Кирилл и Мефодий: биография краткая, интересные факты из биографии, создание славянской азбуки.

Следуя такой убеждённости, считают, что кириллическая азбучная традиция утвердилась поздней, уже после кончины Кирилла, и даже не в среде первых учеников, а после них - у писателей и книжников, трудившихся в Болгарском царстве в X веке. Через их посредство, как известно, кириллическая азбука перешла и на Русь.

Казалось бы, если авторитетное большинство отдаёт первенство глаголице, то почему бы не успокоиться и не возвращаться больше к изжившему себя вопросу? Однако старая тема то и дело возобновляется. Причём, эти порывы чаще исходят именно от адвокатов глаголицы. Можно подумать, что они намерены отшлифовать до блеска некоторые свои почти абсолютные результаты. Или что у них всё ещё не очень спокойно на душе, и они ожидают каких-то неожиданных дерзких покушений на свою систему доказательств.

Ведь, казалось бы, в их доводах всё очень наглядно: кириллица вытеснила глаголицу, причём, вытеснение проходило в достаточно грубых формах. Обозначена даже дата, от которой предложено отсчитывать силовое устранение глаголицы с заменой её на кириллическую азбуку. К примеру, по убеждению словенского учёного Франца Гревса, такой датой рекомендуется считать рубеж 893-894 годов, когда Болгарское государство возглавил князь Симеон, сам по происхождению полугрек, который получил отличное греческое образование и потому сразу же стал ратовать за утверждение в пределах страны алфавита, буквенной своей графикой живо перекликающегося, а по большей части и совпадающего с греческим письмом.

В культурное творчество якобы вмешались тогда сразу и политика, и личная прихоть, и такое смахивало на катастрофу. Целые пергаменные книги в сжатый промежуток времени, в основном приходящий на X век, спешно зачищались от глаголических начертаний, а на промытых листах повсеместно появлялась вторичная запись, исполненная уже кириллическим уставным почерком. Монументальным, торжественным, имперским.

Перезаписанные книги историки письма называют палимпсестами . В переводе с греческого: нечто свеженаписанное на соскоблённом или промытом листе. Для наглядности можно вспомнить обычные помарки в школьной тетради, второпях подтираемые ластиком перед тем, как вписать слово или букву в исправленном виде.

Обильные соскабливания и смывки глаголических книг вроде бы красноречивей всего и подтверждают старшинство глаголицы. Но это, заметим, и единственное документальное свидетельство силовой замены одной славянской азбуки на другую. Никаких иных достоверных подтверждений происшедшего катаклизма древнейшие письменные источники не сохранили. Ни ближайшие ученики Кирилла и Мефодия, ни их продолжатели, ни тот же князь Симеон, ни кто-либо иной из современников столь заметного происшествия нигде о нём не сочли нужным высказаться. То есть, ни-че-го: ни жалоб, ни запрещающего указа. А ведь упорная приверженность к глаголическому письму в обстановке полемики тех дней легко могла бы вызвать обвинения в еретическом отклонении. Но - молчание. Есть, впрочем, довод (его настойчиво выдвигал тот же Ф. Гревс), что отважным защитником глаголицы выступил в своей знаменитой апологии азбуки, сотворённой Кириллом, славянский писатель начала Х века Черноризец Храбр. Правда, почему-то сам Храбр ни словом, ни намёком не проговаривается о существовании азбучного конфликта. К разбору основных положений его апологии мы обязательно обратимся, но позже.

А пока не помешает ещё раз зафиксировать распространённое мнение: кириллице отдали предпочтение лишь из соображений политического и культурного этикета, поскольку в большинстве буквенных написаний она, повторим, послушно следовала графике греческого алфавита, а, значит, не представляла собой какого-то чрезвычайного вызова письменной традиции византийской ойкумены. Вторичная, откровенно про-греческая азбука и была-де людьми, учредившими её приоритет, названа в память Кирилла Философа.

Эта странная исследовательская неувязка, согласимся, сильно обесценивает доводы сторонников глаголицы как безусловного и единственного детища Кирилла Философа. И всё же существование палимпсестов, заставляло и будет заставлять каждого, кто притронется к теме первенствующей славянской азбуки, снова и снова проверять логику своих доказательств. Не до конца вычищенные первоначальные буквы пергаменных книги и по сей день поддаются если не прочтению, то узнаванию. Как ни промывались листы пергамена, следы глаголицы всё равно проступают. А за ними, значит, проступает или криминал, или какая-то вынужденная необходимость той отдалённой поры.

Ограничимся хотя бы этими, древнейшими и авторитетнейшими. Все они, как видим, не относятся к твёрдо датируемым памятникам, поскольку ни в одном не сохранилось записи с точным указанием года создания рукописи. Но даже округлённые, «плывущие» датировки, не сговариваясь, подтверждают: все рукописи возникли уже по кончине основоположников славянской письменности. То есть, во времена, когда, по убеждению сторонников «глаголического первенства», традиция этого письма усиленно вытеснялась приверженцами про-греческой азбуки, возобладавшей будто бы вопреки намерениям «глаголита» Кирилла.

Вывод, который неумолимо напрашивается: уже сами по себе датировки старейших глаголических источников не позволяют чересчур драматизировать картину противостояния двух первых славянских азбук. Заметим, что к XI веку относятся и несколько старейших кириллических рукописей Древней Руси: это всемирно известные Реймсское Евангелие первой половины века, Остромирово Евангелие 1056-1057 года, Изборник Святослава 1073 года, Изборник Святослава 1076 года, Архангельское Евангелие 1092 года, Савина книга, - все, кстати, на чистых листах, без следов промывок.

Так что излишняя драматизация неуместна и в вопросе о палимпсестах. К примеру, при тщательном исследовании страниц глаголического Зографского Евангелия неоднократно обнаруживаются следы промывок или подчисток старого текста и новых написаний на их месте. Но что же на промытых от глаголицы страницах? Вновь глаголица! Причем, самая большая из таких реставраций (речь идёт о целой тетради из евангелия от Матфея) относится не к X - XI , а уже к XII веку.

Есть в этой рукописи и кириллический текст. Но он скромно появляется лишь на страницах её дополнительной части (синаксаря). Это раздел относится уже к XIII веку и текст нанесён на чистые, а не промытые от глаголицы листы. В статье, посвящённой Зографскому Евангелию (Кирило-Методиевска енциклопедия т 1, София, 1985) болгарский исследователь Иван Добрев упоминает, что в 1879 году глаголическая, то есть старейшая часть памятника была опубликована в кириллической транслитерации. Тем самым создавалась база для более внимательного научного анализа двух азбук. Упрощалось знакомство с оригиналом и для читателей, лишённых возможности вчитываться в забытую за прошедшие века глаголицу. В любом случае такой способ обращения к древнему источнику никак не спутать с промывкой или соскабливанием.

Из сохранившихся древних рукописей, пожалуй, лишь единственную можно отнести к числу целиком промытых от глаголицы. Это кириллическое Боянское Евангелие XI века. Оно поневоле приобрело несколько одиозную известность, как наглядное доказательство жёсткого вытеснения одной традиции в пользу другой. Но все перечисленные выше старейшие памятники глаголического письма свидетельствуют как раз о другом - о мирном сосуществовании двух алфавитных традиций в пору строительства единого литературного языка славянства.

Как будто во исполнение устного завета своих учителей, продолжатели дела Кирилла и Мефодия приходили к негласной договорённости. Смысл же её попробуем свести к следующему: раз уж славянству, в отличие от других насельников земли так здорово повезло, что их письменный язык создаётся сразу с помощью двух азбук, то не нужно особенно горячиться; пусть эти азбуки постараются как следует, доказывая свои способности, свои лучшие свойства, своё умение легче и надёжнее запомниться, войти на глубины людского сознания, прилепиться прочнее к вещам видимым и смыслам незримым. Понадобилось несколько десятилетий, и стало проступать наружу, что состязание - всё же не идиллия. Оно не может слишком долго проходить на-равных.

Да, глаголическое письмо, добившись немалых успехов на первом этапе

строительства нового литературного языка, поразив поначалу воображение многих своей свежестью, небывалостью, яркой и экзотической новизной, своим таинственным обликом, чётким соответствием каждого отдельного звука определённой букве, постепенно стало терять позиции. В глаголице сызначала присутствовало качество предмета нарочитого, намеренно закрытого, годного для узкого круга посвящённых лиц, обладателей почти тайнописи. В обликах её букв то и дело проступала какая-то игривость, кудреватость, мелькали то и дело простецкие манипуляции: повернул вверх кружками - одна буква, вниз кружками - другая, кружками вбок - третья, добавил рядом схожую боковушку - четвёртая… Но алфавит как таковой в жизни народа, им пользующегося, не может быть предметом шутки. Это особенно глубоко чувствуют дети, с великим вниманием и прямо-таки молитвенным напряжением всех силёнок исполняющие в тетрадях первые буквы и слоги. Азбука слишком тесно связана с главными смыслами жизни, с её священными высотами, чтобы перемигиваться с читателем. Неграмотный пастух или землепашец, или воин, остановившись у кладбищенской плиты с большими непонятными буквами, вопреки своему незнанию всё-таки прочитывал: тут выражено что-то самое важное о судьбе неизвестного ему человека.

