновременно и Византии и Золотой Орды, и самодержавие царей – не только политическим фактом, но и религиозной доктриной, для многих почти догматом. Но когда история покончила с этим фактом, нора вспомнить о существовании иного крупного факта и иной доктрины в том же самом русском православии. В этой традиции могут почерпать свое вдохновение православные сторонники демократической России» . Федотов выступает против политического господства Церкви, теократии. «Всякая теократия, – пишет он, – таит в себе опасность насилия над совестью меньшинства. Раздельное, хоть и дружеское сосуществование церкви и государства является лучшим решением для сегодняшнего дня. Но, оглядываясь в прошлое, нельзя не признать, что в пределах восточно-православного мира Новгород нашел лучшее разрешение вечно волнующего вопроса об отношениях между государством и церковью» .

Этот очерк стал как бы духовным завещанием Георгия Петровича Федотова. 1 сентября 1951 г. он скончался. Тогда едва ли кто-нибудь мог предположить, что недалек день конца сталинщины. Но Федотов верил в осмысленность исторического процесса. Верил в победу человечности, духа и свободы. Он верил, что никакие темные силы не смогут остановить потока, который течет к нам из первохристианства и воспринявшей его идеалы Святой Руси.

Протоиерей Алекандр Мень

Введение

Изучение русской святости в ее истории и ее религиозной феноменологии является сейчас одной из насущных задач нашего христианского и национального возрождения. В русских святых мы чтим не только небесных покровителей святой и грешной России: в них мы ищем откровения нашего собственного духовного пути. Верим, что каждый народ имеет собственное религиозное призвание, и, конечно, всего полнее оно осуществляется его религиозными гениями. Здесь путь для всех, отмеченный вехами героического подвижничества немногих. Их идеал веками питал народную жизнь; у их огня вся Русь зажигала свои лампадки. Если мы не обманываемся в убеждении, что вся культура народа, в последнем счете, определяется его религией, то в русской святости найдем ключ, объясняющий многое в явлениях и современной, секуляризированной русской культуры. Ставя перед собой грандиозную задачу ее оцерковления, ее обратного включения в тело вселенской Церкви, мы обязаны специфицировать вселенское задание христианства: найти ту особую ветвь на Лозе, которая отмечена нашим именем: русскую ветвь православия.

Удачное разрешение этой задачи (конечно, в практике, в духовной жизни) спасет нас от большой ошибки. Мы не будем приравнивать, как часто это делаем, русского к православному, поняв, что русская тема есть тема частная, а православная – всеобъемлющая, и это спасет нас от духовной гордыни, искажающей нередко русскую национально-религиозную мысль. С другой стороны, осознание нашего личного исторического пути поможет нам сосредоточить на нем возможно более организованные усилия, избавив, может быть, от бесплодной растраты сил на чужих, нам непосильных дорогах.

В настоящее время среди русского православного общества господствует полное смешение понятий в этой области. Обычно сопоставляют духовную жизнь современной, послепетровской России, наше старчество или наше народное юродство, с «Добротолюбием», то есть с аскетикой древнего Востока, легко перебрасывая мост через тысячелетия и обходя совершенно неизвестную или мнимо известную святость Древней Руси. Как это ни странно, задача изучения русской святости, как особой традиции духовной жизни, даже не была поставлена. Этому мешал предрассудок, который разделялся и разделяется большинством как православных, так и враждебных Церкви людей: предрассудок единообразия, неизменности духовной жизни. Для одних это канон, святоотеческая норма, для других – трафарет, лишающий тему святости научного интереса. Разумеется, духовная жизнь в христианстве имеет некоторые общие законы, лучше сказать, нормы. Но эти нормы не исключают, а требуют разделения методов, подвигов, призваний. В католической Франции, развивающей огромную агиографическую продукцию в настоящее время господствует школа Жоли (автор книги о «психологии святости»), которая изучает в святом индивидуальность – в убеждении, что благодать не насилует природы. То правда, что католичество со своей характерной спецификацией во всех областям духовной жизни, прямо приковывает внимание к конкретной личности. В православии преобладает традиционное, общее. Но это общее дано не в безликих схемах, а в живых личностях. Мы имеем свидетельства о том, что иконописные лики многих русских святых в основе своей портретны, хотя и не в смысле реалистического портрета. Личное в житии, как и на иконе дано в тонких чертах, в оттенках: это искусство нюансов. Вот почему от исследователя требуется здесь гораздо больше острого внимания, критической осторожности, тонкой, ювелирной акривии, чем для исследователя католической святости. Тогда лишь за типом, «трафаретом», «штампом» встанет неповторяемый облик.

Огромная трудность этой задачи зависит от того, что индивидуальное открывается лишь на отчетливом фоне общего. Другими словами, необходимо знание агиографии всего христианского мира, прежде всего православного, греческого и славянского Востока, чтобы иметь право судить об особом русском характере святости. Никто из русских церковных и литературных историков до сих пор не был достаточно вооружен для такой работы. Вот почему и предлагаемая книга, которая лишь в очень немногих пунктах может опереться на результаты готовых работ, является лишь черновым наброском, скорее программой будущих исследований, столь важных для духовных задач нашего времени.

