Участие священнослужителей в годы чеченской войны. Чеченская война глазами отца андрея

4309 24.11.2006

Oтличие Чеченской войны от Бородинского сражения и других национальных побед в том, что ратной славой Чечня не станет. Ветеран чеченской войны недополучит нравственной награды признательного отечества — воинской славы победителя. В этом смысле помощь ветеранам Чеченской войны, как от общества в целом, так и от священника и психолога в частности, может заключатся в выявлении и актуализации гражданского, общественного и духовного смысла понесенных лишений и жертв, смысла их солдатского подвига. Но это требует трезвого и духовно-выверенного отношения к войне вообще, к Чеченской войне в частности

12 лет назад, в ноябре-декабре 1994 в России началась война, названная чеченской.
Есть несколько вопросов, которые постоянно звучат в связи с отношением Православной Церкви к чеченской войне. Это:
— Можно ли утверждать, что у Русской Православной Церкви есть официальная позиция по чеченской проблеме, и в чем она заключается?
— Не является ли грехом любое убийство? Разве можно священникам благословлять оружие, воюющих солдат?
— Справедливая ли эта война? Не следует ли ее осудить как колониальную и насильническую?
— Всегда ли российские воины в Чечне на высоте? Не совершают ли они воинских преступлений, и если совершают — почему об этом молчит Церковь?
— Не вредит ли присутствие священников в рядах федеральных войск миссии среди чеченцев, воспринимающих «федералов» как иноземных агрессоров?
— Делается ли Церковью что-то для населения Чечни – чеченцев и русских?
— Многие солдаты на войне крестятся, исповедаются, причащаются. Вспоминают ли они о Церкви «на гражданке»? А Церковь о них?
Приходили такие вопросы и на сайт Милосердие.ru.

Священноначалие Русской Православной Церкви неоднократно делало официальные заявления по чеченскому вопросу. По нашей просьбе Отдел внешних церковных связей предоставил нам полную подборку таких заявлений – там более 30-ти страниц. Здесь нашли место миротворческие призывы Церкви к противоборствующим сторонам, уважение к волеизъявлению чеченского народа и беспокойство об участи мирных чеченцев, страдающих от продолжительной войны, скорбь по павшим на полях сражений российским воинам. Ряд документов из подборки ОВЦС мы , а в этой статье приведем три наиболее, на наш взгляд, характерных:

Заявление Патриарха Алексия от 26 декабря 1994 года в связи с обострением трагических событий в Чечне
Продолжающееся кровопролитие на земле Чечни вызывает в Русской Православной Церкви все большую тревогу. Не ставя под сомнение жизненную необходимость водворения в Чеченской Республике законного порядка, восстановления мира и согласия между жителями этой земли и всеми народами Российской Федерации, Церковь в то же время глубоко обеспокоена сообщениями о сильнейшем обострении братоубийственной брани. Более же всего тревожат архипастырей, пастырей и верующих Церкви Русской поступающие сведения о многочисленных жертвах среди мирных людей — будь то чеченцы, русские или люди других национальностей. Наши сердца скорбят о разрушениях жилых домов в зоне трагических событий, что в зимних условиях делает существование людей невыносимым, о разрушении всей структуры жизнеобеспечения. Вызывает озабоченность и то, что народ России недостаточно знает о происходящем в Чечне, а доходящая до него информация подчас оказывается противоречивой, сознательно или бессознательно искаженной.
В этих условиях Церковь возвышает голос в защиту невинных жертв кровавого конфликта. Никакие, даже самые справедливые и законные соображения государственной пользы не могут оправдать жертвы и страдания мирного населения. Никакие, даже самые благие цели не должны достигаться методами насилия, могущими привести в итоге к многократному умножению зла, что будет губительно для всей России.
Вот почему я прошу и умоляю государственных деятелей России, чеченских лидеров, всех, чьи руки сжимают меч, немедленно остановить боевые действия и вернуться на путь мирного разрешения существующих разногласий. Время для этого пока есть, но осталось его не очень много. Используйте же это время не на смерть, но на жизнь, не на зло, но на благо, не на брань, но на примирение.
Россия! По слову Псалмопевца, да будет мир в стенах твоих, благоденствие — в чертогах твоих (Пс. 121, 7) .

Увы, прежде чем стороны услышали и исполнили призыв сесть за стол переговоров, им пришлось воочию убедиться в серьезности предостережения Церкви: два года первой войны унесли тысячи человеческих жизней и посеяли страшные семена ненависти в человеческие души. Семена эти взошли через три года после запоздалого мира и уничтожили все его достижения. С осени 1999 мы снова живем в воюющей стране.
И снова Церковь призывает к милосердию посреди ненависти и равнодушия, окружающих чеченскую тему в последние годы:
Заявление Священного Синода о положении на Северном Кавказе, 7 марта 2000 г.
Антитеррористическая операция в Чечне вошла в завершающую стадию. Священный Синод воздает должное российским воинам и правоохранителям, которые, исполняя долг защиты территориальной целостности России и мирной жизни ее граждан, гасят многолетний очаг агрессивной преступности. Мы склоняем головы перед жертвами среди военнослужащих, милиционеров и гражданских лиц, оказавшихся в зоне боевых действий. Господь да упокоит убиенных, да облегчит боль и страдания раненых и тех, кто лишился родных и близких, дома и достояния. Мы молимся и о скорейшем освобождении заложников и всех тех, кто были похищены террористами, об их возвращении домой. Скорбь наша — и о людях, ослепленных враждой и отказывающихся сложить оружие. Всевышний да вразумит их, сподобляя возвратиться к созидательному труду.
<...>
Завершение борьбы с терроризмом, являющееся залогом мирного будущего Чечни, надлежит производить со вниманием к положению благонамеренных гражданских лиц, жертвы среди которых вызывают у нас особую боль. Даже к плененным боевикам, у которых на воле остались семьи, необходимо относиться гуманно и по закону, не наказывая их сверх положенного и предоставляя возможность искупления вины.
По слову Священного Писания, «будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию» (Рим. 14. 19). Пусть устроение жизни в Чечне, восстановление там хозяйства и порядка — сопрягается с братской заботой и с верностью высоким нравственным нормам, дабы люди этой земли ощущали себя в безопасности, видя в российских согражданах друзей и помощников. Только так мы сможем преодолеть вражду, чреватую новыми бедами.

Слово Святейшего Патриарха Алексия министру внутренних дел РФ Рушайло В.Б., 25 марта 2000г.
Многоуважаемый Владимир Борисович!
Уважаемые военноначальники и воины Внутренних войск!
Поздравляю вас с годовщиной создания Внутренних войск МВД России.
Празднование этого дня приходится на время трудных испытаний. Вместе с вами Русская Православная Церковь скорбит о многочисленных жертвах среди ваших собратьев, погибших в ходе антитеррористической операции в Чечне. Мы молимся о упокоении их душ и чтим их подвиг, их верность воинскому долгу. Разделяя горечь утраты, которую переживают члены семей и друзья убиенных воинов, мы просим Всеблагого Бога быть Утешителем их в постигшей их скорби. Молимся о раненых офицерах и бойцах, да ниспошлет им Господь облегчение страданий и скорое исцеление.
Любовь наша со всеми доблестными сынами Отечества, явившими преданность ему и готовность жертвенно служить делу защиты Родины и мирной жизни всех россиян. С особым чувством мы повторяем ныне слова молитв о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея. Когда мы их произносим, перед мысленным взором предстают наши воины на Северном Кавказе, которые отстаивают справедливость и закон, ежечасно рискуя самым дорогим, что у них есть — собственной молодой жизнью. Мужайтесь, дорогие, будьте «тверды и непоколебимы» (Кол. 1, 23). С надеждой и благодарностью смотрит на вас народ; взирает на вас и Господь, Который сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Его всемогущая помощь да пребывает с вами.
С волнением ожидая вестей с полей сражений, мы надеемся на скорое завершение основного этапа антитеррористической операции. Но до водворения прочного мира на земле Чечни и на прилегающих к ней территориях еще предстоит пройти немалый путь. Многое нужно сделать ради прекращения страданий мирного населения, ради того, чтобы накормить голодных, помочь лишившимся крова, раненым и больным. Жертвы среди гражданских лиц причиняют нам особую скорбь. Верю не только в мужество, но и в справедливость, в гуманность и милосердие, присущие российскому воину. Надо помнить, что каждый ошибочный шаг может стать поводом для новых провокаций со стороны тех, кто не ищет мира, но ослеплен враждой. Поэтому так важно помнить: мы не воюем против чеченского народа; мы с уважением относимся к традициям ислама. Как пастырь Церкви Христовой убеждаю вас относиться гуманно даже к плененным боевикам, не говоря уже о мирных людях, о стариках, о женщинах и детях, измученных войной и беззаконием. Дай Бог, чтобы они смогли видеть в вас своих защитников и друзей.
Господь призывает нас: «Не ожесточите сердец ваших», ибо «кто ожесточает сердце свое, тот попадет в беду» (Евр. 4, 13; Прит. 28, 14). Призывая благословение Божие на всех, кто стоит на страже закона и мира, молюсь, чтобы Господь сохранил вас не только от телесных, но и от душевных ран.
Верю, что исполнятся слова пророка; «И делом правды будет мир и плодом правосудия — спокойствие и безопасность вовеки» (Ис. 32, 17) .

К сожалению, по прежнему народ России недостаточно знает о происходящем в Чечне, а доходящая до него информация подчас оказывается противоречивой, сознательно или бессознательно искаженной. Поэтому не иссякает поток вопросов на тему чеченской войны и люди, доверяющие Церкви, ждут и от Нее слов разъяснения и утешения.

Два года назад по нашей просьбе сотрудник Синодального отдела по взаимодействию с армией, о.Константин Татаринцев подробно разобрал, почему воинское служение не противоречит христианской нравственности и заповедям «Не убий» и «Возлюби врага». «Александр Суворов говорил, что если иные воины идут в бой побеждать, то русский воин идет умирать. Полагать жизнь за други. Не убий врага своего личного, его возлюби. Но от врага, который приходит на твою землю разорять твой храм, твой дом, готов уничижить или убить твоих родных, ты обязан защищать семью и Отечество. Бескорыстие и жертвенность воинов снимают видимое противоречие между заповедью «не убий» и воинским служением» — так . Но вопросы — в основном связанные именно с Чечней — продолжают поступать, и мы вновь решились вновь обратиться к чеченской теме. Мы опять задали вопросы о.Константину (полностью интервью с ним читайте ), а также иером.Феофану (Замесову) , духовнику Софринской бригады Внутренних войск, окормляющему ветеранов чеченской кампании и других конфликтов последнего времени, иер.Андрею Лоргусу , декану факультета психологии Российского православного института св. ап. Иоанна Богослова, игум.Варлааму (Пономареву) , благочинному православных церквей Чечни и Ингушетии, члену Общественной палаты Чеченской Республики.