Ещё и по той причине нет до сих пор умиротворения вокруг вопроса о глаголице, что чем дальше, тем сильнее зыбится перспектива самого происхождения феноменальной азбучной доктрины. Её облик и по сей день будоражит воображение исследователей. Не иссякает соревновательная активность в изыскании всё новых и новых доказательных догадок. Её вычурно называют сакральным кодом, матрицей вселенского звучания, к которой нужно, как к великому святилищу, развернуть и кириллицу, и другие европейские алфавиты. Кому выпадет честь окончательно высветлить родословную диковинной гостьи на пиру письмен?

Клубок научных, - а с недавних пор и любительских,- гипотез на глазах растёт. Их объём к нашим дням стал таков, что знатоки вопроса, похоже, уже и сами приходят в смятение при виде безостановочной цепной реакции версетворения. И многие задумываются: не пора ли, наконец, остановиться, сойтись на чём-то одном. Иначе тема генезиса глаголицы однажды захлебнётся в воронке дурной бесконечности. Не в последнюю очередь смущает и то, что в разнобое и сумятице споров о происхождении имярек часто обнаруживаются не очень привлекательные приёмы спорящих авторитетов.

Понятно, наука не бесстрастна. В пылу интеллектуальных баталий не зазорно настаивать на своём до конца. Но неловко наблюдать при этом, как намеренно забываются чужие доводы, обходятся стороной общеизвестные письменные источники или даты. Лишь один пример. Современный автор, описывая в научно-популярном труде Реймсское Евангелие, вывезенное дочерью князя Ярослава Мудрого Анной во Францию, называет его глаголическим памятником. И для вящей убедительности помещает изображение отрывка, написанного хорватским почерком в стиле готической глаголицы. Но рукопись Реймсского Евангелия, как хорошо известно в научном мире, состоит из двух весьма неравноценных по возрасту частей. Первая, старейшая, относится к XI веку и выполнена кириллическим письмом. Вторая, глаголическая, была написана и прибавлена к первой лишь в XIV столетии. В начале XVIII века, когда во Франции гостил Пётр Первый, рукопись в качестве драгоценной реликвии, на которой присягали французские короли, была показана ему, и русский царь тут же стал читать вслух кириллические стихи евангелия, но озадачился, когда дело дошло до глаголической части.

Болгарский учёный XX века Емил Георгиев однажды задался целью составить опись существующих в славистике вариантов происхождения глаголицы. Выяснилось, что в качестве образца для неё разными авторами в разное время предлагались самые неожиданные источники: архаические славянские руны, этрусское письмо, латиница, арамейская, финикийская, пальмирская, сирийская, еврейская, самаритянская, армянская, эфиопская, староалбанская, греческая алфавитные системы…

Уже этот чрезвычайный географический разброс озадачивает. Но полувековой давности опись Георгиева, как теперь очевидно, нуждается в дополнениях. В неё не вошли ссылки ещё на несколько новых или старых, но подзабытых разысканий. Так, в качестве наиболее достоверного источника, предлагалось рассматривать германское руническое письмо. Образцом для глаголицы могла, по другому мнению, послужить алфавитная продукция кельтских монахов-миссионеров. Недавно стрела поиска с запада опять резко отклонилась на восток: русский исследователь Гелий Прохоров считает глаголицу ближневосточным миссионерским алфавитом, автором же его -загадочного Константина Каппадокийца, тёзку нашего Константина-Кирилла. Воскрешая древнее предание славян-далматинцев, как о единоличном создателе глаголицы снова заговорили о блаженном Иерониме Стридонском, знаменитом переводчике и систематизаторе латинской «Вульгаты». Предложены были версии возникновения глаголицы под воздействием графики грузинского или коптского алфавитов.

Е. Георгиев справедливо полагал, что Константин-Философ по темпераменту своему никак не мог походить на собирателя славянского алфавитного скарба с миру по нитке. Но всё же болгарский учёный упрощал себе задачу, неоднократно заявляя, что Кирилл ни у кого ничего не заимствовал, а создал совершенно самобытное, не зависящее от внешних влияний письмо. При этом с особым жаром Георгиев опротестовал концепцию происхождения глаголицы от греческого курсивного письма IX века, предложенную ещё в конце XIX столетия англичанином И.Тейлором. Как известно, Тейлора вскоре поддержали и дополнили русский профессор из Казанского университета Д. Беляев и один из крупнейших славистов Европы В. Ягич, который роль Кирилла как создателя новой азбуки сформулировал предельно лаконично: «der Organisator des glagolischen Alfabets». Благодаря авторитету Ягича, признаёт Георгиев, теория «получила громадное распространение». Позже многих к «греческой версии» присоединился и А. М. Селищев в своём капитальном «Старославянском языке». К такому же мнению осторожно склоняется учёный из Принстона Брюс М. Мецгер, автор исследования «Ранние переводы Нового Завета» (М., 2004): «Судя по всему, - пишет он, - Кирилл взял за основу затейливое греческое минускульное письмо IX в., возможно, добавил несколько латинских и древнееврейских (или самаритянских) букв…». Примерно так же высказывается немец Иоганнес Фридрих в своей «Истории письма»: «…наиболее вероятным кажется происхождение глаголицы из греческого минускула IX столетия…».

Один из основных доводов Тейлора состоял в том, что славянский мир, благодаря своим многовековым связям с эллинистической культурой испытывал понятное тяготение к греческому письму как образцу для собственного книжного устроения и не нуждался для этого в заимствованиях из алфавитов восточного извода. Алфавит, предложенный Кириллом Философом, должен был исходить именно из учёта этой встречной тяги славянского мира. Здесь нет нужды разбирать контр-доводы Е. Георгиева. Достаточно напомнить, что главный из них всегда был неизменен: Константин-Кирилл сотворил совершенно оригинальное, никакому из алфавитов не подражающее письмо.

Дополняя разработки Тейлора, Ягич опубликовал и свою сопоставительную таблицу. На ней греческие курсивные и минускульные буквы той эпохи соседствуют с глаголицей (округлой, так называемой «болгарской»), кириллицей и греческим унциальным письмом.

Рассматривая таблицу Ягича, нетрудно заметить, что расположенный на ней слева скорописный греческий курсив (минускул) своими плавными закруглениями то и дело перекликается с глаголическими кругообразными знаками. Невольно напрашивается вывод о перетекании буквенных начертаний одного алфавита в соседний. Так это - не так?

Немаловажнее другое. Вглядываясь в греческую скоропись XI века, мы как бы на расстояния полушага приближаемся к рабочему столу Константина, видим взволнованные беглые заметки на тему будущего славянского письма. Да, это, скорей всего, черновики, первые или далеко не первые рабочие прикидки, наброски, которые легко стереть, чтобы исправить, как стирают буквы со школьной восковой дощечки или с разглаженной поверхности сырого песка. Они легки, воздушны, скорописны. В них нет твёрдой напряжённой монументальности, какая отличает греческий торжественный унциал той же поры.

Рабочий греческий курсив, словно летящий из-под пера братьев, творцов первого славянского литературного языка, как бы возвращает нас снова в обстановку монастырской обители у одного из подножий горы Малый Олимп. Мы помним эту тишину совершенно особого свойства. Она наполнена смыслами, которые к концу пятидесятых годов IX века впервые обозначились в противоречивом, сбивчивом славяно-византийском диалоге. В этих смыслах отчётливо прочитывалось: до сих пор стихийное и непоследовательное сосуществование двух великих языковых культур - эллинской и славянской - готово разрешиться чем-то ещё небывалым. Потому что, как никогда прежде, проступало теперь их давнее, сначала по-детски любопытное, а затем всё более и более заинтересованное внимание друг к другу.

Уже отчасти говорилось о том, что греческий классический алфавит в пределах древнего Средиземноморья, а затем и в более широком евро-азиатском ареале на протяжении не одного тысячелетия представлял собой культурный феномен совершенно особой притягательной силы. Влечение к нему как образцу для подражания наметилось ещё у этрусков. Пусть огласовка их письменных знаков до сих пор недостаточно раскрыта, но латиняне, сменившие этрусков на Аппенинах, для устроения собственного письма успешно подражали уже двум алфавитам: и греческому, и этрусскому.

В таких подражаниях нет ничего обидного. Не все народы выходят на арену истории одновременно. Ведь и греки в многотрудных, растянувшихся на века заботах о восполнении своего письма использовали поначалу достижения финикийской алфавитной системы. И не только её. Но в итоге совершили подлинный переворот в тогдашней практике письменной речи, впервые узаконив в своём алфавите отдельные буквы для гласных звуков. За всеми этими событиями не вдруг обнаружилось со стороны, что греки - ещё и создатели грамматической науки, которая станет образцовой для всех соседних народов Европы и Ближнего Востока.

Наконец, в век явления человечеству Христа именно греческий язык, обогащённый опытом перевода ветхозаветной Септуагинты, взял на себя ответственность стать первым, подлинно путеводным языком христианского Нового Завета.

В великих греческих дарах миру мы по привычке всё ещё держим на первом месте античность, языческих богов, Гесиода с Гомером, Платона с Аристотелем, Эсхила с Периклом. Между тем, они уже сами смиренно ушли в тень четверых евангелистов, апостольских посланий, грандиозного видения на Патмосе, литургических творений Иоанна Златоуста и Василия Великого, гимнографических шедевров Иоанна Дамаскина и Романа Сладкопевца, боговедения Дионисия Ареопагита, Афанасия Александрийского, Григория Паламы.

Не прошло и века после евангельских событий, как разные народы Средиземноморья возжаждали узнать Священное Писание на языках, им родных. Так появились ранние опыты переводов Евангелия и Апостола на сирийский, на арамейский, на латынь. Немного позже вдохновенный переводческий порыв был подхвачен коптскими христианами Египта, армянской и грузинской церквями. В конце IV века заявил о своём праве на существование перевод для христиан-готов, выполненный епископом готским Вульфилой.