Материалом для настоящей работы будет служить доступная нам агиографическая житийная литература Древней Руси. Жития святых были излюбленным чтением наших предков. Даже миряне списывали или заказывали для себя житийные сборники. С XVI века, в связи с ростом московского национального сознания, появляются сборники чисто русских житий. Митрополит Макарий при Грозном с целым штатом сотрудников-грамотеев более двадцати лет собирал древнюю русскую письменность в огромный сборник Великих Четьих Миней, в котором жития святых заняли почетное место. Среди лучших писателей Древней Руси посвятили свое перо прославлению угодников Нестор Летописец, Епифаний Премудрый и Пахомий Логофет. За века своего существования русская агиография прошла через разные формы, знала разные стили. Слагаясь в тесной зависимости от греческого, риторически развитого и украшенного, жития (образец – Симеон Метафраст Х века), русская агиография, быть может, лучшие свои плоды принесла на Киевском юге. Немногочисленные, правда, памятники домонгольской поры с пышной словесной культурой соединяют богатство конкретного дееписания, отчетливость личной характеристики. Первые всходы житийной литературы на севере до и после монгольского погрома имеют совсем иной характер: это краткие, бедные и риторикой и фактическими подробностями записи – скорее канва для будущих сказаний, нежели готовые жития. В. О. Ключевский высказал предположение о связи этих памятников с кондаком шестой песни канона, за которой читается житие святого в канун его памяти. Во всяком случае, мнение о народном происхождении древнейших северно-русских житий (Некрасов, отчасти уже Шевырев) давно оставлено. Народность языка некоторых житий – вторичное явление, продукт литературного упадка. С начала XV века Епифаний и серб Пахомий создают и в северной Руси новую школу – несомненно, под греческими и юго-славянскими влияниями – школу искусственно изукрашенного, пространного жития. Ими – особенно Пахомием – создается устойчивый литературный канон, пышное «плетение словес», подражать которому стремятся русские книжники до конца XVII века. В эпоху Макария, когда переделывалось множество древних неискусных житийных записей, творения Пахомия вносились в Четьи Минеи в неприкосновенности. Огромное большинство этих агиографических памятников находится в строгой зависимости от своих образцов. Есть жития почти целиком списанные с древнейших; другие развивают общие места, воздерживаясь от точных биографических данных. Так поневоле поступают агиографы, отделенные от святого длительным промежутком времени – иногда столетиями, когда и народное предание иссякает. Но здесь действует и общий закон агиографического стиля, подобный закону иконописи: он требует подчинения частного общему, растворения человеческого лица в небесном прославленном лике. Писатель-художник или преданный ученик святого, взявшийся за свой труд над его свежей могилой, умеют тонкой кистью, скупо, но точно дать несколько личных черт. Писатель поздний или добросовестный труженик работают но «лицевым подлинникам», воздерживаясь от личного, неустойчивого, неповторимого. При общей скупости древнерусской литературной культуры неудивительно, что большинство исследователей приходят в отчаяние от бедности русских житий. В этом отношении характерен опыт Ключевского. Он знал русскую агиографию, как никто другой ни до ни после него. Он изучил по рукописям до 150 житий в 250 редакциях – и в результате многолетних исследований пришел к самым пессимистическим выводам. За исключением немногих памятников, остальная масса русской житийной литературы бедна содержанием, представляя чаще всего литературное развитие или даже копирование традиционных типов. Ввиду этого и «небогатым историческим содержанием жития» нельзя пользоваться без предварительной сложной работы критики. Опыт Ключевского (1871) надолго отпугнул русских исследователей от «неблагодарного» материала. А между тем его разочарование в значительной мере зависело от его личного подхода: он искал в житии не того, что оно обещает дать как памятник духовной жизни, а материалов для изучения постороннего явления: колонизации русского Севера. Стоило через 30 лет после Ключевского одному светскому провинциальному ученому поставить своей темой изучение религиозно-нравственных направлений, и русские жития по-новому осветились для него. Исходя как раз из изучения шаблонов, А. Кадлубовский мог в легчайших изменениях схем усмотреть различия духовных направлений, очертить линии развития духовных школ. Правда, это сделано им лишь для полутора – двух столетий московской эпохи (XV-XVI), но для столетий важнейших в истории русской святости. Надо удивляться, что пример варшавского историка не нашел у нас подражателей. За последние предвоенные десятилетия история русского жития имела у нас многих прекрасно вооруженных работников. Изучались преимущественно или областные группы (Вологодская, Псковская, Поморская), или агиологические типы («святые князья»). Но изучение их продолжало оставаться внешним, литературно-историческим, без достаточного внимания к проблемам святости как категории духовной жизни. Нам остается прибавить, что работа над русской агиографией чрезвычайно затруднена отсутствием изданий. Из 150 житий, или 250 редакций, известных Ключевскому (а после него были найдены и неизвестные ему), напечатаны не более полусотни преимущественно древнейших памятников. А. Кадлубовский дает их неполный список. Начиная с середины XVI века, то есть как раз с расцвета агиографической продукции в Москве, почти весь материал лежит в рукописях. Не более четырех агиографических памятников получили научные издания; остальные – перепечатки случайных, не всегда лучших рукописей. По-прежнему исследователь прикован к старым допечатным сборникам, рассеянным в библиотеках русских городов и монастырей. Подлинный литературный материал древности вытеснен позднейшими переложениями и переводами. Но и переложения эти далеки от полноты. Даже в Четьих Минеях св. Димитрия Ростовского русский житийный материал представлен крайне скупо. Для большинства отечественных подвижников св. Димитрий отсылает к «Прологу», который дает лишь сокращенные жития, и то не для всех святых. Благочестивый любитель русской агиографии может найти для себя много интересного в двенадцати томах переложений А. Н. Муравьева, писанных – в этом их главное достоинство – часто по рукописным источникам. Но для научной работы, особенно ввиду вышеуказанного характера русского жития, переложения, конечно, не годятся. Понятно при таких условиях, что наша скромная работа за рубежом России не может удовлетворить строгим научным требованиям. Мы пытаемся лишь, вслед за Кадлубовским, внести в русскую агиографию новое освещение, то есть поставить новые проблемы – новые для русской науки, но весьма старые по существу, ибо они совпадают со смыслом и идеей самой агиографии: проблемы духовной жизни. Так в анализе трудностей русской агиографической науки вскрывается, как почти в каждой русской культурной проблеме, основная трагедия нашего исторического процесса. Безмолвная «Святая Русь», в своей оторванности от источников словесной культуры древности, не сумела поведать нам о самом главном – о своем религиозном опыте. Новая Россия, вооруженная всем аппаратом западной науки, прошла равнодушно мимо самой темы «Святой Руси», не заметив, что развитием этой темы в конце концов определяется судьба России.