О причинах и мотивах чеченской войны мы спросили о.Константина Татаринцева . Конечно, война в Чечне и кровавая, и грязная — сказал он. — Как любая война она перемалывает души людей с обеих сторон, она является несчастьем для всех, и эта рана будет долго еще заживать. История и Господь рассудит, кто повинен в этой войне – и с одной и с другой стороны. Но это как бы остается за скобками самой войны. Потому что самые страшные грехи: коррупция, бесчеловечный бизнес на крови, о котором говорят многие критики российской политики на Кавказе, совершаются тогда, когда запускается механизм, принимается решение о начале военных действий. Ответственность, конечно, на политиках – на тех, кто уже давно в стороне, в тени, кого уже не покарает закон своей явной или мнимой справедливостью.
Я знал Джохара Дудаева еще полковником, я был офицером, а он – командиром дивизии. Это был советский офицер, блестящий специалист, радеющий за свое дело – дальнюю авиацию, в то непростое уже для армии время. И когда доблестный генерал-авиатор, уйдя в отставку, взял на себя попечение о своем народе – в этом было благое побуждение. Его беда в том, что он попал в условия, когда под влиянием ельцинского призыва брать суверенитета столько, сколько возможно, взбесились многие националистические силы. Сразу возникла клановость, пошел передел собственности. Дудаев, будучи вовлечен в эту политику, отстаивал, как ему виделось, интересы своего народа.
Я помню, как он неоднократно приезжал, предлагал заключить договор, по примеру существующего между Россией и Татарстаном, но не добился доброго контакта с Президентом Российской Федерации, ответом было циничное наплевательство. Чувствуя ответственность за народ, он принял путь войны, диктуемый кланами, и, встав на него, как на рельсы, уже не мог свернуть. Он должен был оставаться до конца знаменем чеченской республики, его очень уважали. Чеченец-генерал – это была большая редкость в Советской армии. Я уверен, что он желал добра своему народу, он не злодей, его загнали на этот путь…
Было бы счастье, если бы этой гнойной раны не было у нашей страны, если бы ее можно было бы лечить терапевтическими (то есть политическими или полицейскими), а не хирургическими методами. Но терпеть сложившуюся ситуацию было невозможно. Ты обязан защищать вверенных тебе слабых. И землю, собранную и политую кровью твоих предков, — передать потомкам не разграбленной. Нельзя списывать со счетов все безобразия, которые творились в Чечне на рубеже ХХ и ХХI веков. Живших там русских преследовали: их изгоняли, делали рабами, над ними издевались, женщин насиловали, – все это должно было как-то разрешиться. Я повторю свою мысль из позапрошлогодней статьи: должно пройти немалое время, чтобы объективно оценить всю ситуацию и сделать окончательные выводы о том, насколько адекватными были те или иные действия российской стороны.

Многим кажется, что солдаты в чеченском конфликте приобретают опыт безнаказанности и жестокости в отношении, условно говоря, нерусских. И что возвращаясь на гражданку, они пополняют ряды радикальных националистов, приносят с собой эту ненависть, что выливается в конфликты по этническому признаку, как, например, в Кондопоге. Насколько оправдано такое беспокойство?
— Как ни удивительно, я ни разу не встречал, чтобы кто-то из наших солдат имел неприязнь, ненависть к «черным» или к азиатам – отвечает о.Феофан (Замесов) . — К тому же, в каждое наше подразделение отправляются служить не только русские ребята, но и солдаты-татары, солдаты-башкиры, солдаты-тувинцы и т. д. То есть сама армейская жизнь учит человека тому, чтобы не разделять людей на какие-то нации.
И в безнаказанность я не верю, скажу даже, что порой не решаются что-то предпринять, чтобы потом не нести за это ответственность. Потому что сейчас все приведено в жесткие рамки, каждое применение оружия или что-либо подобное много раз контролируется, так что даже там, где солдат или офицер должен был бы применить оружие, он тысячу раз задумается, ведь все эти случаи отдельно расследует специальная комиссия, приходится за все отвечать. Нет, нельзя сказать, что солдаты или офицеры там направо и налево безнаказанно применяют силу.

Деятельность Русской Православной Церкви среди населения Чечни, по словам о.Варлаама (Пономарева), пока сводится в основном к раздаче гуманитарной помощи, оказанию посильной поддержки на индивидуальном уровне. Из недавних инициатив можно также отметить в пунктах временного размещения перемещенных лиц на территории Грозного, осуществленные Отделом внешних церковных связей Московского Патриархата при поддержке Федеральной миграционной службы России.
Что еще можно сделать для народа Чечни?
о.Анрей Лоргус : Чеченский народ в полном смысле этого слова, может быть назван жертвой. Он жертва экстремизма, радикального и религиозного с одной стороны, и жертва военного насилия с другой. Как у жертвы, в чеченском населении, конечно, развиваются несколько национально-общественных и личностных комплексов. Комплекс гонимых, а значит, и неправедно наказанных, как например комплекс у армян, после турецкого геноцида 1915 года. Не нужно забывать, что чеченцев, вместе с другими народами уже «наказали», выселив с родины по приказу Сталина. У чеченцев уже описан комплекс отношения к власти России, к «федералам», как к гонителям. «Федералы» в сознании чеченцев, это и русские и власти, и солдаты. Среди личностных комплексов можно назвать хотя бы два: комплекс детей войны, чьи отцы погибли (мне вспоминается фильм «Подранки», Н. Губенко), и комплекс детей-солдат, которые не зная обычных школьных наук, лишенные детства, умеют убивать. Какова должна быть работа по реабилитации чеченского населения, и прежде всего детей и подростков, можно только предполагать. Направить в эту сторону общественную мысль, духовную поддержку, гражданскую помощь — вот благородная и доблестная задача.

Однако, о чеченцах в России бытуют и довольно нелицеприятные мнения. Очень часто можно слышать от сторонников радикальных действий в Чечне, что там, якобы, мирных жителей вообще нет. Что днем они мирные, а вечером каждый готов всех убивать. Что русских по-прежнему не любят. На это возражает о.Варлаам : Нет, ничего подобного. Сейчас состояние совершенно не такое. Может быть, раньше когда-то так и было, или казалось так. Сейчас даже сокращается число блокпостов в городе, их стало намного меньше, они стали более проходимые. По улице я хожу в облачении, на меня смотрят каждый по-разному, естественно, но я не слышу ни криков ни каких-то оскорблений ни в мою сторону, ни в адрес моей веры.
Простой народ устал от войны. Политика — это одно, политики и той и другой стороне расскажут все, что угодно, лишь бы им было выгодно. Мне кажется, у народа есть общее сознание и желание жить и трудиться. О войне там уже никто не помышляет.
Сейчас мы собираемся уже расписывать храм архистратига Михаила в Грозном, и нам будет помогать в этом чеченец Хусейн Джабраилов. Он будет оплачивать роспись храма. Мало того — сам храм восстанавливали чеченцы, 3-4 только русских, остальные были все чеченцы, молодые ребята. Не было такого сопротивления, мол, зачем мы будем строить православный храм — люди соскучились по тем временам, когда все жили в мире, хотят, чтобы русские не уезжали.
Я не хочу сказать, что все чеченцы такие исключительные, что не бывает никаких проблем. Бывают всякие проблемы, но они точно такие же, как и здесь в Москве, как и во всей России. И русский русского обижает и притесняет. Это общая болезнь, грех.

В основном о.Варлаам общается с русским и православным населением ЧР, хотя двери Церкви открыты для всех — при необходимости и чеченцы и неправославные русские могут прийти в храм по любому вопросу — и, по словам о.В., не бывает такого дня, чтобы в храм не зашел чеченец — кто за гумпомощью, кто «снять порчу», а кто — и помолиться. В качестве члена Общественной палаты Чеченской Республики о.Варлаам намерен в первую очередь поднять вопрос о жилье, т.к. эта проблема стоит в послевоенной республике очень остро.
Массовых крещений, как в Северной Осетии после Беслана, в Чечне не происходит. И о.Варлаам и о.Константин предостерегают от миссионерской неделикатности .
– Миссия должна быть очень тактичная — говорит о.Константин . — Раз эти люди причисляют себя к другому вероисповеданию – надо уважать это и не пользоваться преимуществами в положении, не навязывать веру. Надо стараться быть уважительным к любому проявлению того, что для другого человека свято, даже если с твоей точки зрения это является заблуждением. Здесь стоит говорить не о веротерпимости, но о вероуважении. Но если кто-то пытается в христианстве найти ответы на какие-то вопросы, такому человеку помочь, конечно, нужно. Исторически это население не было христианским, но там были казачьи станицы и церкви, и все мирно жили плечом к плечу.
Миссией должна быть сама христианская жизнь; если она кого-то позовет – в этом смысле миссия возможна, а любая навязчивость может наоборот приводить к озлобленности и дополнительным проблемам.
— Республика мусульманская, сами чеченцы не крестятся — рассказал о.Варлаам . — Но они по-хорошему, по-доброму относятся к православной церкви. Если они видят человека православного, истинно верующего, они его уважают, и это сразу заметно. Очень хорошее, доброе отношение.
Я, священник, был приглашен на день рождения к Рамзану Кадырову, это говорит о многом. И я обратился к нему с просьбой, чтобы нам дали машину бетононасосную, залить своды храма бетоном – мы строим сейчас храм в станице Слепцовской. Это единственный бетононасос в республике, и он был на строительстве мечети. Так нам отдали его с мечети, он у нас три дня работал.
Нет в обществе противостояния между религиями, и правительство в этом содействует.