За вычетом сирийско-ассирийских рукописей, исполненных с помощью традиционного ближневосточного букворяда, во всех остальных по-своему проявлено почтение к алфавитному строю греческих первоисточников. В коптском алфавите христианских переводов, заменившем древнее иероглифическое письмо египтян, 24 буквы начертаниями подражают греческому унциалу, а семь остальных добавлены для записи звуков, несвойственных греческой речи.

Похожую картину можно увидеть и в готском Серебряном кодексе, самом полном рукописном источнике с текстом перевода Вульфилы. Но здесь к греческим буквам добавлен ряд латинских, а сверх того, знаки из готских рун - для звуков, внешних для греческой артикуляции. Так вновь созданные готский и коптский алфавиты каждый по-своему дополняли греческую буквенную основу - не в ущерб ей, но и себе не в убыток. Тем самым загодя обеспечивался для многих поколений наперёд более лёгкий способ знакомиться - через доступный облик букв - с самими соседними языками общего христианского пространства.

При создании армянского, а затем и грузинского алфавитов был избран иной путь. Обе эти кавказские письменности без колебаний приняли за основу алфавитную последовательность греческой азбуки. Но при этом сразу же получили новую самобытную графику восточного пошиба, внешне ничем не напоминающую письмо греков. Знаток кавказских старописьменных инициатив академик Т. Гамкрелидзе по поводу такой новации замечает: «С этой точки зрения древнегрузинская письменность Асомтаврули , древнеармянский Еркатагир и старославянская Глаголица подпадают под общий типологический класс, противопоставляясь коптской и готской письменностям, а также славянской Кириллице , графическое выражение которых отражает графику современной им греческой письменной системы».

Это, конечно, не оценка, а невозмутимая констатация очевидного. Более определённо высказывается Гамкрелидзе, рассматривая труды Месропа Маштоца, общепризнанного автора армянского алфавита: «Мотивом для подобного свободного творчества графических символов древнеармянского письма и создания оригинальных по начертанию письменных знаков, отличных графически от соответствующих греческих, должно было быть стремление скрыть зависимость вновь создаваемой письменности от письменного источника, использованного в качестве модели для ее создания, в данном случае от греческой письменности. Таким путем создавалась внешне оригинальная национальная письменность, как бы независимая от каких бы то ни было внешних влияний и связей».

Невозможно допустить, что Кирилл-Философ и Мефодий, представители первенствующей греческой письменной культуры, не обсуждали между собой, чем отличаются по характеру своих алфавитных знаков коптские и готские книги от тех же грузинских и армянских рукописей. Как невозможно представить, что братья были безразличны к множеству примеров интереса славян не только к греческой устной речи, но и к греческому письму, его буквенному строю и счёту.

По какому пути было следовать им самим? Вроде бы ответ подразумевался: строить новую славянскую письменность, равняясь на греческий алфавит, как на образец. Но обязательно ли все славяне единодушны в своём почитании греческого письма? Ведь в Херсонесе братья в 861 году листали книгу славянскую, но записанную буквами, непохожими на греческие. Может, и у славян иных земель уже есть свои особые виды, свои пожелания и даже встречные предложения? Не зря же Константин двумя годами позже, во время беседы с императором Михаилом о предстоящей миссии в Великоморавское княжество, сказал: «… пойду туда с радостью, если есть у них буквы для их языка». Как помним, агиограф, описывая ту беседу в «Житии Кирилла», привёл и уклончивый ответ василевса касательно славянских букв: «Дед мой, и отец мой, и иные многие искали их и не обрели, как же я могу их обрести?» На что последовал похожий на горестный вздох ответ младшего солунянина: «Кто может записать на воде беседу?..»

За этим разговором - внутреннее противоборство, сильно смутившее Константина. Можно ли выискать письмо для народа, который сам до сих пор не искал для себя письма? Допустимо ли отправляться в путь с чем-то заранее готовым, но совершенно неизвестным для тех, к кому идёшь? Не оскорбит ли их такой не вполне прошеный дар? Ведь известно - из того же обращения Ростислава-князя императору Михаилу, - что к мораванам уже приходили с проповедью и римляне, и греки, и немцы, но проповедовали и службы служили на своих языках, а потому народ, «простая чадь», поневоле оставался глух к непонятным речам…

В житиях братьев отсутствует описание самого посольства из Моравии. Неизвестен ни его состав, ни сроки пребывания в Константинополе. Неясно, была ли просьба князя Ростислава о помощи оформлена в виде грамоты и на каком языке (на греческом? на латыни?) или это было только устное сообщение. Можно лишь догадываться, что у братьев всё же имелась возможность, повыведать заранее у гостей, насколько их славянская речь схожа с той, какую солуняне слышали с детских лет, и насколько мораване наивны во всём, что касается общения на письме. Да, понимать речь друг друга, как выясняется, можно вполне. Но такая беседа, что рябь, поднятая ветерком на воде. Совсем иного рода собеседование - церковная служба. Для неё нужны понятные мораванам письменные знаки, книги.

Буквы! Письмо… Какие всё-таки буквы, какие письмена им ведомы и насколько? Достаточен ли будет для знакомства моравских славян со святыми книгами христианства тот алфавитный и переводческий склад, который в монастыре на Малом Олимпе братья и их помощники готовили несколько лет подряд, ещё не зная, найдётся ли в этом их произведении надобность за стенами обители.

И вдруг нежданно открылось: такая надобность - вовсе не мечта! Не блажь малой горстки иноков и приехавшего к ним на затянувшуюся побывку, увлёкшего их небывалым почином Философа.

Но сам-то он, вызванный вместе с игуменом Мефодием к василевсу, - в какое вдруг впал смущение! Уже и книги на Малом Олимпе готовы, и читают по ним, и поют, а он, больше всех потрудившийся, теперь как будто попятился: «… поеду, если есть там у них свои буквы для письма…».

А если и нет, то у нас-то уже есть! Им же самим, Философом, собранные в алфавитный чин, пригодные и приглядные для славянского слуха и глаза письмена…

Не с любым ли делом так: сколь тщательно ни готовь, а кажется, что объявить его перед людьми всё ещё рано. Целая гора причин сразу же находится, чтобы ещё промедлить! И нездоровье, и боязнь впасть в грех самонадеянности, и опасение осрамиться в неподъёмном деле… Но разве и раньше избегали неподъёмных дел?

… Пытаясь представить себе внутреннее состояние солунских братьев накануне их отбытия с миссией в Великоморавское княжество, я по сути не отхожу от скупых подсказок на эту тему, изложенных в двух житиях. Но уточнение психологических мотивировок того или иного поступка моих героев - это и не домысел вовсе! Надобность в домысле, предположении, версии возникает, когда подсказки, даже самые скупые, в источниках отсутствуют. А рабочий домысел мне просто необходим. Потому что недостаёт его по вопросу, составляющему пружину всей славянской азбучной двоицы. Ведь жития, как уже говорилось, молчат о том, какой именно алфавит Мефодий и Константин взяли с собой в неблизкий путь. И хотя преобладающее ныне убеждение, кажется, не оставляет никаких путей для иномыслия, я всё более и более склоняюсь к следующему: братья никак не могли повезти с собой то, что называется сегодня глаголицей. Они везли свою первоначальную азбуку. Исходную. То есть, исходящую в своём строе от даров греческого алфавита. Ту самую, которая теперь называется кириллицей. И везли не одну лишь азбуку, как таковую, а и первоначальные свои книги. Везли переводческие труды, записанные на языке славян с помощью азбуки, исполненной по образцу греческого алфавита, но с добавлением букв славянского звукоряда. Сама логика становления славянского письма, если быть до конца честным по отношению к её законам, держит, не позволяет оступиться.

Глаголица? Она впервые заявит о себе немного позже. С нею братья будут иметь дело уже по прибытии в Велеград, столицу Моравской земли. И, судя по всему, это произойдёт не в год приезда, а после чрезвычайных происшествий следующего, 864-го. Именно тогда восточно-франкский король Людовик II Немецкий, заключив воинский союз с болгарами, в очередной раз нападёт на великоморавский град Девин.

Вторжение, в отличие от предыдущего, предпринятого королём почти десять лет назад, окажется успешным. На сей раз Людовик принудит князя Ростислава принять унизительные условия, по сути вассальные. C этого времени работа греческой миссии в пределах Великоморавского государства пойдёт под знаком непрекращающегося натиска со стороны западных противников византийского влияния. В переменившихся обстоятельствах братьям и могла помочь вынужденная разработка иной азбучной графики. Такой, которая бы своим обликом, нейтральным по отношению к про-греческому письму, сняла, хотя бы отчасти, напряжения юрисдикционного да и чисто политического характера.

Нет, никак не уйти от саднящего, как заноза, вопроса о происхождении глаголицы. Но дело теперь придётся иметь уже с самым малым числом гипотез. Их, за вычетом многочисленных восточных, остаётся всего две, от силы три. Они в числе иных уже упоминались выше.

Нет перевешивающих доводов ни «за», ни «против» в связи с предположением, что глаголица вышла из кельтской монастырской среды. В связи с этим адресом обычно ссылаются на работу слависта М.Исаченко «К вопросу об ирландской миссии у моравских и паннонских славян».