В заключение этой вводной главы необходимо сделать несколько замечаний, касающихся канонизации русских святых. Этой частной теме в русской литературе посчастливилось. У нас имеются два исследования: Васильева и Голубинского, которые пролили достаточно света на эту прежде темную область. Канонизация есть установление Церковью почитания святому. Акт канонизации – иногда торжественный, иногда безмолвный – не означает определения небесной славы подвижника, но обращается к земной Церкви, призывая к почитанию святого в формах общественного богослужения. Церковь знает о существовании неведомых святых, слава которых не открыта на земле. Церковь никогда не запрещала частной молитвы, то есть обращения с просьбой о молитве к усопшим праведникам, ею не прославленным. В этой молитве живых за усопших и молитве усопшим, предполагающей ответную молитву усопших за живых, выражается единение Церкви небесной и земной, то «общение святых», о котором говорит «апостольский» символ веры. Канонизованные святые представляют лишь четко, литургически очерченный круг в центре небесной Церкви. В православной литургике существенное отличие канонизованных святых от прочих усопших состоит в том, что святым служатся молебны, а не панихиды. К этому присоединяется поминание их имен в различные моменты богослужения, иногда установление праздников им, с составлением особых служб, то есть переменных молитв богослужения. На Руси, как, впрочем, и во всем христианском мире, народное почитание обычно (хотя и нс всегда) предшествует церковной канонизации. Православным народом чтутся в настоящее время множество угодников, никогда не пользовавшихся церковным культом. Более того, строгое определение круга канонизованных святых Русской Церкви наталкивается на большие трудности. Трудности эти зависят от того, что, помимо общей канонизации, Церковь знает еще и местную. Под общей мы в данном случае – не совсем правильно – разумеем национальное, то есть, в сущности, тоже местное почитание. Местная канонизация бывает или епархиальной, или более узкой, ограничиваясь отдельным монастырем или храмом, где покоятся мощи святого. Последние, то есть узко местные формы церковной канонизации часто приближаются к народной, так как устанавливаются иногда без надлежащего разрешения церковной власти, прерываются на время, снова возобновляются и вызывают неразрешимые вопросы. Все списки, календари, указатели русских святых, как частные, так и официальные, разногласят, иногда весьма значительно, в числе канонизованных угодников. Даже последнее синодальное издание (впрочем, не официальное, а лишь официозное) – «Верный месяцеслов русских святых» 1903 г. – не свободно от погрешностей. Он дает общее число 381. При правильном понимании значения канонизации (и молитвы святым) спорные вопросы канонизации в значительной мере теряют остроту, как перестают смущать и известные в Русской Церкви случаи деканонизации, то есть запрещения почитания уже прославленных святых. Канонизованная в 1649 г. княгиня Анна Кашинская была вычеркнута из числа русских святых в 1677 г., но восстановлена при императоре Николае II. Причиной деканонизации было действительное или мнимое двуперстное сложение ее руки, использованное старообрядцами. По той же причине из общечтимых переведен в местночтимые угодники Св. Ефросин Псковский, горячий поборник двукратной «аллилуйи». Известны и другие, менее замечательные, случаи, особенно частые в XVIII столетии. Церковная канонизация, акт, обращенный к земной Церкви, руководится религиозно-педагогическими, иногда национально-политическими мотивами. Устанавливаемый ею выбор (а канонизация и есть лишь выбор) не притязает на совпадение с достоинством иерархии небесной. Вот почему на путях исторической жизни народа мы видим, как меняются в его даже церковном сознании небесные покровители; некоторые столетия окрашиваются в определенные агиографические цвета, впоследствии бледнеющие. Теперь русский народ почти забыл имена Кирилла Белозерского и Иосифа Волоцкого , двух из самых чтимых святых Московской Руси. Побледнели для него и северные пустынники и новгородские святые, но в эпоху империи расцветает почитание св. князей Владимира и Александра Невского. Быть может, лишь имя преподобного Сергия Радонежского сияет никогда не меркнущим светом на русском небе, торжествуя над временем. Но эта смена излюбленных культов является драгоценным показателем глубоких, часто незримых прорастании или увядании в основных направлениях религиозной жизни народа. Каковы те органы церковной власти, которым принадлежит право канонизации? В древней Церкви каждая епархия вела свои самостоятельные списки (диптихи) мучеников и святых, распространение почитания некоторых святых до пределов вселенской Церкви было делом свободного выбора всех городских – епископальных церквей. Впоследствии канонизационный процесс был централизован – на Западе в Риме, на Востоке в Константинополе. На Руси киевские и московские митрополиты – греки, естественно, сохранили за собой право торжественной канонизации. Известен даже единственный документ, связанный с канонизацией митрополита Петра, из которого видно, что русский митрополит запрашивал патриарха цареградского. Несомненно, однако, что в многочисленных случаях местной канонизации епископы обходились без согласия митрополита (московского), хотя трудно сказать, каково было господствующее правило. С митрополита Макария (1542–1563) канонизация как общечтимых, так и местных святых становится делом соборов при митрополите, впоследствии патриархе московском. Время Макария – юность Грозного – вообще означает новую эпоху в русской канонизации. Объединение всей Руси под скипетром князей московских, венчание Ивана IV на царство, то есть вступление его в преемство власти византийских «вселенских», по идее православных царей необычайно окрылило московское национально-церковное самосознание. Выражением «святости», высокого призвания русской земли были ее святые. Отсюда потребность в канонизации новых угодников, в более торжественном прославлении старых. После Макарьевских Соборов 1547–1549 гг. число русских святых почти удвоилось. Повсюду по епархиям было предписано производить «обыск» о новых чудотворцах: «Где которые чудотворцы прославились великими чудесы и знамении, из коликих времен и в каковы лета». В окружении митрополита и по епархиям работала целая школа агиографов, которая спешно составляла жития новых чудотворцев, переделывала старые в торжественном стиле, соответствующем новым литературным вкусам. Четьи Минеи митрополита Макария и его канонизационные соборы представляют две стороны одного и того же церковпо-национального движения. Соборная, а с XVII века патриаршая власть сохранила за собой право канонизации (исключения встречаются для некоторых местных святых) до времени Святейшего Синода, который с XVIII века сделался единственной канонизационной инстанцией. Петровское законодательство (Духовный регламент) относится более чем сдержанно к новым канонизациям, – хотя сам Петр канонизовал св. Вассиана и Иону Пертоминских в благодарность за спасение от бури на Белом море. Два последних синодальных столетия отмечены чрезвычайно ограничительной канонизационной практикой. До императора Николая II были причислены к лику общечтимых святых всего четыре угодника. В XVIII веке нередки случаи, когда епархиальные архиереи собственной властью прекращали почитание местных святых, даже церковно канонизованных. Лишь при императоре Николае II, в соответствии с направлением его личного благочестия, канонизации следуют одна за другой: семь новых святых за одно царствование. Основаниями для церковной канонизации были и остаются: 1) жизнь и подвиг святого, 2) чудеса и 3) в некоторых случаях нетление его мощей.