Все же, священникам, исповедующим солдат, приходится иногда слышать о совершенных на войне преступлениях, но редко . В основном — говорит о.Феофан , — бывает, что человек халатно отнесся к своим обязанностям, где-то поленился, но это никак не назовешь преступлением. То есть это мелкие нарушения. В основном, как ни удивительно, процентов девяносто солдат, начинает исповедь (а я их исповедую сотни, — и тех, кто был в Чечне, и тех, кто не был в Чечне, и тех, кто поедет, и тех, кто вернулся), как правило, с покаяния в одном и том же грехе: что в гражданской жизни расстраивал, обижал своих родителей, доставлял им скорби, переживания и т. д. Это одна из первых, важных вещей, которые человек понимает, находясь в армии, тем более – на войне.
о.Константин : На иконе святого воина Георгия Победоносца конь чаще всего белого цвета. Это неслучайно. Вступать в брань со злом и победить — через свою веру, мужество, воинскую доблесть и профессионализм — можно только тогда, когда между тобой и злом абсолютная чистота, правда. Как Георгий Победоносец, ты должен быть отделен от того, что является предметом брани, чистотой и правдой. Только на белом коне можно победить зло. Если этого нет, то борясь со злом, незаметно можешь стать источником зла. Так зло множится, не побеждается, а побеждает, и даже те, кто с ним борются, становятся неотличимы от тех, с кем борются. Этот парадокс очень заметен в силовых структурах – мы это видели при разоблачениях т.н. оборотней в погонах: борцы с преступностью сами становились преступниками, да еще обладающими гораздо бОльшими возможностями.
Задача священника в армии – чтобы не было мародерства, грабежа, чтобы люди не озверели, чтобы ненависть не проецировалась на слабых – на женщин и детей. Необходимо помочь солдату осознать свое человеческое достоинство. Как по-суворовски: русские солдаты в бою врага уничтожают, а после боя, сами голодая и замерзая, отдают пленным лучшее. Война – это грязное дело. Когда дурман отчаяния и боли захлестывает солдата, он способен на неадекватные поступки, на жестокости. На исповеди священник призывает душу воспрянуть и не опуститься, не очерстветь. Конечно, наши солдаты там — еще мальчишки, и не всех еще мы согрели, как дОлжно, теплом молитвы, духовным окормлением, многие не поднимаются до таких высот. Но так должно быть, для этого и работает Синодальный отдел.
Об этом же из самой Чечни свидетельствует и о.Варлаам : Армия есть армия. Там свой устав, своя служба. Естественно, людям приходится сталкиваться, особенно военным, с жестокостью, им приходится видеть смерть, и убивать им приходится. Нельзя сказать, что это ангелы. Видя всю эту жестокость, им также приходится проявлять, может быть, и жестокость, чтобы оградить общество от заразы терроризма.
После двух войн, конечно, и у народа чувствуется озлобленность по отношению к российским войскам, скрывать нечего. У кого-то убили брата, отца… Приходится сталкиваться с тем, что народ не особенно доверяет федералам, федералы не особо доверяют народу, есть противостояние, война есть война. Но в то же время, я постоянно стараюсь объяснить военным, что наш враг не национальность, наш враг — зло, против которого мы должны бороться, не переступая грани дозволенного, проявляя уважение к народу, среди которого приходится вести долгие военные действия. Народ не виноват, народ сам затравлен, как зверь. Есть духовная болезнь, она называется грех, и отсюда источник всякого зла. И человек военный это должен тем более ощущать, и не стрелять направо-налево (но, все-таки, если есть необходимость, нужно отнимать и жизнь). И не ожесточаться, а наоборот, всегда быть воином Христовым, нести любовь в себе, чтобы не было ненависти. Чтобы народ не ожесточался дальше, солдат должен проявлять очень высокую духовность.
Несмотря на все жестокости, у военных, как нигде, душа просто ищет святости, как отдушины. Такой отдушиной является именно вера, духовное общение со священником. И такая проповедь очень сказывается на отношениях солдат с местными жителями.

Говорят, что не бывает атеистов в окопах под огнем. Не может ли такая «окопная» вера уйти после дембеля, как что-то наносное, полезное в экстремальной ситуации и ненужное в обычной жизни?
По моему опыту, — говорит о.Феофан , — у тех, кто побывал в горячих точках, отношение к жизни и вере, конечно, меняется. И вера в Бога у них присутствует. Нельзя назвать многих из них глубоко церковными, воцерковленными людьми, но, тем не менее, большинство из тех, кто прошел Северо-Кавказский регион, если были неверующие, то уверовали, признали Бога, обращаются к Нему, верят в Него. И с такими случаями, что, когда страшно было, человек уверовал, а когда стало легко и хорошо, как-то совсем расслабился, забыл о Боге, — я не сталкивался. Есть примеры, когда после Чечни ребята воцерковлялись, поступали в семинарию, становились священниками. Некоторые сейчас в монастырях.
— Чем война отличается от любой другой жизненной ситуации? – продолжает тему о.Константин . — Тем, что очень близка смерть и ты не знаешь, будешь ты жить через час или нет. Молодому, полному жизненных сил человеку в таком состоянии долго пребывать просто так невозможно. Когда видишь смерть по телевизору, когда она где-то далеко – такого не происходит. А когда твой близкий друг разорван гранатой или погиб в пытках, когда видишь угасающие глаза умирающего человека, который испытывает боль, возникает вопрос: ведь это может быть и со мной – и что тогда? Является ли моя личность чем-то большим, чем тело, которое рано или поздно разложится? Будет ли она жить после смерти, и если будет – то в каком состоянии? Или я как растение – сейчас есть, а потом раз – и нет?
Близость смерти у кого-то порождает страх, у кого-то – собранность и ответственность за прожитую жизнь, но всегда это очень глубокое религиозное чувство. Когда перед этой грозной правдой вопрошаешь самого себя: кто ты? зачем ты? – появляется место Богу, которого в обычной суете может и не оказаться. Эти вопросы мы в обычной жизни пытаемся заглушить суетой, громкой музыкой, чередующимися быстро обстоятельствами, телевизором, где все мелькает. На войне есть время и нет этих раздражителей, которые как бы заслоняют человека от самого себя. Там удобнее и остаться с собой наедине, и беседовать с Богом. А если такой диалог состоится, то вопрос: атеист ты или верующий – снимается. Не потому, что получены какие-то знания, а потому что солдат внутренним человеком почувствовал, что есть Некто, Кто дал ему эту жизнь, эту личность. Конечно, когда солдаты возвращаются домой, они снова могут окунуться в суету, но есть нечто такое, что уже незыблемо пребывает в душе, некий опыт, который фундаментально созидает человека как человека, как личность.
— Хотя, конечно, по совести говоря, нельзя сказать, что все ветераны чеченской войны стали глубоко церковными людьми. Потому что есть разница — уверовать, признавать Бога и жить духовной жизнью – замечает о.Феофан . — Бывают и печальные примеры, как и после афганских событий было. Когда человек внутренне надломлен, он может начать выпивать и так ребята теряются в этой жизни. Это так называемый “чеченский синдром”.
о.Андрей : По определению, «Чеченский синдром» — это устойчивый «набор» симптомов. Российские психиатры и сотрудники правоохранительных органов называют такой «набор» «чеченским синдромом», проводя параллель с посттравматическим стрессом, который испытали американские солдаты после Вьетнама и советские солдаты после Афганистана. Симптомы идентичны: хроническая усталость, ночные кошмары, проблемы с концентрацией внимания, беспокойство, агрессия и упрямство. Причем специфика, ухудшающая клиническую картину синдрома, состоит в том, что солдаты, воевавшие в Чечне, имеют сложное чувство вины, ведь они воевали на территории своей страны. Врагом в этой войне были их сограждане. По своей гражданской сути это была гражданская война. А это значит, что те самые чувства, как патриотизм, любовь к Родине, гордость за державу, которые составляют идеологическую основу морального климата частей воюющих в Чечне, заставляют иначе смотреть на себя, как на солдат воюющих против части своей страны. Идеологическое противоречие, которое сопровождает эту войну в нашем обществе, состоит в том, что ни цели, ни плоды этой войны не могут быть приняты обществом. Если нравственно здоровая часть российского общества, не зараженного ни экстремизмом, ни национализмом, признает неизбежность этой войны, причем неизбежность при данной, сложившейся в «перестроечной» России политической ситуации, то признание это сопровождается чувством вины, но никак не комплексом победителей. На этой войне не может быть победителя. И это еще одна беда солдата, который возвращаясь с войны не получает ни оправдания, ни уважения, ни законного признания важности его жертв. Солдаты Чеченской войны — не могут столь же гордо смотреть на своих друзей и дедов, как это делают ветераны Великой Отечественной. Ни в обществе, ни в самой армии, ветеранов Чеченской не встречают рукоплещущие толпы. В лучшем случае награды и долги по выплате довольствия, в худшем инвалидность и забвение. Все это создает негативную специфику чеченского синдрома, и усложняет посттравматическую терапию. Несмотря на повсеместное признание как медиками, как и властью, так и священноначалием Русской Православной Церкви, что солдаты приходящие с чеченской войны нуждаются в адаптации, реабилитации, конечно, в лечении, большинство переживающих чеченский синдром не получают необходимой помощи. Происходит это также потому, что этиология синдрома не включает духовно-нравственной составляющей, и как часть ее национально гражданский смысл войны, без которого нет позитивного национального сознания. В том то и отличие последствий Чеченской войны, от Бородинского сражения и других национальных побед, что ратной славой Чечня не станет. Ветеран чеченской войны недополучит нравственной награды признательного отечества — воинской славы победителя. В этом смысле помощь ветеранам Чеченской войны, как от общества в целом, так и от священника и психолога в частности, может заключатся в выявлении и актуализации гражданского, общественного и духовного смысла понесенных лишений и жертв, смысла их солдатского подвига. Но это требует трезвого и духовно-выверенного отношения к войне вообще, к Чеченской войне в частности.
о.Феофан : Встречаются ребята, которые себя чувствовали пешкой в чьей-то игре. Попадались и другие, которые чувствовали, что они отстаивают интересы нашего государства. Мы, проводя работу, стараемся все-таки провести мысль, что, во-первых, чеченская земля — это исконная часть российской территории — с 1781 года она была неотъемлемо в составе Российского государства. Во-вторых, испокон века Чечню населяли не только чеченцы, а огромное количество русских, казачьи поселения были, а чеченцы жили в горах, как правило. Поэтому защищая эту часть, мы защищаем часть нашей русской земли. И большинство все-таки приходит именно к такой мысли, потому что ясно, что если бы там не было армии, то теракты, взрывы и тому подобное, случались бы гораздо чаще по всей России. А армия, находясь там, сдержала этот страшный натиск зла, который с Кавказа изливается, по сути, на всю нашу российскую землю. И большинство из военнослужащих, из ветеранов, это понимают. В то же время я столкнулся с тем, что многие были разочарованы. Чем? Они вроде бы понимали, что идут за правое дело. Но очень много было непоследовательности со стороны политиков и правительства. И в какой-то степени они чувствовали себя обманутыми, брошенными на произвол. Есть такое разочарование, если человеку и не жалко было отдать жизнь ради правого дела, но он чувствовал, что со стороны вышестоящих есть некоторое лукавство.
Все же я скажу, что для большинства, наверное, нахождение в такой непростой военной обстановке учит жизни, духовно укрепляет. То есть человек больше постигает какие-то важные понятия, учится лучше понимать другого человека, появляется понятие греха и т. д.
о.Константин : Смысла войны, ее глубинных целей, не понимали даже те, кто отдавал приказы о ее начале. Я помню, как в первую кампанию министр обороны заявлял, что мы, мол, одним десантным полком, одним танковым полком наведем порядок в республике и на Кавказе!
Но когда война началась, кому-то необходимо было поднять на свои плечи ее тяжесть. Люди, которые это сделали, – праведники.
Война в любом случае – процесс духовный. Сталкиваются добро и зло; не бывает так, чтобы добро столкнулось с добром. Зло со злом бывает, сталкивается, но только, чтобы соблазнить добро. Чаще все-таки со злом борется добро.
Где проходит эта граница в чеченской войне – определить очень трудно. В Чечне много людей, которые осиротели от военных действий, от бомбардировок; потеряли своих стариков или детей… Кавказский менталитет требует, чтобы кровь родных была отомщена, им нельзя успокоиться, пока убийца близких не наказан. Это толкнуло очень многих чеченцев к вооруженной борьбе с федералами (хотя замечу, что мне очень не нравится этот термин: «федералы»)…
Но мне не хочется давать оценку этой войне. Она состоялась, российские войска противостояли в ней сепаратизму, защищали целостность государства, и ими было явлено много доблести. Еще раз повторю, что любая война – явление духовное, и с той и с другой стороны люди духовно переосмыслили свое бытие, свой внутренний мир и мир внешний.
Война потихоньку затухает. Там уже нет тех боев, как раньше. Жизнь возвращается, восстанавливается экономика. Я слышал в новостях, что построили аэропорт, и даже люди далеких от строительных специальностей собрались, чтобы успеть в срок – ко дню рождения Рамзана Кадырова. Очень много средств идет из России на восстановление — и через налоги, и даже некоторые предприниматели жертвуют. Я знаю, был такой момент, когда милиционеры, отправляясь туда в командировку, брали с собой для школы, для детских клубов аппаратуру, вещи. Возможно, так проявлялось и чувство моральной ответственности русского народа за то, что там произошло.
И если шаг за шагом наступает внешний мир, то я думаю что со временем, после излечения военных ран, наступит и мир внутренний.
о.Варлаам : За те два с половиной года, что я здесь живу, я вижу подвижки в сторону созидания. В данный момент в республике пашут землю, вообще, все гораздо живее стало. Проспект Кадырова, бывший Ленина, отстроили, жизнь возрождается.