Допустим, некая «ирландская подсказка» сгодилась Философу и его старшему брату. Допустим, они нашли и в ней нужные знаки для чисто славянских звучаний. (Значит, с двух сторон идут в правильном направлении!). И даже обнаружили, что эта ирландского пошиба азбучная последовательность в целом соответствует законодательному греческому букворяду. Тогда им оставалось бы вместе со своими сотрудниками быстро выучиться этому письму, пусть и замысловатому. И перевести в его графику славянские, уже привезенные из Константинополя богослужебные рукописи. Пусть их малоолимпийские книги после сотворения с них списков на новый лад, отдохнут немного на полках или в сундуках. По крайней мере, в случившемся есть повод и для доброй шутки! Это что же за славяне такие? Везёт же им!.. ни у кого ещё на свете не заводилось письмо сразу на двух азбуках.

Более слабой по сравнению с «кельтской» версией выглядит старинная, но живучая легенда: якобы автор глаголицы - блаженный Иероним Стридонский (344-420). Предание основано на том, что почитаемый по всему христианскому свету Иероним вырос в Далмации, в славянской среде, и сам, возможно, был славянином. Но если Иероним и занимался алфавитными упражнениями, то никаких достоверных следов его просветительской деятельности в пользу славян не осталось. Как известно, колоссального напряжения всех духовных и гуманитарных способностей Иеронима потребовала работа по переводу на латынь и систематизации корпуса Библии, названного позже Вульгатой.

Братья не понаслышке знали труд, занявший несколько десятилетий жизни отшельника. Они вряд ли обошли вниманием отточенное переводческое искусство Иеронима. Этот удивительный старец не мог не быть для них образцом духовного подвижничества, выдающейся целеустремлённости, кладезем технических приёмов перевода. Останься от Иеронима хоть какой-то набросок алфавита ещё и для славян, братья бы, наверняка, с радостью принялись его изучать. Но - ничего не осталось, кроме легенды о славянолюбии блаженного труженика. Да вряд ли слышали они и саму легенду. Скорее всего, она родилась в тесной общине католиков- «глаголяшей», упорных далматинских патриотов глаголического письма, много позже кончины Кирилла и Мефодия.

Остаётся третий вариант развития событий в Великоморавии после военного поражения князя Ростислава в 864 году. И.В.Лёвочкин, известный исследователь рукописного наследия Древней Руси в своих «Основах русской палеографии» пишет: «Составленный в начале 60-х годов IX в. Константином-Кириллом Философом алфавит хорошо передавал фонетический строй языка славян, в том числе и славян восточных. По прибытии в Моравию миссия Константина-Кирилла убедилась, что там уже была письменность, основанная на глаголице, которую просто «отменить» было невозможно. Что оставалось делать Константину-Кириллу Философу? Ничего, кроме как настойчиво и терпеливо внедрять свою новую письменность, основанную на созданном им алфавите - кириллице. Сложная по своим конструктивным особенностям, вычурная, не имеющая никакого основания в культуре славян, глаголица, естественно, оказалась не в состоянии конкурировать с гениальной по простоте и изяществу кириллицей…».

Хочется целиком подписаться под этим решительным мнением о решительности братьев в отстаивании своих убеждений. Но при этом как же быть с происхождением самой глаголицы? Учёный считает, что глаголица и «русские письмена», которые разбирал Константин три года назад в Херсонесе, - одна и та же азбука. Получается, что братьям вторично пришлось иметь дело с какими-то уже очень широко - от мыса Херсонес в Крыму до великоморавского Велеграда - распространившимися письменами. Но если в Херсонесе Константин с почтительным вниманием отнёсся к показанным ему Евангелию и Псалтыри, то почему теперь, в Великоморавии братья восприняли глаголицу чуть ли не враждебно?

Вопросы, вопросы… Будто заговорённая, не спешит глаголица подпускать к своей родословной. Иногда, кажется, уже никого не подпустит.

Пора, наконец, призвать на помощь автора, писавшего под именем Черноризец Храбр? Он ведь - почти современник солунских братьев. В своём апологетическом труде «Ответы о письменах» он свидетельствует о себе, как о горячем защитнике просветительского деяния солунских братьев. Хотя сам этот автор, судя по его собственному признанию, (оно читается в некоторых древних списках «Ответов…») с братьями не встречался, но был знаком с людьми, которые Мефодия и Кирилла хорошо помнили.

Небольшое по объёму, но удивительно смыслоёмкое сочинение Храбра к нашим дням обросло громадным частоколом филологических толкований. Это не случайно. Черноризец Храбр - и сам филолог, первый в истории Европы филолог из славянской среды. И не какой-нибудь из начинающих, а выдающийся для своей эпохи знаток и славянской речи, и истории греческого письма. По сумме вклада в почтенную дисциплину можно без преувеличения считать его отцом славянской филологии. Разве не достойно удивления, что такой вклад состоялся на первом же веку существования первого литературного языка славянства! Вот как стремительно набирала силы молодая письменность.

Могут возразить: настоящим отцом славянской филологии надо назвать не Черноризца Храбра, а самого Кирилла Философа. Но все громадные филологические познания солунских братьев (за исключением диспута с венецианскими триязычниками) почти полностью растворены в их переводческой практике. А Храбр в каждом предложении «Ответов» просто блещет филологической оснасткой своих доводов.

Он сочиняет одновременно и трактат, и апологию. Точные, даже точнейшие для той эпохи сведения по орфографии, фонетике сопоставляемых письменностей и языков, подкреплённые сведениями из античных грамматик и комментариев к ним, чередуются под пером Храбра с восторженными оценками духовного и культурного подвига братьев. Речь этого человека местами похожа на стихотворение. Взволнованные интонации отдельных предложений вибрируют как песня. В речи Храбра, даже если он углубляется в подробности буквенного устройства азбук, нет ничего от толдычения схоластика-зануды.

Почему этот литературный памятник назван «Ответами…»? Духовный переворот, совершённый Кириллом и Мефодием на общем поле двух языковых миров, славянского и греческого, можно догадываться, породил в поколении монаха Храбра великое множество вопросов среди славян. Вот он и собрался ответить самым настойчивым из искателей истины. Да, события небывалые. Ещё живы их деды, «простая чадь», которые и слыхом не слыхали об Иисусе Христе. А сегодня в каждом храме звучит всем понятная притча Христова о сеятеле, о добром пастыре, о первых и последних на пиру, и громко разносится призыв Сына Человеческого ко всем труждающимся и обремененным… Как это вдруг заговорили для славян книги, прежде им непонятные?.. Прежде ведь не было у славян своих букв, а если были у кого, то никто почти не разбирал их смысла…

Да, соглашается Храбр:

Прежде славяне не имели букв,
но по чертам и резам читали,
или же гадали, погаными будучи.
Крестившись же,
римскими и греческими письменами
пытались писать славянскую речь без устроения…

Но не всякий славянский звук, замечает Храбр, «можно написать хорошо греческими письменами».

… И так было долгие годы,
потом же человеколюбец Бог, правя всем
и не оставляя человеческий род без разума,
но всех в разум приводя и к спасению,
помиловал род человеческий,
послал им святого Константина Философа,
нареченного Кирилом,
мужа праведного и истинного.
И сотворил он им букв тридцать восемь -
одни по образцу греческих букв,
другие же по славянской речи».

«По образцу греческих букв» сотворено было, уточняет Черноризец Храбр, двадцать четыре знака. И, перечислив их, чуть ниже вновь подчёркивает: «подобных греческим буквам». «А четырнадцать - по славянской речи». Настойчивость, с которой Храбр говорит об «образце» и следовании ему, о звуковых соответствиях и различиях двух писем, убеждает: чрезвычайно важна для него эта причинно-следственная сторона дела. Да, Кирилл Философ многое взял в свою азбуку как бы почти задаром. Но много важного и добавил впервые, самым смелым образом расширив ограниченный греческий букворяд. И Храбр перечислит все до единой буквы Кириллова изобретения, соответствующие именно славянским артикуляционным способностям. Ведь грек, добавим от себя, просто не умеет произнести или очень приблизительно произносит целый ряд звуков, широко распространённых в славянской среде. Впрочем, и славяне, как правило, не очень чисто произносят некоторые звуки греческой артикуляционной инструментовки (к примеру, то же «с», которое у грека звучит с некоторой шипинкой). Словом, каждого на свой лад одарил-ограничил Создатель всяческих .

Нет нужды сопровождать пояснениями любую строку Храбра. Его «Ответы о письменах» достойны самостоятельного прочтения, и такая возможность будет предоставлена ниже, сразу после основного текста нашего рассказа о двух славянских алфавитах.

А здесь достаточно подчеркнуть: Храбр честно и доказательно воспроизвёл логику развития славяно-греческого духовного и культурного диалога во второй половине IX века.

Сожаления достойно, что иные из защитников «глаголического первенства» (особенно тот же Ф.Гревс, доктор теологии) постарались и ясные как день доводы первого славянского филолога перевернуть с ног на голову. Он-де, по их убеждению, выступает именно как отважный сторонник… глаголического письма. Даже когда говорит о греческом алфавите как безусловном образце для Кирилла. Потому что Храбр якобы имеет в виду вовсе не сами буквы греческой графики, а лишь последовательность греческого алфавитного порядка. Но уже и в кругу учёных-глаголитов раздаётся ропот по поводу таких слишком рьяных манипуляций.

Что ж, и невооружённым глазом видно: в наши дни (так было и в IX веке) вопрос о кириллице и глаголице, как и вопрос о первенстве кириллицы или латинице в землях западных славян - не только филологический, но, поневоле, и конфессиональный, и политический. Насильственное вытеснение кириллического письма из западно-славянской среды начиналось ещё в век солунских братьев, в самый канун разделения церквей на западную и восточную - католическую и православную.