Отсутствие сведений о жизни святых было препятствием, затруднявшим канонизацию святых Иакова Боровицкого и Андрея Смоленского в XVI веке. Но чудеса восторжествовали над сомнениями московских митрополитов и их следователей. Чудеса вообще являются главным основанием для канонизации – хотя и не исключительным. Голубинский, который вообще склонен приписывать этому второму моменту решающее значение, указывает, что церковное предание не сохранило сведений о чудесах св. князя Владимира, Антония Печерского и множества святых новгородских епископов. Что касается нетления мощей, то по этому вопросу у нас в последнее время господствовали совершенно неправильные представления. Церковь чтит как кости, так и нетленные (мумифицированные) тела святых, ныне одинаково именуемые мощами. На основании большого материала летописей, актов обследования святых мощей в старое и новое время Голубинский мог привести примеры нетленных (кн. Ольга, кн. Анддрей Боголюбский и сын его Глеб, киевские печерские святые), тленных (св. Феодосии Черниговский, Серафим Саровский и др.) и частично нетленных (св. Димитрий Ростовский, Феодосии Тотемский) мощей. Относительно некоторых свидетельства двоятся или даже позволяют предполагать позднейшую тленность некогда нетленных мощей. Самое слово «мощи» в древнерусском и славянском языке означало кости и иногда противополагалось телу. Об одних святых говорилось: «Лежит мощьми», а о других: «Лежит в теле». На древнем языке «нетленные мощи» означали «нетленные», то есть не распавшиеся кости. Известны не очень редкие случаи естественного нетления, то есть мумификации тел, ничего общего со святыми не имеющих: массовая мумификация на некоторых кладбищах Сибири, Кавказа, во Франции – в Бордо и Тулузе и т. д. Хотя Церковь всегда видела в нетлении святых особый дар Божий и видимое свидетельство их славы, в Древней Руси не требовали этого чудесного дара от всякого святого. «Кости наги – источают исцеление», – пишет ученый митрополит Даниил (XVI в.). Только в синодальную эпоху укоренилось неправильное представление о том, что все почивающие мощи угодников являются нетленными телами. Это заблуждение – отчасти злоупотребление – было впервые громко опровергнуто санктпетербургским митрополитом Антонием и Святейшим Синодом при канонизации св. Серафима Саровского . Несмотря на разъяснение Синода и на исследование Голубинского, в народе продолжали держаться прежние взгляды, и потому результаты кощунственного вскрытия мощей большевиками в 1919–1920 гг. были для многих тяжелым потрясением. Как это ни странно, Древняя Русь трезвее и разумнее смотрела на это дело, чем новые «просвещенные» столетия, когда и просвещение и церковная традиция страдали от взаимного разобщения.