Дай Бог, чтобы так было. К сожалению, есть и другая сторона медали. До сих пор в Чечне практически ежедневно звучат выстрелы и взрывы, гибнут российские военнослужащие и милиционеры, воюющие сепаратисты, чиновники и простые мирные жители. Информагентства дают такую сводку только за ноябрь : 1 ноября: в бою с отрядом сепаратистов ранены офицер и двое солдат, погибло не менее 2 боевиков; 2 ноября: задержана автомашина, в которой находилось большое количество взрывчатки и оружие; 3 ноября: на радиоуправляемой мине подорвались бойцы орловского ОМОНа, в результате взрыва у отделения РОВД один милиционер погиб, еще четверо ранены; 4 ноября: в Сунженском районе Ингушетии в ходе перестрелки убиты трое боевиков; 5 ноября: обнаружен крупный тайник с оружием, боеприпасами и обмундированием; 6 ноября: в Чечне и Ингушетии произошли три взрыва: на мине подорвались трое военнослужащих (2 погибли, 1 ранен), в результате теракта погиб сотрудник ОМОНа, ранены трое милиционеров; 7 ноября: расстреляны семеро милиционеров из Мордовии. Еще двое ранены; 8 ноября: обезврежено взрывное устройство на трассе, а директор ФСБ Николай Патрушев заявил, что, по его данным, террористы планируют совершить диверсии на гидротехнических сооружениях юга России; 9 ноября: в Ингушетии при обстреле ранен милиционер; 9 ноября: военнослужащие инженерной разведки обезвредили взрывное устройство, а в приграничном с Чечней районе Ингушетии в результате обстрела ранен сотрудник местного РОВД; 10 ноября: обнаружен схрон с оружием; 11 ноября: совершено нападение на сотрудников МВД Чечни. Двое получили тяжелые ранения, в результате подрыва на фугасе получили ранения двое военнослужащих; 12 ноября: в Ачхой-Мартане милиционеры расстреляли автомобиль — водитель погиб, четыре женщины получили травмы, вблизи селения Махкеты в бою с боевиками погиб военнослужащий, еще двое получили ранения; 15 ноября: в результате взрыва неустановленного взрывного устройства погиб военнослужащий внутренних войск; 17 ноября: подорвались на взрывном устройстве неустановленного образца двое военнослужащих; контрактной службы, один скончался; на обочине автодороги обнаружены оружие и взрывчатка; 18 ноября: неизвестные лица подорвали две нефтескважины, жертв нет; 19 ноября: в результате обстрела, совершенного неизвестными вооруженными людьми, погибли милиционер и двое гражданских лиц, включая одну женщину; 20 ноября: обнаружены 2 тайника с оружием и взрывчаткой, по сообщению агентства Регнум со ссылкой на источник близкий к силовым структурам Чечни, вблизи селения Янди-котар начались затяжные бои; 22 ноября: задержан вооруженный боевик.
По данным правозащитного центра «Мемориал» — в этом году в Чечне были похищены 158 человек. Восемь из них найдены убитыми, около шестидесяти считаются пропавшими без вести, свыше семидесяти — освобождены. Правозащитники отмечают, что их мониторинг охватывает лишь треть территории Чечни.

Поэтому мы призываем всех православных людей, в очередную годовщину трагической даты – начала первой чеченской войны, – сугубо молиться об умиротворении России и прекращении всякого насилия и кровопролития на ее территории.

Подготовил Михаил ЛЕВИН

Протоиерей Олег Стеняев в 1999-2000 году, во время Второй чеченской войны, совершил ряд поездок в Чечню. О том, каковы были цели этих поездок, с какой миссией должен идти священник во время таких конфликтов, для чего освящается оружие, можно ли проповедовать Христа мусульманам и как, - его рассказ.

Батюшка, расскажите, как вы оказались в Чечне во время военной кампании? Какие впечатления вынесли из этих поездок?

Это была командировка. Шла . И ко мне обратились журналисты «Московского комсомольца», один из которых рассказал о своей поездке в Чеченскую республику во время Первой чеченской войны и о том, как солдаты жаловались, что у них нет церковного окормления. Журналисты решили поднять проблему дефицита духовного попечения военнослужащих. Сказали, что готовы посодействовать мне, чтобы я смог поехать в Чечню и пообщаться с военнослужащими. Я принял это предложение. Моя поездка была согласована и с армейскими властями.

С Чкаловского аэродромамы сначала отправились в Дагестан, а из Дагестана уже на вертолете ночью, в тишине и в темноте, потому что все освещение отключалось, пересекали чеченскую границу. Мы расположились под Гудермесом. Но посещали и другие места, встречались с военнослужащими. Я читал лекции. Перед каждой лекцией офицеры, ответственные за воспитательную работу, обращали мое внимание на то, что часть военнослужащих исповедуют - это были мальчишки из Татарстана и Башкирии. И на своей лекции я обязательно делал отступление для мусульман - об исламских законах ведения войны по хадисам Аль-Бухари, чтобы они могли сравнить, насколько адекватно наш противник придерживается традиций ислама или не придерживается их совсем.

С местными жителями тоже приходилось общаться. Первая поездка была ознакомительная. Я увидел, что у людей есть проблемы. Я увидел, что местным жителям не хватает теплой одежды, а как раз начинались холода. И вернувшись в Москву, я сразу бросил клич через радио «Радонеж»: надо собрать детские теплые вещи, а для взрослых шерстяные шапки, шарфы, перчатки, чтобы отвезти их в Чеченскую республику. Откликнулись тогда очень многие люди.

В условиях войны люди могут ожесточиться, впасть в какую-то осатанелость, и важно было их духовно поддержать

Нашу задачу мы видели в том, чтобы помогать местному населению и военнослужащим, находящимся там по долгу военной службы - чтобы эта их служба сопровождалась духовным окормлением. В условиях войны люди могут ожесточиться, озлобиться, впасть в какую-то осатанелость, и важно было их духовно поддержать.

Отправившись в Чечню во второй раз, мы уже самостоятельно добирались туда на микроавтобусах. Святейший Патриарх Алексий II дал благословение служить на всяком месте, где я сочту необходимым. Потому что на территории Чеченской республики практически все храмы были уничтожены, кроме храма в станице Асиновской. Патриарх подчеркнул, что мы должны оказывать помощь не только русскоязычному населению, но и местным жителям, чеченцам. Что мы в ходе благотворительных программ не должны делить людей на своих и чужих, чтобы это не выглядело как война между мусульманами и христианами.

Один из солдат стал зашивать это детское письмо под погон. Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Это лучше любого бронежилета»

Всего было предпринято пять поездок, я принимал участие в четырех. Мы въезжали через блокпост «Кавказ», сразу ехали в станицу Асиновскую, в православный храм. Потом - к Грозному через Самашкинский лес, и там уже на площади раздавали помощь, которую привезли для местного населения, - теплые вещи. Для военнослужащих привозили сгущенное молоко, вязаные шапочки черного цвета, какие не нарушают форму, перчатки… Дети из православной гимназии «Радонеж» и других православных школ написали «письмо солдату», и в каждую шапочку мы вкладывали по письму. Содержание было приблизительно такое: «Я Николай. Мне 9 лет. Я учусь в православной гимназии. Я знаю, что вы исполняете свой воинский долг вдали от Москвы. Мы молимся за вас, переживаем, хотим, чтобы там, где вы находитесь, был мир». Когда солдаты обнаруживали в шапочках эти письма, они не могли сдержать слез. Видели бы вы это! Один сразу стал зашивать письмо под погон. Я спросил: «Зачем?» Он сказал: «Это лучше любого бронежилета. Я буду носить его на правом плече».