Кириллица, как мы все видим и слышим, и сегодня подвергается повсеместному силовому натиску. В нём задействованы не только «орлы» -устроители однополярного мира, но и «агнцы» - тихие миссионеры Запада на Востоке, а с ними и «голуби» - ласковые гуманитарии-слависты.

Как будто никто из этого стана не догадывается, что для нас, более тысячи лет живущих в расширяющемся пространстве кириллического письма, наша родная, от первых страниц букваря возлюбленная кириллица - такая же святыня, как стена алтаря, как чудотворная икона. Есть национальные, государственные символы, перед которыми принято вставать, - Флаг, Герб, Гимн. К ним относится у нас и Письмо.

Славянская кириллическая азбука - свидетельница того, что уже с давних веков славянство Востока пребывает в духовном родстве с Византийским миром, с богатейшим наследием греческой христианской культуры.

Иногда эта связь, в том числе, не имеющая себе аналогов в пределах Европы близость греческого и славянского языков, всё же получает тщательно выверенные подтверждения со стороны. Брюс М. Мецгер в уже цитированном труде «Ранние переводы Нового Завета» говорит: «Формальные структуры церковнославянского и греческого языков очень близки по всем основным признакам. Части речи, в общем, одни и те же: глагол (изменяется по временам и наклонениям, различаются лицо и число), имена (существительное и прилагательное, включая причастие, изменяются по числам и падежам), местоимения (личные, указательные, вопросительные, относительные; изменяются по родам, падежам и числам), числительные (склоняются), предлоги, наречия, разнообразные союзы и частицы. В синтаксисе тоже обнаруживаются параллели, и даже правила построения слов очень схожи. Эти языки настолько близки, что во многих случаях вполне естественно выглядел бы дословный перевод. В каждой рукописи есть примеры чрезмерной буквальности, но в целом создается впечатление, что переводчики в совершенстве знали оба языка и старались воспроизвести дух и значение греческого текста, как можно меньше отходя от оригинала».

«Эти языки настолько близки…» При всей своей академической бесстрастности, оценка Мецгером уникальной структурной схожести двух языковых культур дорого стоит. Во всём исследовании характеристика такого рода прозвучала единственный раз. Потому что сказать о подобной же степени близости, какую он отметил между греческим и славянским, учёный, рассмотрев другие старые языки Европы, не нашёл оснований.

Но пора напоследок вернуться и к сути вопроса о двух славянских азбуках. Насколько позволяет сопоставление старейших письменных источников церковнославянского языка, кириллица и глаголица достаточно мирно, хотя вынужденно, соревновательно сосуществовали в годы миссионерской работы солунских братьев в Великой Моравии. Сосуществовали, - допустим модернистское сравнение, - как в пределах одной целевой установки соревнуются два конструкторских бюро со своими самобытными проектами. Первоначальный алфавитный замысел солунских братьев возник и реализовался ещё до их приезда в Моравскую землю. Он заявил о себе в облике перво-кириллической азбуки, составленной с обильным привлечением графики греческого алфавита и прибавкой большого ряда буквенных соответствий чисто славянским звучаниям. Глаголица по отношению к этому азбучному строю - событие внешнее. Но такое, с которым братьям пришлось считаться, находясь в Моравии. Будучи азбукой, вызывающе отличной по облику от самого авторитетного в тогдашнем христианском мире греческого письма, глаголица достаточно быстро стала терять свои позиции. Но её появление было ненапрасным. Опыт общения с её письменами позволил братьям и их ученикам усовершенствовать своё изначальное письмо, придав ему постепенно облик классической кириллицы. Филолог Черноризец Храбр не зря же заметил: «Легче ведь после доделывать, нежели первое сотворить».

А вот что, спустя многие столетия, сказал об этом детище Кирилла и Мефодия строгий, придирчивый и неподкупный писатель Лев Толстой: «Русский язык и кириллица имеют перед всеми европейскими языками и азбуками огромное преимущество и отличие… Преимущество русской азбуки состоит в том, что всякий звук в ней произносится, - и произносится, как он есть, чего нет ни в одном языке».

в Русская Азбука - это Послание к славянам

Сегодня - День славянской письменности и культуры.
День славянской письменности и культуры ежегодно отмечается 24 мая во всех славянских странах в знак благодарности и почитания двух братьев - Кирилла и Мефодия , создателей славянской письменности.

Изначально праздник, существовавший в Болгарии ещё в X-XI веках , отмечался только церковью. Позже и в России он стал церковным праздником. Церковь причислила Кирилла и Мефодия к лику святых.

18 мая 1863 года Святейший Синод принял указ о провозглашении 24 мая (по новому стилю) Церковным праздником Салунских братьев.

На государственном уровне День славянской письменности и культуры впервые был торжественно отпразднован в Российской империи в 1863 году, в честь 1000-летия создания славянской азбуки святыми Кириллом и Мефодием.

В Советском Союзе впервые День славянской письменности и культуры был отпразднован в 1986 году в Мурманске , а затем в Вологде, Новгороде, Киеве и Минске.

С 1987 года праздник уже получил широкое распространение в обществе.
30 января 1991 года постановлением Президиума Верховного Совета РСФСР день 24 мая был объявлен Праздником славянской письменности и культуры.

В 1992 году в Москве на Славянской площади был торжественно открыт памятник святым Кириллу и Мефодию. Создатель памятника - скульптор В.М. Клыков.

Памятник Кириллу и Мефодию в Москве.

Вот что пишут о Салунских братьях исследователи вопроса:

«Известно, что братья Кирилл и Мефодий были православными монахами и славянскую азбуку создали в греческом монастыре.
Из их жизнеописаний мы знаем, что Кирилл и Мефодий - греки, родились в семье византийского военачальника в македонском городе Солунь (Фессалоники).
По предположению, мать братьев была славянской, и именно по этой причине братья с детства владели славянским языком так же хорошо, как греческим.
Из «Повести временных лет» мы узнаём, что славянские князья Ростислав, Святополк и Коцел отправили к византийскому царю Михаилу послов с просьбой прислать учителя, «который бы наставил и поучил, и объяснил святые книги». Далее сообщается: «…послал им Константина Философа, нареченного Кириллом, мужа праведного и истинного. И сотворил он им букв 38 — одни по образцу греческих букв, другие же по славянской речи. С первой же начал по-гречески: они ведь с «альфы», он — с «аз»…».

Братья перевели на созданный ими письменный славянский язык - кириллицу - «Апостол», «Евангелие», «Псалтирь», «Октоих» и другие церковные книги.

С принятием христианства Древняя Русь перешла на славянскую азбуку , пригласив из Болгарии учителей - продолжателей дела Кирилла и Мефодия.

На сегодняшний день в мире существует примерно 60 народов, письменность которых основывалась на кириллице . И огромное спасибо двум великим братьям за то, что они оставили нам наследие, которое по-прежнему объединяет славянский мир!

24 мая во всех странах, где живут славяне,
празднуют День славянской письменности и культуры».

Созданная Кириллом и Мефодием азбука получила название «кириллица» в честь Кирилла.
Мефодий и Кирилл переработали греческую азбуку и существенно видоизменили ее, чтобы в совершенстве передать славянскую звуковую систему.

Поразительно то, что в этой азбуке зашифровано «Послание к славянам»!

Сейчас мы расскажем об этом.

Послание к славянам

Текст, который будет процитирован ниже, был опубликован несколько лет назад. Но потрясающая тема, к сожалению и к удивлению, продолжения не получила. Поэтому, чтобы придать ей «второе дыхание», публикую отрывки из этой великолепной статьи Ярослава Кеслера. Привожу именно те отрывки, которые имеют принципиальное значение для понимания

Значимости этой статьи -Открытия «Послания к славянам»!

Да, мы лучше поймем Значимость Русской Азбуки, если вспомним слова, прозвучавшие в интервью академика Олега Николаевича Трубачева (1930-2002 гг.) - виднейшего отечественного слависта:

«Алфавит - такой же символ государственности, как Герб, Гимн, Знамя. Алфавит - святыня державного значения».
Итак, читайте, открывайте для себя новое и наслаждайтесь великой поэзией и мудростью русского языка!

«Я знаю буквы:
Письмо - это достояние.
Трудитесь усердно, земляне,
Как подобает разумным людям -
Постигайте мироздание!
Несите слово убежденно -
Знание - дар Божий!
Дерзайте, вникайте, чтобы
Сущего свет постичь!»
(«Послание к славянам»)

Русская Азбука - совершенно уникальное явление среди всех известных способов буквенного письма.

Русская Азбука отличается от других алфавитов не только практически совершенным воплощением принципа однозначности графического отображения: один звук - одна буква.

В Русской Азбуке - и только в ней! - есть содержание.
В ней - даже не зашифровано, а просто открытым текстом сформулировано «Послание к славянам» - к тем, кто стал с древних времен Носителем и Хранителем этого Творения.

Вот что пишет Ярослав Кеслер:

«...В нормальной связной речи один глагол приходится в среднем на три другие части речи.
В названиях букв праславянской азбуки наблюдается именно такая частота глагола, что прямо указывает
на связный характер азбучных наименований.
Таким образом, праславянская азбука представляет собой ПОСЛАНИЕ - совокупность кодирующих фраз,
позволяющих каждому звуку языковой системы придать однозначное графическое соответствие, то есть букву.

А теперь прочитаем Послание , содержащееся в праславянской азбуке.

Начнем с трех первых букв азбуки - Аз, Буки, Веди .