Основная часть................................................................. 3

1. Князь Владимир................................................................. 3

2. Борис и Глеб...................................................................... 5

3. Сергий Радонежский....................................................... 9

Заключение.......................................................................... 11

Список использованной литературы................................ 11

Введение

Каждому обществу как и каждому человеку необходим светлый духовный идеал. Особенно остро общество нуждается в нем в эпоху,смутного времени,. Что же служит нам, русским людям этим духовным идеалом, духовным стержнем, той силой, которая на протяжении целого тысячелетия сплачивала Русь перед лицом нашествий, смут, войн и других глобальных катаклизмов?

Несомненно что такой связующей силой является православие, но не в том виде в каком оно пришло на Русь из Византии,а в том какой оно приобрело на Русской земле, с учетом национальных, политических и социально-экономических особенностей Древней Руси. Византийское православие пришло на Русь имея уже сформировавшийся пантеон христианских святых, к примеру таких как Николай-чудотворец, Иоанн-креститель и других, глубоко почитаемых и поныне. К 11веку христианство на Руси делало только первые шаги и для многих простых людей того времени еще не являлось источником веры. Ведь чтобы признать святость пришлых святых нужно было очень глубоко уверовать, проникнуться духом православной веры. Совсем другое дело, когда перед глазами есть пример в лице своего же, русского человека, иногда даже простолюдина, совершающего святое подвижничество. Тут уж уверует самый скептически настроенный по отношению к христианству человек. Таким образом к концу 11века начинает формироваться чисто русский пантеон святых, почитаемых и поныне наравне с общехристианскими святыми.

Взяться за написание работы по данной теме меня заставил интерес к этому отрезку времени русской истории, интерес к исторической роли Русской Православной Церкви а так же некоторая непопулярность этой темы среди студенчества(за исключением разве что студентов духовной семинарии). Кроме того данная тема как никогда актуальна в наше переходное время когда многие говорят о православных идеалах и ценностях, зачастую их не придерживаясь, когда делается упор лишь на видимую сторону поклонения Богу, и когда многие из нас живут не по тем заповедям которые легли в основу христианства.

Основная часть

Бурная русская история выдвинула много ярких, неординарных личностей.

Некоторые из них благодаря своей подвижнической деятельности на ниве православия, благодаря своей праведной жизни или деяний в результате которых имя России обрело величие и уважение, были удостоены благодарной памяти потомков и канонизированы Русской Православной Церковью.

Какие это были люди, русские святые? Каков был их вклад в историю? Каковы были их деяния?

Князь Владимир

Особое место как в русской истории, так и среди святых канонизированых Русской Православной Церковью занимает князь Владимир (?-1015 сын князя Святослава, князь Новгородский (с 969г.), великий князь Киевский (с 980г.), в Русских былинах получивший прозвище,Красное Солнышко,. Чем же примечателен этот князь и как он занял свое место в пантеоне русских святых?

Чтобы ответить на эти вопросы следует проанализировать ситуацию сложившуюся в Киевской Руси к концу 10 началу 11 веков. При жизни князь Святослав передал киевский престол сыну Ярополку, другой сын Олег стал древлянским князем, а Владимира отправил в Новгород.

В 972 году - со смертью князя Святослава между его сыновьями вспыхнула междоусобица. Все началось с того что киевский воевода по сути стал инициатором похода на древлян, который закончился победой киевлян и смертью древлянского князя Олега. При отступлении он упал в крепостной ров и был затоптан своими же дружинниками. Узнав об этих событиях князь Владимир собирает наемников-скандинавов, убивает своего брата Ярополка и захватывает киевский престол. Если Ярополк отличался веротерпимостью, то Владимир на момент завоевания власти был убежденным язычником. После победы над братом в 980 году, Владимир устроил в Киеве языческое капище с идолами особо почитаемых языческих богов, таких как Перун, Хорс, Даждьбог, Стрибог и других. В честь богов устраивались игрища и кровавые жертвоприношения с человеческими жертвами.И стал Владимир княжить в Киеве один, - говорит летопись, - и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянногоПеруна с серебрянной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога,Стирбога, Симаргла и Мокоша. И приносили им жертвы, называя их богами... И осквернилась кровью земля Русская и холм тот" (под 980 год). Не только приближенные князя но и многие горожане относились к этому одобрительно. И вот буквально через несколько лет после вокняжения в Киеве, в 988-989 годах, Владимир принимает христианство сам, а так же обращает в него и своих подданых. Но как убежденный язычник вдруг уверовал в Христа? Вряд ли он руководствовался только пониманием государственной пользы христианства.