Был такой интересный случай. Когда мы раздавали после лекции, а среди военнослужащих были, как я уже говорил, и мусульмане, то и они тоже стали тянуть руки. Я растерялся и спросил: «Разве вы не мусульмане?» - «Мусульмане». - «Зачем вам крестики?» И один из них ответил: «Так мы же Россию защищаем». У меня выступили слезы на глазах, так это было трогательно.

- С какими трудностями вам пришлось столкнуться в Чечне?

Самой большой была та, когда нас остановили боевики. Мы ехали через Самашкинский лес. Шел дождь. Люди в камуфляже тормозят нашу машину. Трудно разобрать, кто такие: туман, дождь. Остановились. Смотрим: бородатые мужики! Открывают нашу машину, спрашивают: «Кто такие? Куда едете?» Они не поняли, кто мы такие, потому что мы тоже бородатые сидим. У нас московские номера, и они могли подумать, что это братья приехали, московские чеченцы. Я говорю: «Московская Патриархия, везем гуманитарную помощь»…

Добро никогда не проходит бесследно в хорошем смысле этого слова. Как в Библии сказано: Опускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его (Еккл. 11: 1). Чечня же маленькая, там все перемещения машин, разных лиц в той или иной степени фиксировались как нашей, так и той стороной. Один мужчина говорит: «Я их знаю, это не спекулянты, они бесплатно все раздают». Тогда главный, как я понял, сказал: «Пусть Аллах благословит вас. Езжайте». А у нас машина не заводится!

Кто-то отошел от той группы, кто-то подошел новый… Человек с пулеметом появился, очень смуглый, почти как негр. А может, он в грязи был. Я говорю водителю: «Надо быстрее уезжать, какие-то злые подходят, не такие доброжелательные, как первые… Посадят нас в яму…» А чеченцы подходят и спрашивают: «Что же вы не едете?» - «У нас что-то с мотором…» И они нам стали помогать чинить мотор. Была интересная такая ситуация.

А те, кто подходил, на нас пальцами показывали, что-то спрашивали. Думаю: ну, точно посадят в «зиндан» (яму). И еще думаю: чтобы сразу не замерзнуть, надо немножко выпить. А нам с собой выдали флягу со спиртом. Я налил себе немножко, выпил и как-то повеселел, потеплел, осмелел. Подхожу к ним и спрашиваю: «А почему это вы наших священников хватаете?» На тот момент было известно, что трое батюшек заявлены пропавшими без вести. Они говорят: «Нет, мы попов не трогаем». - «Как не трогаете? Вот этот и этот». Они: «Это не священники, это парашютисты». - «Как парашютисты?» - Они: «Это чекисты». - «А как вы определяете, кто парашютист, а кто нет?»- «Ты не парашютист. Ты толстый, пьяный и наглый - ты настоящий русский поп. Тебя никто здесь не тронет. Кто тебя тронет, Аллах того накажет. А те, я их видел: подтянутые, накачанные. Иди, тебя никто не обидит». Я вспомнил тогда известное библейское высказывание: ибо сила Моя совершается в немощи (2 Кор. 12: 9).

Они подтолкнули нашу машину, и мы доехали нормально до Грозного, где опять раздавали теплые вещи, которые привезли.

Батюшка, в тот период много священников попало в плен, было убито. У вас лично присутствовал страх за свою жизнь?

Было чувство эйфории. Во-первых, я понимал, что это достойная смерть, когда ты не занимаешь чью-то сторону на войне, а хочешь проявить заботу и о тех, и о других. Наша миссия носила миротворческий характер. Патриарх нам сказал, что мы должны всем помогать. А бояться смерти… Мы все умрем когда-нибудь. Мне казалось, что если это произойдет вот сейчас, здесь, в Чечне, то это будет достойным завершением жизни.

- Вы были готовы встретить смерть достойно?

На войне любое перемещение - событие. Ты дошел до какого-то места, в тебя не попали, в тебя даже не стреляли - уже чудо

В некотором смысле - да. Это чувство меня согревало. Ситуация на войне другая, чем в обычной жизни. На войне человек с человеком может встречаться в течение дня несколько раз, и всякий раз они будут приветствовать друг друга, обнимать, как будто не виделись в течение длительного времени. Почему? Потому что в обычной жизни выходим из дома, сходили в магазин, вернулись домой… Здесь нет никакого события. А на войне любое перемещение - это событие. Ты дошел до какого-то места, в тебя не попали, в тебя даже не стреляли, а если стреляли, то промахнулись. Сколько бы люди ни встречались в течение дня, все равно тепло и душевно приветствуют друг друга. На это я обратил внимание. Потому что люди начинают дорожить друг другом, и каждое мгновение, проведенное на войне, - это событие. Это мгновение, в которое ты еще не расстался с жизнью, она продолжается, значит, какая-то забота о тебе есть.

Часто приходится слышать от неверующих людей упреки в том, что священники, благословляя военную технику, оружие, этим благословляют на убийство. Вы тоже освящали оружие. Скажите, что можно ответить на эти упреки?

Да, мы совершали чин освящения оружия.

В Библии содержится прямой призыв к тому, что священник должен благословлять совершение боевых действий и даже предлагается текст возможной молитвы.

Читаем: Когда же приступаете к сражению, тогда пусть подойдет священник, и говорит народу, и скажет ему: слушай, Израиль! вы сегодня вступаете в сражение с врагами вашими, да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не смущайтесь и не ужасайтесь их, ибо Господь Бог ваш идет с вами, чтобы сразиться за вас с врагами вашими [и] спасти вас (Втор. 20: 2-4).

Освящение оружия - это, прежде всего, ограничение его возможного применения

Но когда мы освящаем оружие, это акция ограничительная для применения оружия, а не наоборот. Те, кто нас упрекает, не учитывают, что чин освящения оружия предполагает, что на оружие накладывается некий запрет. Освященное оружие нельзя применять против мирных жителей, против невооруженных людей. Против тех, кто сдаются в плен. А если эти ограничения не выполняются, то это граничит с богохульством.

Всякий раз после совершения чина освящения оружия я объяснял нашим солдатам, что освященное оружие ни в коем случае нельзя применять в таких-то случаях. Один даже мне сказал: «Ну, надо же, попали!» Потому что теперь он свое оружие не мог применять так, как он, может быть, хотел.

Так что освящение оружия - это, прежде всего, ограничение его возможного применения. Потому что любое религиозное действие ставит ограду вокруг человека и заповеди, которую нельзя нарушать. На это мало кто обращает внимание.

Эти поездки многое изменили в моей жизни. Появились друзья из среды самих чеченцев, некоторые из них потом приезжали в Москву.

- Расскажите, пожалуйста, еще о каких-то запомнившихся эпизодах, может быть, даже чудесах.

А тогда в Чечне шли интенсивные боевые действия. И нам сначала предлагали ехать в составе каких-то колонн военных, но мы напрочь от этого отказались, так как наша миссия была обращена и к тем, и к другим, так что мы перемещались абсолютно самостоятельно.

Хотелось бы рассказать об окормлении военнослужащих, которое мы осуществляли. Когда мы оказывались в воинской части, мы проводили общую беседу, потом достаточно длительное время отводилось на вопросы и ответы. А затем мы давали объявление: те, кто хотел исповедоваться, могут исповедоваться после встречи, а с теми, кто нуждается в крещении, мы проведем дополнительные беседы по Символу веры, и на следующий день туда-то и тогда-то они могут прийти - будет совершаться Таинство Крещения.

И вот мы объявили в одной части о Крещении… Утром я пришел в назначенное время к назначенному месту, смотрю: военнослужащие идут на крещение парами по два человека, как будто один ведет другого. Я немножко не понял, спросил: «Что это вы так парочками?», а солдаты мне говорят: «Так крестный же должен быть!» Я вспомнил, что я на это не обратил внимание. Так устанавливалось армейское православное братство, когда крестник - тот, кто крестился, - получал крестного.

- Сколько людей вы крестили за все время пребывания в Чечне?

Крещения проводились почти везде. Но те, кто участвовал в тех программах, боялись навязывать нашу веру местным жителям. Может, был комплекс вины по отношению к местным жителям, потому что я видел, во что был превращен Грозный, другие города и села… Это печальное зрелище.

Но был очень интересный опыт общения с местными жителями в самом Грозном. Когда один из офицеров меня пригласил сходить во что-то среднее между шашлычной и чайной. В Грозном тогда были такие «договорные зоны», куда люди могли приходить просто покушать. Война войной, а хлебные магазины работают, кафе работают. Жить надо как-то.

И вот мы пришли в одно из таких мест. Даже если я в телогрейке, в сапогах, у меня крест все равно на груди. В подряснике ходить практически невозможно было, но я надевал его все-таки… А там везде была грязь, разбитые дороги…

И я ему уже совершенно спокойно рассказываю об Иисусе Христе. Это не была экспансия - это была миссионерская стратегия

Приходим в кафе, кушаем, а напротив нас сидят мужики чеченские. И от них оружейной смазкой пахнет, а оружейная смазка так въедается в руки, что отмыть ее невозможно, - остаются черные пятна. И вот они сидят напротив. От них и порохом пахнет - я уже распознавал эти запахи. И вдруг я решил поговорить с той стороной. Спрашиваю человека, который сидит напротив меня: «Как вас зовут?» Он: «Зачем тебе это надо?» - и так агрессивно. Я: «Скажите, как. Я могу вам объяснить ваше имя». Он назвал: «Джебраил». А другие сразу прислушались. Дело в том, что на Кавказе имя человеку просто так не дают. Имя - это очень важная составляющая в культурной и религиозной жизни кавказских народов. Имя дается в честь какого-то значимого предка, не просто так. Это очень серьезно. Я говорю ему: «Джебраил» (т. е. Гавриил - О. С .) - это даже не человек». А рядом с ним сидит чеченец, хлопает его по плечу и кричит: «Я ж тебе говорил, что ты осел!» «Нет, - говорю, - Джебраил - это Божий ангел, архангел, друг пророков, который являлся Мариам, другим угодникам Божиим…» И начал рассказывать, насколько мог. Такой интерес фантастический сразу... Имя для кавказца, особенно для мусульманина - это ключ к его сердцу. Другой сразу: «Мое имя Муса». Я рассказываю: Муса - это Божий пророк, рассказываю какие-то события значимые… И вот уже хозяин пробирается к нам и говорит: «Пусть мое имя объяснит». Такого невзрачного вида человек. «Мое имя Иса. Что это такое?» И я ему уже совершенно спокойно рассказываю об Иисусе Христе. Это не была экспансия агрессивная. Это была миссионерская стратегия. Правила поведения.