Азъ - «я».
Буки (букы) - «буквы, письмена».
Веди (веде) - «познал», совершенное прошедшее время от «ведити» - знать, ведать.

Объединяя акрофонические названия первых трех букв азбуки, получаем следующую фразу: «Аз буки веде» - «Я знаю буквы».

Объединяются во фразы и все последующие буквы азбуки:
Глагол - «слово», причем не только изреченное, но и написанное.
Добро - «достояние, нажитое богатство».
Есть (есте) - 3-е лицо единственного числа от глагола «быть».

«Глагол добро есте» - «Слово - это достояние».

Живите - повелительное наклонение, множественное число от «жить» - «жить в труде, а не прозябать».
Зело - «усердно, со рвением».
Земля - «планета Земля и ее обитатели, земляне».
И - союз «и».
Иже - «те, которые, они же».
Како - «как», «подобно».
Люди - «существа разумные».

«Живите зело, земля, и иже како люди» - «Живите, трудясь усердно, земляне, и как подобает людям».

Мыслите - повелительное наклонение, множественное число от «мыслить, постигать разумом».
Нашъ - «наш» в обычном значении.
Онъ - «оный» в значении «единственный, единый».
Покои (покой) - «основа мироздания». (Ср. «покоиться» - «основываться на...»).

«Мыслите нашъ онъ покои» - «Постигайте наше мироздание».

Рцы (рци) - повелительное наклонение: «говори, изрекай».
Слово - «передающее знание».
Твердо - «уверенно, убежденно».

«Рцы слово твердо» - «Говори знание убежденно».

Укъ - основа знания, доктрина. (Ср. «наука», «учить», «навык»).
Фертъ , ф(ъ)ретъ - «оплодотворяет».
Херъ - «божественный, данный свыше». «Ср. нем. «Herr» (господин, Бог), греч. «иеро-» (божественный), а также русское имя Бога - Хор).

«Укъ фъретъ Херъ» - «Знание оплодотворяет Всевышний» («Знание - дар Божий»).

Цы (ци, цти) - «точи, проникай, вникай, дерзай».
Червь (черве) - «тот, кто точит, проникает».
Ш(т)а (Ш, Щ) - «что» в значении «чтобы». (Ср. укр. «що», болг. «ще»).
Ъ, Ь (еръ/ерь, ъръ) - по-видимому, означало «сущее», «вечное», «светоч», «Солнце». «Ъръ» - одно из наиболее древних слов современной цивилизации. (Ср. египетское Ра - «Солнце», «Бог»). В азбуке, по всей вероятности, слово «Ър(а)» стоит в родительном падеже со значением «Сущего».
Юсъ (юс малый) - «свет, старорусское яс». (В современном русском языке корень «яс» сохранился, например, в слове «ясный»).
Ять (яти) - «постичь, иметь». (Ср. «изъять», «взять» и т.д.).

«Цы, черве, шта Ъра юсь яти!» расшифровывается как «Дерзай, точи, червь, чтобы Сущего свет постичь!»

Совокупность приведенных выше фраз и составляет азбучное Послание:

Азъ буки веде.
Глаголь добро есте.
Живите зело, земля, и, иже како люди,
мыслите нашъ онъ покои.
Рцы слово твердо - укъ фъретъ херъ.
Цы, черве, шта ъра юсь яти!

А вот еще раз - современный перевод зашифрованного в Русской Азбуке «Послания к славянам»:

«Я знаю буквы:
Письмо - это достояние.
Трудитесь усердно, земляне,
Как подобает разумным людям -
Постигайте мироздание!
Несите слово убежденно -
Знание - дар Божий!
Дерзайте, вникайте, чтобы
Сущего свет постичь!»

Это - не фантастика. Это - наш Родной Язык!

И напоследок от себя.
Слово «ЛЮБОВЬ» означает «Люди Бога Ведают»!
«ЛЮ» - «ЛЮДИ»,
«БО» - «БОГ»,
«В» - «ВЕДАЮТ».

А имя города ИЕРУСАЛИМ можно расшифровать так:
И - «иже»
Е - «еси»
Рус - «русский»
Алим - «Олимп»

«Иже еси русский Олимп» = ИЕРУСАЛИМ!

Возможно, этот вариант расшифровки имени славного города вызовет у историков не только реакцию отторжения,
но также и желание изучить простой вопрос: могло ли имя Иерусалима век за веком «путешествовать» по карте
и одно время находиться на территории Руси-России?
Иными словами, не случилось ли так, что этим именем «Иерусалим» называли в разные века разные города,
и первый был когда-то на русской земле, откуда и произошло это имя?
Давайте искать и разбираться!

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины,
ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!..
Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома.
Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
(Из стихотворения в прозе И. С. Тургенева «Русский язык» (1882 г.)

В гости не приглашал, так что дверь можешь не открывать......это для тебя как два пальца об асфальт.....

Чем отличается азбука от алфавита? Слово “азбука” произошло от названий двух первых букв славянской азбуки: А (аз) и Б (буки)

До Кирилла и Мефодия в славянской Азбуке было 49 букв. Но 2 из них обозначали звуки, которые не употреблялись в греческой речи – и эти буквы упразднили. И дальше Азбука славянская только худела:

Первоначально славянская Азбука выглядела так:

Азъ Боги Въди Глаголи Добро Есть Есмь Животъ Зело Земля Иже Ижеи Инить Гервь Како Люди Мыслъте Нашъ Онъ Покои Ръцы Съловъ Твърдо Ук Оук Феръть *ъ Отъ Ци Чрървль Ша Шта Еръ Еры Ерь Ять Юнь Арь Эдо Ом Ень Одь Ёта Ота Кси Пси Fита Ижица Ижа

А теперь так:

А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ш Щ Ц Ч Ъ Ы Ь Э Ю Я

Греческое письмо легло в основу латинской азбуки, а в IX веке было создано славянское письмо путем использования букв греческого алфавита. Великое дело создания славянской азбуки совершили братья Константин (при крещении принявший имя Кирилл) и Мефодий. Главная заслуга в этом деле принадлежит Кириллу. Мефодий был верным его помощником. Составляя славянскую азбуку, Кирилл смог уловить в звучании знакомого ему с детства славянского языка (а это был, вероятно, один из диалектов древнеболгарского языка) основные звуки этого языка и найти для каждого из них буквенные обозначения. Читая по-старославянски, мы произносим слова так, как они написаны. В старославянском языке мы не встретим такого расхождения между звучанием слов и их произношением, как, например в английском или французском. Славянский книжный язык (старославянский) получил распространение в качестве общего языка для многих славянских народов. Им пользовались южные славяне (болгары, сербы, хорваты), западные славяне (чехи, словаки), восточные славяне (украинцы, белорусы, русские). В память о великом подвиге Кирилла и Мефодия 24 мая во всем мире празднуется День славянской письменности.
Алфавит гораздо старше азбуки. В IX веке азбуки не было, и славяне не имели собственных букв. И поэтому не было и письменности. Славяне не могли написать на своем языке ни книг, ни даже писем друг другу. Как же и откуда появилась наша азбука, и почему ее называют кириллицей?

В IX веке в Византии, в городе Солунь (теперь это город Салоники в Греции), жили два брата -- Константин и Мефодий. Были они люди мудрые и очень образованные и хорошо знали славянский язык. Этих братьев греческий царь Михаил послал к славянам в ответ на просьбу славянского князя Ростислава. (Просил Ростислав прислать учителей, которые смогли бы рассказать славянам о святых христианских книгах, неизвестных им книжных словах и смысле их). И вот братья Константин и Мефодий приехали к славянам, чтобы создать славянскую азбуку, которая впоследствии стала называться кириллицей. (В честь Константина, который, приняв монашество, получил имя Кирилл). Как же они создали азбуку?

Кирилл и Мефодий взяли греческий алфавит и приспособили его для звуков славянского языка. Так что наша азбука -- “дочка” греческого алфавита. Многие наши буквы взяты с греческого алфавита, поэтому они и с виду на них похожи.
Перед смертью Кирилл говорил брату: “Мы с тобою, как два вола, вели одну борозду. Я изнемог, но ты не подумай оставить труды учительства и снова удалиться на свою гору”. Мефодий пережил брата на 16 лет. Терпя лишения и поношения, он продолжал великое дело -- перевод на славянский язык священных книг, проповедь православной веры, крещение славянского народа. 6 апреля 885 года он скончался, оставив преемником лучшего из своих учеников, архиепископа Горазда и около двухсот обученных им священников -- славян.
Рукописи 10 и 11 веков написаны двумя разными азбуками. Одни написаны кириллицей, другие - глаголицей. Но какая из этих двух азбук древнее? То есть, каким письмом были написаны несохранившиеся рукописи кирилло-мефодиевских времен? Целый ряд фактов указывает на то, что более древней азбукой следует считать глаголицу. Древнейшие памятники (в том числе "Киевские листки") написаны именно на глаголице, причем написаны более архаическим языком, близким по фонетическому составу языку южных славян. На большую древность глаголицы указывают и палимпсесты (рукописи на пергамене, в которых старый текст соскоблен и по нему написан новый). На всех сохранившихся палимпсестах соскоблена глаголица и новый текст написан на кириллице. Нет ни одного палимпсеста, в котором была бы соскоблена кириллица и по ней написана глаголица. Есть и другие факты, свидетельствующие о большей древности глаголицы, но перечислять их слишком долго. Итак, в современной славистике уже никто не сомневается в том, что ученые мужи Константин Философ (после принятия монашества Кирилл) и его брат Мефодий "переложили" звуки славянского языка на пергамент с помощью той азбуки, которую сегодня принято называть глаголицей. Позднее (по-видимому, на соборе в Преславе, в столице болгарского царя Симеона в 893) появилась кириллица, которая со временем вытеснила глаголицу во всех славянских странах, за исключением Северной Далмации (адриатическое побережье), где хорваты-католики продолжали писать глаголицей вплоть до конца прошлого столетия.
В кириллице буквы имеют более простую и ясную для нас форму. Какая азбука была изобретена Константином, мы не знаем, но именно кириллица явилась основой нашего русского алфавита

Создатели славянской азбуки Мефодий и Кирилл.