Возможно это было вызвано раскаянием в совершенных злодеяниях, усталостью от разгульной жизни. Митрополит Киевский Иларион, монах Иаков и летописец преподобный Нестор (XI век)назвали причины личного обращения князя Владимира к христианской вере,согласно указав на действие призывающей благодати Божией.

В "Слове о Законе и Благодати" святитель Иларион, Митрополит Киевский,пишет о князе Владимире: "Пришло на него посещение Вышнего, призрело на него Всемилостивое око Благого Бога, и воссиял в сердце его разум. Он уразумел суету идольского заблуждения и взыскал Единого Бога, сотворившего все видимое и не видимое. А особенно всегда он слышал о православной, христолюбивой и сильной верою земле греческой... Слыша все это, возгорелся он духом и возжелал сердцем он быть христианином и обратить всю Землю в христианство."

В то же время Владимир как умный правитель понимал, что державе состоящей из отдельных, вечно враждуюших между собой княжеств нужна какая-то сверхъидея, которая сплотит русских людей и удержит князей от междоусобиц. С другой стороны в отношениях с христианскими государствами языческая страна оказывалась неравноправным партнером, с чем Владимир был не согласен.

Относительно вопроса о времени и месте Крещения князя Владимира есть несколько версий. Согласно общепринятому мнению, князь Владимир принял крещение в 998 году в Корсуни (греческий Херсонес в Крыму); по второй версии князь Владимиркрестился в 987 год у в Киеве, а по третьей - в 987 году в Василеве(недалеко от Киева, теперь г. Васильков). Наиболее достоверной видимо стоит признать вторую,так как монах Иаков и преподобный Нестор согласно указывают на 987 год;монах Иаков говорит, что князь Владимир п осле крещения жил 28 лет (1015-28=987), а также что на третий год по Крещении (т.е. в 989 году) совершил поход на Корсунь и взял его;летописец преподобный Нестор говорит, что князь Владимир крестился в лето 6495-е от сотворения мира, что соответствует 987 году от Рождества Христова (6695-5508=987). Итак решив принять христианство Владимир захватывает Херсонес и посылает гонцов к византийскому императору Василию Второму с требованием отдать ему в жены сестру императора Анну. В противном случае угрожая подступить к Константинополю. Владимир было лестно породниться с одним из могущественных императорских домов и наряду с принятием христианства это был мудрый шаг направленный на укрепление государства. Киевляне и жители южных и западных городов Руси отнеслись к крещению спокойно, чего нельзя сказать о северных и восточных русских землях. К примеру для покорения новгородцев даже потребовалась целая военная экспедиция киевлян. Христианская религия рассматривалась новгородцами как попытка ущемления древней исконной автономии северных и восточных земель.

В их глазах Владимир казался отступником, поправшим исконные вольности.

Прежде всего князь Владимир крестил 12 своих сыновей и многих бояр. Он приказал уничтожить всех идолов, главного идола - Перуна сбросить в Днепр, а духовенству проповедовать в городе новую веру.

В назначенный день произошло массовое крещение киевлян у места впадения в Днепр реки Почайны."На следующий же день, - говорит летописец, - вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошди в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемыхдуш... Люди же, крестившись расходились по домам. Владимир же был рад,что познал бога и люди его, посмотрел на небо и сказал: "Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя,истинного Бога, как познали Тебя христианские страны. Утверди в них правую и неуклонную веру и мне помоги, Господи, против диавола, да одолею козни его,надеясь на Тебя и на Твою силу."

Это важнейшее событие совершилось, согласно летописной хронологии, принимаемой некоторыми исследователями, в 988 году, по мнению других - в 989-990 годах.Вслед за Киевом постепенно христианство приходит в другие города Киевской Руси: Чернигов, Новгород, Ростов, Владимир-Волынский, Полоцк, Туров, Тмутаракань, где создаются епархии. При князе Владимире подавляющее большинство русского населения приняло х ристианскую веру и Киевская Русь стала христианской страной. Крещение Руси создало необходимые условия для образования Русской Православной Церкви. Из Византии прибыли епископы во главе с Митрополитом, а из Болгарии священники, привезшие с собой богослужебные книги на славянском языке;строились храмы,открывались училища для подготовки духовенства из русской среды.

Летопись сообщает (под 988 год), что князь Владимир "приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где раньше стояли кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие и где творили им требы князь и люди. И по другим городам стали ставить церкви и определить в них попов и приводить людей на Крещение по всем городам и селам".С помощью греческих мастеров в Киеве был построен величественный каменный храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы (Десятинный) и перенесены в него святые мощи равноапостольной княгини Ольги. Храм этот символизировал собой истинный триумф христианства в Киевской Руси и вещественно олицетворял собою "духовную Русскую Церковь".