- Не крестились потом?

Речь об этом и не шла. Но я имел возможность свидетельствовать о своей вере. По возможности я их отсылал к известным им текстам, где о рождестве Иисуса Христа рассказывалось, к сурам о семействе Имрана… Где о значимости Писания говорится в их источниках. Это всегда вызывало особый интерес. А когда в одном случае по памяти я процитировал Коран на арабском, это произвело фантастическое впечатление, так что один даже заплакал. Они очень дорожат своими религиозными принципами.

Мы расставались совершенно друзьями. Хозяин сказал: «Не надо ничего платить». Мне в дорогу дали лаваш и мясо, чтобы у нас с собой что-то было поесть. Я увидел, что диалог возможен. Люди разных вер могут общаться, если они проявляют уважение друг к другу. Нашлись общие темы.

Поднимал вопрос об исламских законах ведения войны. Говорил: эти законы есть у вас, очень важно, чтобы вы им следовали. Законы гуманные по-своему. Там, например, есть такие принципы: «Что ешь ты, то ест и твой пленный. Как одеваешься ты, так одевается твой пленный. Нельзя женщин убивать во время войны, нельзя убивать детей».

- Эти принципы определялись Мухаммедом во время его военных кампаний?

Любой миссионер, когда он окажется в другой религиозной среде, должен пережить свой ареопаг

По преданию исламской уммы, они восходят к Мухаммеду. И когда вот так говоришь с людьми, это для них понятно. Я все время чувствовал себя, как апостол Павел в языческом ареопаге. Помните, как он говорил: Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны… (Деян. 17:22). Любой миссионер, когда он окажется в другой этнокультурной среде, в другой религиозной среде, должен пережить свой ареопаг . В противном случае лучше не заниматься миссионерством. Тогда чем-то другим пусть занимается.

Каким был настрой у ребят перед началом боевой операции? Они приходили к вам за разговором, за благословением? Какие слова вы выбирали для ребят перед боем? Ведь тогда каждый понимал: еще чуть-чуть - кто-то из них толкнется в смерть…

Линия фронта в Чечне отсутствовала. Это была партизанская война: люди просто шли на дежурство, участвовали в зачистке. Не так, что одна армия сходится с другой армией в поле. Сейчас так не воюют уже. Поэтому каждое дежурство, каждый выезд из воинской части - это ответственный момент. Там люди дорожили каждым мгновением, событие видели во всем: что живы остались, что в течение дня никого не обстреляли или обстреляли, но не попали. Во всем виделось событие. Адреналин повышался, поэтому все в такой легкой эйфории находились.

Я понял: на войне нет неверующих, на войне все верующие. Крестились офицеры некрещеные. Есть фотография: начальник воинской части поздравляет офицера, который крестился. Крестились военнослужащие, русские из числа местного населения тоже крестились.

- Неужели не было таких, кто бы выступал открыто лично против вас, против вашей проповеди, против ваших лекций?

Нет, не было.

- Что вы испытывали, когда провожали ребят в бой и потом не всех встречали вернувшимися?

Все-таки я там так долго не находился, чтобы отправить кого-то в бой и потом не дождаться возвращения. Мы переезжали из одной части в другую. Наша задача заключалась в том, чтобы как можно большее количество наших военнослужащих охватить религиозной вестью. Предоставить необходимые требы, умиротворить людей, насколько это возможно.

Помните, как к Иоанну Крестителю пришли воины и спрашивали его… что делать? И сказал им никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем (Лк. 3:14). - Речь шла о наемниках.

Мы старались действовать так, как предписано Библией . Благословение и наставления нужно давать воинам.

Иркутский священнослужитель окрестил солдат-сибиряков в Чечне. Командировка сотрудников епархиального отдела по взаимосвязям с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями проходила с реальным риском для жизни. "Окажись на прицеле чеченского снайпера священник или офицер, он не задумываясь выстрелит в человека в рясе, - рассказывает герой нашей публикации. - Священник возвращает солдата в строй, ободряет его, утешает, вселяет надежду. Ведь еще Суворов в своей "Капральской тетради" писал: "Молись Богу, от него победа".

К выстрелам привык на третий день
Поездку в Чеченскую Республику (первую за историю иркутской епархии) приурочили к двум праздникам - Пасхе и Дню внутренних войск. По благословлению архиепископа Иркутского и Ангарского владыки Вадима отец Николай и подполковник в отставке Николай Кизимов отправились к солдатам. И не с пустыми руками.
- Всем миром собирали средства на подарки военнослужащим. Предметы личной гигиены, машинки для стрижки волос, иконки, крестики. В основном я ехал туда, чтобы крестить парней. В городе Шали располагается наш Ангарский полк ВВ, в Аргуне - ОМОН, а в Центорое - собровцы. Со всеми нужно было встретиться, освятить военную технику, казармы. Более широкое объяснение этой поездки в том, что церковь заботится о спасении душ своей паствы, поэтому присутствие православного священника просто необходимо там, где есть верующие. И особенно - в строю. Священник - не зависимый ни от кого, кроме как от Бога, человек, которому солдат может излить свою душу (ни с замполитом, ни с военным психологом, мне кажется, не получится такого откровенного разговора).
По мнению отца Николая, теперешнюю обстановку в Чечне нельзя назвать спокойной:
- Это минная война, борьба с бандформированиями. Ведь у любой войны есть свои правила, там же их нет. Сами посудите, солдаты ловят ребятишек. Один из таких в свои 14 лет уже профессиональный минер. Он совершил восемь подрывов с человеческими жертвами. "Зарабатывал деньги на компьютер", - объяснил мальчишка солдатам, и после долгой беседы его отпустили.
"Мы приехали с миротворческой миссией"
Православного священника чеченцы встретили не очень радушно. Как только слух о визите батюшки облетел окрестности, пошла волна отрицательной реакции.
- В ночь на 27 апреля (накануне дня Внутренних войск) комендатуру в Шали, где мы остановились, обстреляли из подствольных гранатометов. Было страшно, но обошлось без паники. Вообще выстрелы, а в Чечне стреляют часто, дики для слуха, но уже на второй-третий день к этому начинаешь привыкать... Местное население нашему приезду не обрадовалось, почему-то они были уверены, что приезд священника для них не предвещает ничего хорошего, все готовились к проведению спецоперации. Говорили: "Приехал благословлять на убийства наших детей". Мы встречались с представителями Шалинской администрации, объяснили, что приехали поддержать солдат, которые выполняют здесь миротворческую миссию, что мы молимся о наступлении долгожданного мира.
К российским солдатам, кстати, отношение чеченцев тоже не однозначно. Парням приходится терпеть оскорбления людей, которые судят о всей армии по единичным недостойным поступкам отдельно взятых военнослужащих. Это в основном контрактники, те из них, которые едут на войну зарабатывать деньги.
Вся сила - в вере
Зато солдаты-срочники батюшке обрадовались.
- Очень охотно шли на контакт. Было видно, как они преображаются, ободренно чувствуют себя после таинства. Мне довелось крестить десяток солдат, которые только что вернулись с задания. До Крещения на них лица не было, но после их усталость как рукой сняло - преобразились, стали улыбаться... Вся сила - в вере, а слабость от неверия. Однажды ко мне подошел молодой офицер, он командовал ротой, не вспомню, в первую или во вторую кампанию. Вся рота погибла в бою, только он остался в живых. С тех пор он ищет ответ на вопрос, кто виноват в этом, на Бога обижается, говорит: "Я же молился ему!" А видно, что в Бога-то он и не верит, не знает его. Надежда только на себя самого силы не добавляет, это неправильное понимание жизни. И как ему можно было помочь, если помощи он сам не ищет. Только время способно излечить такие болячки. И кто здесь действительно виноват? Все в руках Господних. Я объяснил офицеру, что тем ребятам, погибшим в бою за клочок земли, который испокон веков считался Россией, Господь уготовит мученические венцы на небесах. Своим подвигом, а иначе их гибель не назовешь, они удостоились райских обителей.
"Отче наш" помог вырваться из окружения
По Чечне отец Николай перемещался в камуфляже. Но даже в военном облачении в нем признавали батюшку.
- В республике не так мало православных. Например, мы побывали в 14-й школе, там много русских учителей. Вот только не все афишируют свою веру. Боятся расправы. В Грозном был один-единственный православный храм, его разрушили во время ковровых бомбардировок. Там еще до войны служили отец Анатолий и отец Александр. Отца Анатолия похитили и убили, на отца Александра было совершено пять покушений, после он уехал из Грозного. Так что с 1996 года в Чечне нет постоянного православного священника. Однако службы в Грозном все-таки проводятся, на праздники в храм приезжает священник из Москвы, таинства совершаются в бывшем доме священника. Мне было очень приятно познакомиться с хранительницей храма Антониной - без преувеличения можно сказать, что свою миссию она выполняет под страхом смерти. В этом храме я отслужил панихиду по убитым на войне.
Вся беда религиозной конфронтации, считает священник, от невежества:
- Вот вам пример. Священник приходит освящать казарму, окропляет комнаты святой водой, а один из солдат натягивает фуражку на глаза, пытаясь уберечься от попадания святой воды. Батюшка спрашивает, хорошо ли тот себя чувствует, на что парень сообщает, что он мусульманин и участвовать в обрядах православных ему запрещено. Священник тогда спрашивает, читал ли молодой человек Коран, выясняется, что нет. "А ты прочти, советует священнослужитель, в одной из сур написано, что первый друг мусульманина - христианин"... Истинный мусульманин не позволит себе угрожать чьей-либо жизни. Это ваххабиты могут обещать милость Аллаха за убийство, они не правоверные мусульмане - грубо говоря, это тоталитарная секта... Вы знаете, сами боевики признают, что они упустили тот момент, когда в Чечню начали приезжать православные священники, и тем самым проиграли идеологическую войну. Знаете, теперь, когда бандиты кричат: "Аллах акбар!", наши отвечают: "Христос воскресе!" Вот реальный случай. Российские солдаты попали в окружение. Гибель всего отряда казалась неотвратимой. И вдруг один из парней громко, внятно, с душой начал читать "Отче наш". И все воодушевились, начали стрелять и бросать гранаты так, что вызвали смятение в стане врага и смогли вырваться из окружения без потерь. Вот что значит сила веры...
По убеждению отца Николая, убийство остается одним из самых тяжких грехов:
- Катехизис Филарета Московского, конечно, не вменяет в грех убийство на войне и по приговору суда, но все-таки заповедь "Не убий" остается фундаментальной. Люди, убившие однажды, всю жизнь несут в своем сердце эту тяжесть. Церковь беспрестанно молится о власть предержащих и военных. "Научая солдата молитве, мы прививаем ему совестность", - говорил Суворов. Человек без совести с оружием в руках опасен для общества.
Православные кладбища в запустении
Двум Николаям - священнослужителю и отставному подполковнику - не раз приходилось рисковать.
- Николай Николаевич Кизимов долго прожил в Чечне, он здесь учился, работал, здесь похоронена его мать. По просьбе моего спутника мы отправились на кладбище, хотя та же Антонина предупреждала, что все кладбища заминированы. И это было видно по запустению на погосте: люди боятся приходить сюда. Но все обошлось, мы установили на могиле крест, отслужили литию. Правда, пришлось прятаться от снайпера, избегать обзорных мест...
Иркутский священник пробыл в Чечне с 24 апреля по 6 мая.
- Весну 2004 г. в Чечне сравнивают с августом девяносто шестого (накануне второй войны). Затишье перед бурей. Так и вышло, террористы убили президента республики. При том, что Кадыров немало сделал для Чечни, отношение местного населения к нему было в основном негативным. Сами посудите: гвардия президента, его охрана были укомплектованы из вчерашних бандитов. Получив удостоверения, они продолжали творить бесчинства. Убийство Кадырова сейчас вызывает много недоуменных вопросов. Не удивлюсь, если президента убила его же охрана, змееныши, которых он пригрел на груди...
Поездки иркутских священников на войну будут регулярными:
- У меня есть желание повторить поездку в Чечню. Там нужен священник. Кроме того, мне очень понравилась республика - природа, горы, люди. И если все сложится благополучно, уже со следующей пересменкой в республику отправится спецвагон с большим подарком. В Шалинской военной комендатуре изъявили желание установить в своем расположении часовню. Средства на строительство собираем всем миром, мы уже договорились с начальником ГУИН Павлом Радченко, что часовню человек на тридцать срубят в 19-й колонии, проект будет таким же, как у часовни в Бозое (ее тоже собирали в этой колонии). Уже выбрано название: Во имя святителя Иннокентия, первого епископа Иркутского, всея Сибири, чудотворца.
{Справка "СМ Номер один"
Николай Деньщиков родился в 1980 году в Иркутске. Учился в средней школе в Баяндаевском районе, заканчивал - в Свердловской области. Далее два года Новокузнецкого православного духовного училища, затем получал образование в Белгородской духовной семинарии с миссионерской направленностью. После учебы вернулся в Иркутск, 10 августа 2003 года рукоположен в сан иерея. В настоящий момент является клириком Кресто-Воздвиженского храма.}