В конце 862 года князь Великой Моравии (государство западных славян) Ростислав обратился к византийскому императору Михаилу с просьбой прислать в Моравию проповедников, которые могли бы распространять христианство на славянском языке (проповеди в тех краях читались на латинском языке, незнакомом и непонятном народу).

Император Михаил направил в Моравию греков – учёного Константина Философа (имя Кирилл Константин получил при принятии монашества в 869 году, и с эти именем вошёл в историю) и его старшего брата Мефодия.

Выбор не был случайным. Братья Константин и Мефодий родились в Солуни (по-гречески Салоники) в семье военачальника, получили хорошее образование. Кирилл обучался в Константинополе при дворе византийского императора Михаила III, хорошо знал греческий, славянский, латинский, еврейский, арабский языки, преподавал философию, за что и получил прозвание Философ. Мефодий был на военной службе, затем несколько лет управлял одной из областей, населённых славянами; впоследствии удалился в монастырь.

В 860 году братья уже совершили поездку к хазарам с миссионерской и дипломатической целями.
Чтобы иметь возможность проповедовать христианство на славянском языке, необходимо было сделать перевод Священного писания на славянский язык; однако азбуки, способной передать славянскую речь, в тот момент не существовало.

За создание славянской азбуки и принялся Константин. В работе ему помогал Мефодий, также хорошо знавший славянский язык, так как в Солуни жило очень много славян (город считался полугреческим, полуславянским). В 863 году славянская азбука была создана (славянская азбука существовала в двух вариантах: глаголица – от глаголъ – «речь» и кириллица; до сих пор у учёных нет единого мнения, какой из этих двух вариантов был создан Кириллом). С помощью Мефодия был сделан перевод ряда богослужебных книг с греческого на славянский язык. Славяне получили возможность читать и писать на своем языке. У славян появился не только свой, славянский, алфавит, но и родился первый славянский литературный язык, многие слова которого до сих пор живут в болгарском, русском, украинском и других славянских языках.

Тайна славянской азбуки
Свое название старославянская азбука получила от сочетания двух букв «аз» и «буки», которые обозначили первые буквы алфавита А и Б. Интереснейшим фактом является то, что древнеславянская азбука представляла собой граффити, т.е. надписи, нацарапанные на стенах. Первые старославянские буквы появились на стенах церквей в Переславле приблизительно в 9-ом веке. А уже к 11-ому веку древние граффити появились в Софийском соборе в Киеве. Именно на этих стенах указывались буквы азбуки в нескольких начертаниях, а ниже приводилось толкование буквы-слова.
В 1574-м году произошло важнейшее событие, которое способствовало новому витку развития славянской письменности. В Львове появилась первая печатная «Азбука», которую увидел Иван Фёдоров – человек, напечатавший её.

Структура азбуки
Если вы оглянетесь назад, то увидите, что Кирилл и Мефодий создали не просто алфавит, они открыли славянскому народу новый путь, ведущий к совершенству человека на земле и торжеству новой веры. Если вы посмотрите на исторические события, разница между которыми составляет всего 125 лет, то поймете, что на самом деле путь утверждения христианства на нашей земле непосредственно связан с созданием славянской азбуки. Ведь буквально за одно столетие славянский народ искоренил архаичные культы и принял новую веру. Связь создания кириллицы и принятия христианства сегодня не вызывает никаких сомнений. Кириллица была создана в 863-ем году, а уже в 988-ом князь Владимир официально заявил о введении христианства и свержении примитивных культов.

Изучая старославянскую азбуку, многие ученые приходят к выводу, что на самом деле первая «Азбука» является тайнописью, которая имеет глубокий религиозный и философский смысл, а самое важное, что она построена таким образом, что представляет собой сложный логико-математический организм. Кроме того, сравнивая множество находок, исследователи пришли к выводу, что первая славянская азбука была создана как целостное изобретение, а не как творение, которое создавалось по частям путем добавления новых буквенных форм. Интересно также то, что большинство букв старославянского алфавита представляют собой буквы-числа. Причем, если вы посмотрите на всю азбуку, то увидите, что ее условно можно разделить на две части, которые в корне отличаются друг от друга. При этом первую половину азбуки мы условно назовем «высшая» часть, а вторую «низшая». Высшая часть включает в себя буквы от А до Ф, т.е. от «аз» до «ферт» и представляет собой перечень букв-слов, которые несут в себе понятный славянину смысл. Низшая часть азбуки начинается с буквы «ша» и заканчивается «ижицей». Буквы низшей части старославянской азбуки не имеют численного значения, в отличие от букв высшей части и несут в себе негативный подтекст.

Для того чтобы понять тайнопись славянской азбуки, необходимо не просто бегло просмотреть её, а вчитываться в каждую букву-слово. Ведь каждая буква-слово содержит смысловое ядро, которое вкладывал в неё Константин.

Букварная истина, высшая часть азбуки
Азъ – это начальная буква славянского алфавита, которая обозначает местоимение Я. Однако ее коренным смыслом является слово «изначально», «начинать» или «начало», хотя в быту славяне чаще всего употребляли Азъ в контексте местоимения. Тем не менее в некоторых старославянских письменах можно найти Азъ, который обозначал «один», например, «поеду азъ к Владимиру». Или же «начинать с азов» обозначало «начинать с начала». Таким образом, славяне обозначали с началом азбуки весь философский смысл бытия, где без начала нет конца, без тьмы нет света, а без добра нет и зла. При этом главный акцент в этом ставится на двойственности устроения мира. Собственно и сама азбука построена на принципе двойственности, где она условно разделена на две части: высшая и низшая, положительная и отрицательная, часть, расположенная в начале и часть, которая находится в конце. Кроме того не стоит забывать о том, что Азъ имеет числовое значение, которое выражается цифрой 1. У древних славян цифра 1 была началом всего прекрасного. Сегодня, изучая славянскую нумерологию, можно сказать, что славяне, как и другие народы, разделяли все числа на чет и нечет. При этом нечётные числа были воплощением всего положительного, доброго и светлого. В свою очередь чётные числа представляли тьму и зло. При этом единица считалась началом всех начал и очень почиталась славянскими племенами. С точки рения эротической нумерологии считается, что 1 представляет собой фаллический символ, с которого начинается продолжение рода. У этого числа есть несколько синонимов: 1 – это единица, 1 – это один, 1 – раз.

Буки (Букы) – вторая буква-слово в азбуке. Она не имеет цифрового значения, однако имеет не менее глубокое философское значении, нежели Азъ. Буки – значит «быть», «будет» чаще всего использовалась при оборотах в будущей форме. Например, «боуди» обозначает «пусть будет», а «боудоущий», как вы, наверное, уже догадались, обозначает «будущий, предстоящий». В этом слове наши предки выражали будущее как неизбежность, которая могла быть, как хорошей и радужной, так мрачной и ужасной. До сих пор доподлинно неизвестно, почему Букам Константин не дал числового значения, однако многие ученые предполагают, что это связано с двойственностью этой буквы. Ведь по большому счету она обозначает будущее, которое каждый человек представляет для себя в радужном свете, но с другой стороны это слово также обозначает неизбежность наказания за совершенные низкие поступки.

Веди – интереснейшая буква старославянского алфавита, которая имеет числовое значение 2. У этой буквы есть несколько значений: ведать, знать и владеть. Когда Константин вкладывал в Веди этот смысл, он подразумевал сокровенное знание, знание – как высший божественный дар. Если вы сложите Азъ, Буки и Веди в одну фразу, то получите фразу, которая обозначает «Я буду знать!» . Таким образом, Константин показывал, что человек, открывший созданную им азбуку, впоследствии будет обладать каким-то знанием. Не менее важна и числовая нагрузка этой буквы. Ведь 2 – двойка, два, пара были не просто числами у славян, они принимали активное участие в магических ритуалах и вообще были символами двойственности всего земного и небесного. Число 2 у славян обозначало единение неба и земли, двойственность человеческой натуры, добро и зло и т.д. Одним словом двойка была символом противоборства двух сторон, небесного и земного равновесия. Причем стоит отметить, что славяне считали двойку дьявольским числом и приписывали ему массу негативных свойств, считая, что именно двойка открывает числовой ряд отрицательных чисел, которые несут человеку смерть. Именно поэтому рождение близнецов в старославянских семьях считалось плохим знаком, которые несли роду болезни и несчастья. Кроме того у славян дурным знаком считалось вдвоем качать колыбель, двум людям утираться одним полотенцем и вообще совершать вдвоем какое-либо действие. Несмотря на такое отрицательное отношение к числу 2, славяне признавали его магическую силу. Так, например, многие ритуалы изгнания нечистой силы проводились с помощью двух одинаковых предметов или при участии близнецов.