Первые русские святые - кто они? Возможно, узнав о них больше, мы найдем откровения нашего собственного духовного пути.

Святые Борис и Глеб

Борис Владимирович (князь ростовский) и Глеб Владимирович (князь муромский), при крещении Роман и Давид. Русские князья, сыновья великого князя Владимира Святославича. В междоусобной борьбе за киевский престол, вспыхнувшей в 1015 году после смерти их отца, были убиты своим же старшим братом за христианские убеждения. Юные Борис и Глеб, зная о намерениях, не применили оружие против нападавших.

Князья Борис и Глеб стали первыми святыми, канонизированными именно русской церковью. Они не были первыми святыми русской земли, так как позже Церковь стала чтить живших до них варягов Феодора и Иоанна, мучеников за веру, погибших при Владимире-язычнике, княгиню Ольгу и князя Владимира, как равноапостольных просветителей Руси. Но святые Борис и Глеб были первыми венчанными избранниками русской Церкви, первыми чудотворцами ее и признанными небесными молитвенниками "за новые люди христианские". Летописи полны рассказами о чудесах исцеления, происходивших у их мощей (особый акцент на прославлении братьев как целителей сделан в XII веке), о победах, одержанных их именем и с их помощью, о паломничестве князей к их гробу.

Их почитание сразу установилось, как всенародное, до церковной канонизации. Греки-митрополиты сначала сомневались в святости чудотворцев, но митрополит Иоанн, который сомневался больше всех, в скором времени сам перенес нетленные тела князей в новую церковь, установил им праздник (24 июля) и составил им службу. Это был первый пример твердой веры русских людей в своих новых святых. Только так можно было преодолеть все канонические сомнения и сопротивление греков, вообще не склонных поощрять религиозный национализм новокрещенного народа.

Преп. Феодосий Печерский

Преп. Феодосий - отец русского монашества, был вторым святым, торжественно канонизированным русской церковью, и первым ее преподобным. Подобно тому, как Борис и Глеб упредили в земном прославлении св. Ольгу и Владимира, св. Феодосии был канонизирован ранее Антония, своего учителя и первого основателя Киево -Печерского монастыря. Древнее житие св. Антония, если оно и существовало, было рано утрачено.

Антоний, когда к нему начала собираться братия, оставил ее на попечение поставленного им игумена Варлаама и затворился в уединенной пещере, где и пребывал до самой смерти. Он не был наставником и игуменом братии, кроме самых первых пришельцев, и его одинокие подвиги не привлекли внимания. Хотя скончался он всего за год или за два ранее Феодосия, но к тому времени тот был уже единственным средоточием любви и почитания не только монастырской, уже многочисленной братии, но и всего Киева, если не всей южной Руси. В 1091 г. мощи св. Феодосия были открыты и перенесены в великую Печерскую церковь Успения Богородицы, что говорило о его местном, монастырском почитании. А в 1108 году, по почину великою князя Свягополка, митрополит с епископами совершают торжественную (общую) его канонизацию. Еще до перенесения его мощей, лет 10 спустя по смерти святого, преп. Нестор написал его житие, обширное и богатое содержанием.

Святые киево-печерского патерика

В Киево-Печерском монастыре, в Ближней (Антониевой) и Дальней (Феодосиевой) пещерах почивают мощи 118 святых, большинство которых известно лишь по имени (есть и безымянные). Почти все эти святые были иноками монастыря, домонгольской и послемонгольской поры, местно чтимыми здесь. Митрополит Петро Могила канонизировал их в 1643 г., поручив составить общуюимслужбу. И лишь в 1762 г., по указу Святейшего Синода, киевские святые были внесены в общерусские месяцесловы.

О житиях тридцати из киевских святых мы знаем из так называемого Киево-Печерского Патерика. Патериками в древней христианской письменности назывались сводные жизнеописания подвижников - аскетов определенной местности: Египта, Сирии, Палестины. Эти восточные патерики были известны в переводах на Руси с первых времен русского христианства и оказали очень сильное влияние на воспитание нашего монашества в духовной жизни. Печерский Патерик имеет свою длинную и сложную историю, по которой можно фрагментарно судить о древнерусской религиозности, о русском монашестве и монастырском быте.

Преп. Авраамий Смоленский

Один из очень немногих подвижников домонгольского времени, от которого осталось подробное жизнеописание, составленное его учеником Ефремом. Преп. Авраамий Смоленский был не только чтим в своем родном городе после кончины (в начале XIII века), но и канонизирован на одном из московских Макариевских соборов (вероятно, 1549 г.). Жизнеописание св. Авраамия передает образ подвижника большой силы, полный оригинальных черт, может быть, неповторимых в истории русской святости.

Преподобный Авраамий Смоленский, проповедник покаяния и грядущего Страшного Суда, родился в середине ХII в. в Смоленске от богатых родителей, которые до него имели 12 дочерей и молили Бога о сыне. С детства он рос в страхе Божием, часто посещал церковь и имел возможность учиться по книгам. По смерти родителей, раздав все имущество монастырям, церквам и бедным, преподобный ходил по городу в рубище, моля Бога указать путь спасения.