Священник прошел все российские "горячие точки".

Священник - сугубо мужская профессия. Отец Киприан - священник необычный: он прошел две чеченские войны. Был на передовой, ему приходилось сидеть с солдатами в залитых ледяной водой окопах, а потом отсыпаться в мокрой одежде на завшивленном солдатском постельном белье. Он выносил раненых с поля боя, не забывая о своих прямых обязанностях: исповедовал, крестил, отпевал и даже венчал. Освобождая ребят, он несколько раз был в плену, шесть раз его водили на расстрел. Чеченцы его называют братом, русские солдаты - батей.

Биография Киприана вписывается в коротенькую формулу, задекларированную им самим: сначала был воином, потом калекой, затем стал священником, потом - военным священником.

Жизнь мирская

Все вопросы о том, чем занимался отец Киприан до того, как стал священником, он резко пресекает: "Вы говорите о покойнике. Нет того человека, умер. При монашеском постриге мне дали другое имя, так родился Киприан... Но не думайте, я прекрасно все помню. Я помню тех людей, которым благодарен. И люди, принесшие мне добро, и люди, принесшие мне зло, каждый сыграл свою роль, сформировал во мне человека".

Однако кое-что все-таки можно узнать из беседы с монахом: он родился в Хабаровске, в ГУЛАГе, чудом выжил. "Лагерные дети были практически смертниками. Слава Богу, добрые люди нас сохранили и дали свою фамилию: они подделали документы и перевели нас из ранга детей врагов народа в категорию "брошенки". Нас перевезли из дома младенца на Дальнем Востоке в астраханский детский дом. Рядом со зданием была груша. Вот вкус и аромат груш у меня ассоциируется с детством...".

О дальнейшей жизни отца Киприана известно еще меньше. Говорят, он занимался конным спортом, прошел Афганистан, получил инвалидность и поощрение в виде маленькой квартирки в Москве.

Второе рождение

Итак, отец Киприан "родился" в 1991 году, когда развалился Советский Союз. Монах утверждает, что именно это событие подвигло его к решению уйти из мира. В Суздале он принял монашеский постриг. В 1994 году был рукоположен в священники. В 1995 году стал игуменом. Когда началась первая чеченская, отец Киприан отправился на передовую. Но никогда не надевал ни каски, ни бронежилета. Когда он собирался в Чечню, думал, что будет там сто первым. Приехал - а там никого. Он оказался фактически первым настоящим войсковым священником после 1917 года. Неудивительно, что этот смелый человек, которого знают все прошедшие Чечню солдаты, стал легендой. У отца Киприана есть награды, часть которых из прошлой, а часть - из настоящей жизни.

Окопная церковь - "эксклюзивная идея" отца Киприана. Это специально модифицированный армейский разгрузочный жилет, где помещаются и малый водосвятный крест, и флакон со святой водой с самого Иордана, кадило, кропило, крестики, свечки, ладан и крестильный сундучок - в общем, все, что необходимо для того, чтобы совершать службы и обряды в окопах и даже на поле боя. Монах никогда не расстается с иконой Божьей Матери, которую ныне покойный разведчик Борода из софринской бригады вынес из горящего дома в Грозном и отдал священнику.

Когда отец Киприан рядом, солдаты чувствуют себя увереннее. На войне цепляются и за соломинку а тут такая двухметровая глыба! Есть даже поверье: если монах на операции, все пройдет успешно и не будет ни мертвых, ни раненых. У него даже есть свой позывной - "Боек-15". Чтобы ребята знали: Киприан с ними.

Фольга

Самые тяжелые воспоминания связаны у отца Киприана с днями, когда российские войска взяли Грозный. "Когда в Грозный вошла наша группировка, сумасшедшие люди ходили по городу. Это было страшное зрелище. Воздух, насыщенный пылью и гарью, был бурого цвета. Постоянно слышались взрывы, ведь улицы были нашпигованы взрывчаткой. С каждого этажа, из каждого подвала раздавались стоны раненых и умирающих. Помню мужчину, который взад-вперед возил тележку на колесиках, а в тележке - пачка газет, тапка, обгоревшая дощечка, какая-то тряпка.

Я ходил по городу с полковником Гариком Папекяном. Он оказывал нуждающимся помощь, я отпевал людей. Мертвых мирных жителей закапывали в каждом дворе".

Отец Киприан похоронил множество безымянных раздавленных и разорванных на части российских солдат, а некоторые останки вывез из Чечни, чтобы никто не осквернил могилы. Он сам разыскивал матерей, чтобы те могли забрать тела своих детей.

"Помню, после жесточайших боев и перед приездом высокого начальства приказали очистить город от сгоревшей техники. И все кинулись выполнять приказ и стаскивали в кучу "убитые" машины. А там, внутри, - сгоревшие экипажи, и всем на это наплевать. Я залезал в машины с целлофановым мешком и собирал
все, что оставалось: фаланги пальцев, куски лопатки, расстригал обгоревшие сапоги и доставал кости. И, главное, находил личные жетоны, чтобы все можно было прислать матери. Самое жуткое, что матери были довольны! В обычной жизни свои законы. На войне все меняется. ..

Часто встречались и раздавленные люди, которых буквально лопатой приходилось соскребать с земли. Это страшно. Или когда люди наступают на мины, не на растяжки, а на обычные противотанковые... И все это на деревьях, на кустах... Немерено таких. И я шел, шел, собирал все это...

И вот так случалось: на Северный прилетали борт или вертушка из Моздока. Выходили молодые ребята, одетые с иголочки, веселые, необстрелянные. А назад фольга идет, фольга... машинами, бортами фольга, "двухсотки" идут.

Ведь сразу на первую чеченскую контрактников, прошедших Афганистан, неохотно пускали. Там и многие командиры, и солдаты были "паркетные", без опыта. Когда я пришел на первую войну, вы думаете, там священник был нужен? Потом - да. Но в первую очередь нужен был боевой товарищ, который научил бы их оставаться живыми... Вторая "Чечня" другая, менее кровавая, профессиональная".

Рамадан

Неоднократно проходили сведения, что отец Киприан погиб. На войне много ситуаций, когда по логике выжить невозможно, но происходит чудо. Однажды на Рамадан батя заночевал в автобатальоне спасателей. Утром подъехали более ста вооруженных бандитов. Спасатели предлагали отцу Киприану уйти за гаражи, то есть фактически жизнь. Но монах остался, он вышел вперед. Православный священник поздравлял мусульман с праздником. Он говорил о кровавой и страшной двух мужественных народов и о том, что их столкнули. Он умолял: колонну нельзя трогать, там дети, спасатели, у которых нет даже , так как они приехали оказывать гуманитарную помощь. Еще он желал чеченцам мира и добра. И мужчины, вооруженные до зубов, ушли, никого не убив и не взяв в плен. Буквально через полчаса появились старики и дети из соседнего поселка и принесли спасателям угощение: в Чечне принято в последний день Рамадана угощать гостей.

Мирное время

В перерывах между первой и второй "Чечней", в мирное время, отец Киприан не бросал ребят, прошедших войну. Он и сейчас продолжает навещать покалеченных войной ребят. "Это ребятам необходимо, ведь они вернулись из другого мира, из другого измерения. Даже физически здоровые на вид парни ранены войной. Война никогда не кончится в наших сердцах. Все, кто там побывал, - братья. И это не пустые слова".