Рассмотрев высшую часть азбуки можно констатировать факт, что она является тайным посланием Константина к потомкам. «Где это видно?» — спросите вы. А вы попробуйте теперь прочитать все буквы, зная их истинных смысл. Если брать по несколько последующих букв, то складываются фразы-назидания:
Веди + Глаголь обозначает «ведай учение»;
Рцы + Слово + Твердо можно понять как фразу «изрекай слово истинное»;
Твердо + Оукъ можно интерпретировать как «укрепляй закон».
Если вы присмотритесь к другим буквам, то тоже сможете найти тайнопись, которую оставил после себя Константин Философ.
А вы задумывались когда-нибудь, почему буквы в азбуке стоят именно в таком порядке, а не каком-либо другом? Порядок «высшей» части букв кириллицы можно рассмотреть с двух позиций.
Во-первых, то, что каждая буква-слово складывается в осмысленную фразу с последующей, может означать неслучайную закономерность, которая была придумана для скорейшего запоминания алфавита.
Во-вторых, старославянскую азбуку можно рассмотреть с точки зрения нумерации чисел. То есть каждая буква представляет собой еще и число. Причем все буквы-числа расположены в порядке возрастания. Так, букве А – «аз» соответствует единица, В – 2, Г – 3, Д – 4, Е – 5 и так до десяти. С буквы К начинаются десятки, которые здесь перечислены аналогично единицам: 10, 20, 30, 40, 50, 70, 80 и 100.

Кроме того многие ученые заметили, что очертания букв «высшей» части азбуки графически просты, красивы и удобны. Они прекрасно подходили к скорописному письму, и человек не испытывал никаких затруднений в изображении этих букв. А многие философы усматривают в численном расположении азбуки принцип триады и духовной гармонии, которой достигает человек, стремясь к добру, свету и истине.
Изучив азбуку с самых «азов» мы можем прийти к выводу, что Константин оставил своим потомкам главную ценность – творение, которое призывает нас стремиться к самосовершенствованию, учению, мудрости и любви, поминая темные тропинки злобы, зависти и вражды.

Теперь, раскрывая азбуку, вы будете знать, что творение, появившееся на свет благодаря стараниям Константина Философа, является не просто перечнем букв, с которых начинаются слова, выражающие наши страх и негодование, любовь и нежность, уважение и восторг.

Кирилл (826 - 869 гг.) и Мефодий (815 - 885 гг.) - просветители, создатели славянского алфавита, святые равноапостольные, перевели Писание на славянский язык.

Родились Кирилл (Константин — в миру) и Мефодий в Греции, в г. Солуни (Салоники) в семье друнгария (военачальника) Льва. С 833 г. Мефодий был военным и служил при императорском дворе Феофила, а в 835-45гг. был архонтом (правителем) одного из славянских княжеств.

Позднее Мефодий ушел на Олимп, в Вифинский монастырь. Кирилл был с детства сильно одарен, в 40х гг. обучался в Магнаурской императорской школе в Константинополе, там были его наставниками Лев Математик, руководитель столичного университета и Фотий — будущий патриарх.

В это время научные интересы Кирилла обратились к филологии, очевидно, под влиянием фотиевского кружка. Известный историк-славист Флоря Б.Н.писал, что «именно под руководством Фотия Константин сделал первые шаги на пути к превращению в крупнейшего ученого-филолога своего времени».

Окончив Магнаурскую школу, Кирилл принимает иерейский сан и его назначают при соборе святой Софии библиотекарем. Но, скоро он покидает Константинополь из-за разногласий с патриархом Игнатием и уединяется на берегу Босфора в монастыре. Через полгода он возвращается и начинает преподавать философию в школе, где обучался. По-видимому, с тех пор и начали называть его Кириллом-Философом.

Примерно в 855 г. Кирилл был в составе дипломатической миссии к арабам, а оба брата в 860-61гг. были в составе хазарской миссии. Путешествуя, они попали в Херсонес, где нашли, «написанные русскими письменами», Псалтирь и Евангелие (Житие св.Кирилла, VIII). Эти сведения трактуют по-разному.

Одни ученые считают, что здесь речь о докирилловой древней русской письменности, другие думают, что агиографом имелся в виду вариант готского перевода Ульфилы, а большинство полагает, что надо читать не «русские», а «сурские», то есть — сирийские. В Хазарии Кирилл проводит с иноверцами богословские диспуты, с иудеями в том числе.

Диспуты эти записаны и сведения о них отражены в житии святого. По ним мы можем осознать библейскую герменевтику Кирилла. К примеру, он указывает не только на преемственность между 2-мя Заветами, но и на очередность этапов Завета и Откровения в пределах Ветхого Завета. Он говорил, что Авраам соблюдал такой обряд, как обрезание, хотя Ною оно заповедано не было, а законы Моисея, в то же время, исполнять он не мог, так как их не существовало еще. Аналогично христианами был принят новый Божий Завет, и для них прежнее миновало (Житие св.Кирилла, 10).
Осенью 861г., вернувшись из Хазарии, Мефодий стал игуменом в монастыре Полихрон, а Кирилл продолжал при церкви 12-ти Апостолов (Константинополь) свои научно-богословские уроки. Спустя 2 года, князь Моравии Ростислав попросил направить братьев в Великую Моравию для обучения народа её «правой христианской вере». Там уже проповедовали Евангелие, но оно глубоко не укоренилось.

В подготовке к этой миссии братьями и была создана азбука для славян. Долгое время историки и филологи дискутировали о том, кириллица или глаголица это была. В итоге приоритет отдали глаголице, основанной на греческом минускульном письме (букву Ш создали на базе еврейской буквы шин). Только позднее, к концу IX в., глаголицу во многих южнославянских землях заменили кириллицей (например, Минускулы; Церковно-славянские издания Библии).
Применяя свой новый алфавит, Кирилл и Мефодий начали переводить Евангелие Апракос, его выбрали исходя из надобностей богослужения. Л.П.Жуковская в своем текстологическом исследовании доказала, что сначала Кириллом переведен Апракос краткий, воскресный.

Его самые древние списки дошли до наших дней в славянской редакции XI в. (например, Ассеманиево Евангелие), вместе с избранным Апостолом (самый ранний, Енинский список, тоже относят к XI в.). В написанном к переводу на славянский язык Евангелия предисловии Кирилл ссылается на переводческий опыт ряда сирийских авторов, которых считали неправоверными, что говорит не только о знании им семитских языков, но и о его широких взглядах. Мефодий и их ученики после смерти Кирилла довели краткие переводы до полных.

Начатая братьями в Константинополе работа по переводу, в Моравии была продолжена ими в 864-67. Славянский перевод Библии основан на Лукиановой (именуемой также сирийской, или константинопольской) рецензии Писания, это отмечал и Евсеев.

Также об этом говорит и содержание славянского сборника Паремий. Новых книг братья не составляли, а лишь делали переводы аналогичных греческих сборников-Профитологий, которые берут начало от Лукиановой версии. Кирилломефодиевский Паремийник не просто воссоздает константинопольский тип Профитологии, но, как говорит Евсеев, «является копией текста самого центра византизма — чтения константинопольской Великой Церкви».

В итоге за 3 с лишним года братья не только завершили сборник славянских текстов Писания, включая Псалтирь, но, в то же время, основали довольно развитую форму языка средневековых славян. Работали они в сложных политических условиях. Да ещё и немецкими епископами, боявшимися урезания их прав в Моравии, выдвигалась так называемая «трехъязычная доктрина», по которой избрано свыше «лишь три языка, еврейский, греческий и латинский, на которых и подобает воздавать хвалу Богу». Поэтому, они всячески пытались опорочить дело Кирилла и Мефодия.

В Венеции даже собрали епископский синод, который защищал «трехъязычников». Но Кирилл все нападки успешно отражал. Папа Адриан II был на его стороне, он принял братьев в Риме с честью. Они из Херсонеса сюда доставили мощи папы Римского — священномученика Климента.

После того, как Кирилл умер в Риме (могила его там же), дело продолжил Мефодий. Он стал архиепископом Паннонии и Моравии. Большую часть библейского канона он перевел в 870 с 3-мя учениками за 8 месяцев. Правда, полностью этот перевод не дошел до нас, но можно судить о его составе по перечню священных книг, который приводит Мефодий в славянском Номоканоне.

Следы переводов Мефодия и помощников его остались и в более поздних глаголических хорватских рукописях (Книга Руфи, по мнению А.В.Михайлова — лучший перевод мефодиевской группы, или, например, перевод Песни Песней). В переводе Мефодия, по мнению Евсеева, полностью и неизменными воспроизводились паремийные тексты; прочие части переводились с такими же лексическими и грамматическими свойствами, что и паремийник.

Риму приходилось защищать апостольскую деятельность Мефодия от противодействия латинского духовенства. Папа Иоанн VIII писал: «Брат наш Мефодий свят и правоверен, и апостольское дело делает, и в руках его от Бога и престола апостольского все славянские земли».

Но шло постепенное обострение борьбы между Византией и Римом за влияние на славянские земли. Мефодий 3 года был в заключении. Будучи при смерти, он завещает свою кафедру уроженцу Моравии Горазду. В свои последние годы он питал больше надежд на помощь из Константинополя, чем из Рима. И в самом деле, после смерти Мефодия немец Вихинг, его противник, получил перевес. Мефодий был обвинен в нарушении обещания о сохранении богослужения на латинском языке, и его учеников изгнали из Моравии.

Но, все же, труды солунских братьев были не забыты. Славянскую Библию читали многие народы, и скоро дошла она и до Руси.

Православная Церковь день памяти святого Кирилла отмечает 14 февраля, а 6 апреля — святого Мефодия, двух братьев — 11 мая.