Он принял постриг и в качестве послушания списывал книги и каждый день совершал Божественную литургию. Авраамий был сух и бледен от трудов. Святой был строг и к себе, и к духовным детям. Сам написал две иконы на темы, которые более всего занимали его: на одной изобразил Страшный Суд, а на другой - истязания на мытарствах.

Когда по клевете ему запретили священнодействовать, в городе открылись разные беды: засуха и болезни. Но по его молитве за город и жителей пошел обильный дождь, и засуха кончилась. Тогда все убедились воочию в его праведности и стали высоко почитать и уважать его.

Из жития пред нами предстает необычный на Руси образ аскета с напряженной внутренней жизнью, с беспокойством и взволнованностью, вырывающимися в бурной, эмоциональной молитве, с мрачно - покаянным представлением о человеческой судьбе, не возливающий елей целитель, а суровый учитель, одушевленный, может - быть пророческим вдохновением.

Святые князья

Святые "благоверные" князья составляют особый, весьма многочисленный чин святых в русской церкви. Можно насчитать около 50 князей и княгинь, канонизированных к общему или местному почитанию. Почитание святых князей усиливается во времена монгольского ига. В первое столетие татарщины, с разрушением монастырей, почти иссякает русская монашеская святость. Подвиг святых князей становится главным, исторически важным, не только национальным делом, но и церковным служением.

Если выделить святых князей, пользовавшихся всеобщим, а не только местным, почитанием, то это - св. Ольга, Владимир, Михаил Черниговский, Феодор Ярославский с сыновьями Давидом и Константином. В 1547-49 г. к ним прибавились Александр Невский, Михаил Тверской. Но Михаил Черниговский, мученик, занимает первое место. Благочестие святых князей выражается в преданности церкви, в молитве, в строительстве храмов и уважении к духовенству. Всегда отмечается нищелюбие, заботы о слабых, сирых и вдовицах, реже правосудие.

Русская церковь не канонизирует в своих святых князьях национальные или политические заслуги. Это подтверждает тот факт, что в ряду святых князей мы не находим тех, кто больше всего сделал для славы России и для ее единства: ни Ярослава Мудрого, ни Владимира Мономаха, при всем их несомненном благочестии, никого в ряду князей московских, если не считать Даниила Александровича, местно чтимого в построенномим Даниловом монастыре, и канонизированного не ранее ХУШ или XIX века. Зато Ярославль и Муром дали Церкви святых князей, совершенно неизвестных летописи и истории. Церковь не канонизирует никакой политики, - ни московской, ни новгородской, ни татарской; ни объединительной, ни удельной. Об этом часто забывают в наше время.

Святитель Стефан Пермский

Стефан Пермский занимает совершенно особое место в сонме русских святых, стоя несколько особняком от широкой исторической традиции, но выражая новые, быть может, не вполне раскрытые возможности в русском православии. Святитель Стефан - миссионер, отдавший свою жизнь на обращение языческого народа - зырян.

Св. Стефан был родом из Устюга Великого, в Двинской земле, которая как раз в его время (в XIV веке) из Новгородской колониальной территории переходила в зависимость от Москвы. Русские города представляли островки среди инородческого моря. Волны этого моря подходили к самому Устюгу, вокруг которого начинались поселения западных пермяков, или, по нашему наименованию, зырян. Другие, восточные пермяки, жили на реке Каме, и их крещение было дело преемников св. Стефана. Несомненно, что, как знакомство с пермяками и их языком, так и идея евангельской проповеди среди них относятся к отроческим годам святого. Будучи одним из самых умных людей своего времени, зная греческий язык, он оставляет книги и учения ради проповеди дела любви, Стефан предпочел идти в пермскую землю и миссионерствовать - один. Его успехи и испытания зарисованы в ряде сцен с натуры, не лишенных юмора и прекрасно характеризующих наивное, но природно - доброе зырянское мировоззрение.

Он не стал соединять крещение зырян с их обрусением, он создал зырянскую письменность, он перевел для них богослужение и св. Писание. Он сделал для зырян то, что Кирилл и Мефодий - для всего славянства. Он также составил зырянскую азбуку на основе местных рун - знаков для зарубок на дереве.

Преп. Сергий Радонежский

Новое подвижничество, которое возникает со второй четверти XIV века, после татарского ига, сильно отличается от древне-русского. Это подвижничество пустынножителей. Взяв на себя труднейший подвиг, и притом необходимо связанный с созерцательной молитвой, монахи-пустынники поднимут духовную жизнь на новую высоту, еще не достигнутую на Руси. Главою и учителем нового пустынножительного иночества был преп. Сергий, величайший из святых древней Руси. Большинство святых XIV и начала XV века являются его учениками или "собеседниками", т. е. испытавшими его духовное влияние. Житие преп. Сергия сохранилось благодаря его современнику и ученику Епифанию (Премудрому), биографу Стефана Пермского.

Житие дает понять, что смиренная кротость его - основная духовная ткань личности Сергия Радонежского. Преп. Сергий никогда не наказывает духовных чад. В самых чудесах своих преп. Сергий ищет умалить себя, принизить свою духовную силу. Преп. Сергий – выразитель русского идеала святости, несмотря на заострение обоих полярных концов ее: мистического и политического. Мистик и политик, отшельник и киновит совместились в его благодатной полноте.