У монаха есть еще одно обязательство: он постоянно дополняет книгу "Чечня, или Записки русского монаха",
написанную о войне, которую называет не иначе, как мафиозной разборкой на кремлевском уровне.

ОТЧЕ

На фронтах Чеченской войны хорошо знают войскового священника отца Киприана. Его приход - вся Чечня. Его паства - вся русская армия.
НА ВОЙНЕ ЗА СМЕРТЬ И ЖЕСТОКОСТЬ расплачиваются праведностью цели, преданностью делу и самоотверженной добротой к самому близкому человеку - соратнику, однополчанину. Без этой доброты к своему человеку - никуда. И на войне её больше, чем здесь, там она искренней, потому что всё предельно ясно: и смерть, и враг таятся за следующим укрытием.

Здесь, в мирных русских городах, трудно достичь той же любовной доброты к нашим воюющим солдатам. Сквозь телеэкраны ужасы и грязь войны мигом доходят сюда, а доброта теряется, чахнет и долетает до Москвы уже мутированной, извращённой. На РТР больше любят чеченских беженцев, чем наших солдат. На НТВ больше жалеют «свободолюбивых» мерзавцев, чем русских освободителей. И уже демжурналист смакует подробности «преступлений военных». И уже активистка из «солдатских матерей» надрывается в микрофон о «слабых солдатиках», желает запрятать их под свой подол, а под конец вдруг переходит на прославление врагов, жалит ядом русскую армию. Это не доброта, а трусость и предательство.

Если ты добрый - будь не в телестудии, а на передовой. Если хочешь оберечь солдат - встань с ними бок о бок в окопе. Если борешься с мерзостью войны - оставайся всегда со своими, никогда не предавай нашу победу или наше поражение. Стань святым на войне. Стань таким, как отец Киприан.

У отца Киприана за плечами - пятьдесят с лишком лет, но о прежней жизни - ни слова, только лишь: «Того человека нет. И мне за него не стыдно». В 1991 в Суздале Киприан принял монашеский постриг. Енисейское казачье войско на своём круге во время возрождения казачества России избрало его своим войсковым священником. В 1994 г. рукоположен во священники. В первые дни войны в Чечне оказался на передовой, но оружие в руки так и не взял и не носил бронежилета. Участвовал во многих операциях, но не как солдат, а без оружия. Киприан был первым и единственным на той войне войсковым священником. Стал легендой, шёл нарасхват, как талисман. Если в какой-то части он задерживался дольше обычного, то командиры других частей нервничали и требовали отдать отца Киприана товарищам. Всего на фронте в ту войну провёл два года. Побывал в плену у Хаттаба. Получил два ранения и контузию, а уже на новой чеченской ещё раз был ранен. В 1995 г. в Чечне у него появилось ещё одно имя - Пересвет. Имеет 14 правительственных наград. Единственный, кто награждён крестом на георгиевской ленте. Дудаев объявил его врагом чеченцев, заявив, что он будет обращать их в православие, но чеченцы называли его своим братом. А для российских солдат он был настоящим отцом. Батей.

ЕСТЬ ЛЮДИ , которым веришь безоглядно оттого только, что они внутренне чисты. Их дух прям и высок, и великая правда сквозит в каждом их слове. Таков отец Киприан. Он оратор не из умения говорить, а от силы убеждения. Кто слушал его речи, знает: безучастным остаться невозможно.

Был случай в середине девяностых, когда элитная лётная часть была на грани голодного бунта. Славные лётчики - не палачи, а воины, - они всегда ходили с гордо поднятой головой, потому что в первую Чечню никогда, ни разу не бомбили гражданские цели. Теперь профессиональных офицеров, русских асов довели до предела, все написали рапорта об уходе, забаррикадировались, не пускали никого, даже родных командиров. Это означало: как минимум выбросят на улицу, бомжами, без профессии, пособий и льгот.

Командующий фронтовой генерал-полковник Антошкин, бескровный командир, не потерявший ни одного подчинённого за весь Афган, Чернобыль, Чечню, позвал отца Киприана: полетели, может, тебя послушают.

Пропустили. Выступал перед разъярёнными людьми, экспромтом. Говорил о великом русском воинстве, об офицерской чести, о священном праве военного решать судьбу своей страны. Клеймил тех, кто звал их, голодных и безоружных, на баррикады, под расстрел полицейских карателей. Просил терпения, ибо освобождение близко, предательскую власть скоро скинут. Вещал о будущем, о возвращённой армии славе, о победах русского оружия.

Послушали. Все взяли назад свои рапорта, и часть существовала, люди остались целы. И всё же её потом, «на законных основаниях», сократили под корень.

Дома у отца Киприана спокойно, мирно. Обстановка совсем простая: деревянные скамьи, настоящий гроб вместо кровати, кивот в углу - комнату свою Киприан называет кельей. Он показывает разгрузник для запасного боекомплекта - такие надевают под бронежилет, и в бой. Бог подсказал сделать из разгрузника настоящую окопную церковь. Всё необходимое носил с собой: мог и отпеть, и причастить, даже венчал два раза. Вот дорогой малый водосвятный крест. Вот флакончик святой воды из самого Иордана. Кадило, кропило - всё находится здесь.

И иконы. Две из них прошли всю Чечню. Одна икона была сделана специально для Киприана иконописцем Осетром из Суздали - икона ангела-хранителя. А вторую 14 января 1995 года спасла из огня, в Грозном, Софринская бригада. Так и стала икона - Софринская Божья Матерь. Разведчик по имени «Борода» передал её Киприану. «Бороды» нет уже, в 96-м погиб. Когда после войны встречались софринцы, Киприан рассказывал им про эту икону и про «Бороду», и в зале встала женщина, думали, мать его. Киприан поклонился, заговорил о всех матерях, а женщина сказала: «Я жена «Бороды»». Весь зал встал, плакали все.

Когда в 99-м отец Киприан снова в Чечню уехал, сразу взял икону с собой. И долго не мог поймать Софринскую бригаду. На марше иногда пересекались. И вот нашёл, наконец, приняли его - как домой вернулся. Благословил ребят иконой, вовремя, потому что часть бригады пошла на Грозный. Знал: Божья Матерь спасёт их. И его самого спасла, потому что после последнего ранения очень мог и не выжить: хорошо, офицеры быстро доставили, на себе перевезли.

О последнем ранении Киприан рассказывает неохотно. Был на «передке», где, в каком полку - не говорит: «Не желаю комполка подставлять. Он-то ни в чём не виноват, вообще на войне никто ни в чём не виноват, война без потерь не бывает.» Ещё боя не было. Вдруг на нашу позицию огонёк пошёл, ПТУР. Киприан тут же ребятам: «В укрытие!» - а они стоят, не понимают. Он давай их буквально сбрасывать в окоп, кто-то сам попрыгал. Всех закинул, сам уже на прыжок пошёл, и в этот момент… Говорят, в БМП его как впечатало. «Так, не ранение, контузия только. Шесть рёбер сломанных, ноги немножко, зубы вышибло.»

Спас ребят. «Да в первый раз, что ли? Я для этого там и нахожусь. Первое - это талисман: ребята видят, что батя рядом - значит, всё в порядке. Спокойно едут на задания, в колонне. Посмотрели на меня - успокоились, не отвлекаясь, выполняют свою воинскую задачу. Я с ними на задание хожу. Начали колонну обстреливать - потери «ноль» всегда. Рядом со мной нет потерь, даже трёхсотых. Но это разве ж я делаю? Это Господь, по вере даёт Господь. Господь творит чудеса небесные через нас. Вот ребята веруют - и уже Господь посреди них, это вера их и спасает. Я тогда не должен был выжить. Это ребята смотрели на меня, переживали, они поделились со мной своей жизненной силой, и поэтому я сейчас жив - из-за большой ответственности перед ними.»

ОТЕЦ КИПРИАН И СЕЙЧАС вспоминает ту войну беспокойно, всё заново проживает. О своём непосильном труде рассказывает безо всякой бравады. Улыбается только, когда о солдатиках русских говорит и офицерах: «Практически все солдаты принимали меня. Среди тысячи лишь два–три не хотели открывать своё сердце, чуждались. Но Господь с ними. И вот, для кого я был православным батюшкой, для кого боевым товарищем, а для кого - весточкой из дома, где их любят и ждут. Не батюшка, а батя. Который заслонит их собой и скажет смерти: «Отойди. Я не дам их. Ты сегодня здесь ничего не получишь.» И Господь даёт такую силу, и сам всё делает.

На войне Господь ближе, он среди нас. Там, на войне, такое происходит, что всё, что сказано в Евангелии, всё там и повторяется. Что такое война? Там каждый на ладони. Если ты трус, ты никогда не сыграешь в героя. Если ты мерзавец, не станешь добреньким. Там всё оголено. И я тоже - на глазах у всех. Не в зелёнке, а как священник.

Это очень сложно. Ведь я трус, как и все, я сделан из такого же мяса. Можно годами зарабатывать авторитет и лишиться его из-за одного неверного поступка. Были ли таковые? Да. Главная оплошность моя - старость. Много ран во мне, ещё с той жизни. И с первой Чечни тоже. А я лез туда, где очень трудно. И стать там обузой я не имел права. Приходилось быть героем.

Солдаты сделали из меня легенду. Я просыпаюсь простым человеком, и вдруг оказывается: есть такой легендарный Киприан, которому говорят: «Доброе утро, батя.» Или говорят: «О, батя прилетел!» - и не боятся больше ничего. И я должен срочно догнать того Киприана, чтобы оправдать их мужество, чтобы быть с солдатиками моими.

Три часа в сутки сон, по пятнадцать минут вразнобой. Потому что ночь - время исповеданий. От рядового до генерала приходят к тебе: исповедуй, батя! Война, смерть, постоянно присутствует опасность. Откуда силы у уставшего человека? Силу даёт Господь.»

На первой Чечне у отца Киприана был свой собственный позывной - «Як-15». Чтобы знали: он здесь, рядом. Всюду были знакомые - солдаты, офицеры, генералы, целые части. «Ведь что такое Чечня? Это же вся Россия здесь. Вся армия у меня - однополчане. Там, в Чечне, лучшие из лучших. Те, кто не стал увиливать от армии, кто нашёл в себе смелость от сытого стола уйти на войну.» Киприана приняли все: армия, все рода войск, ВВ, МЧС, погранцы. Части со всей страны: с Дальнего Востока, из Сибири, с Урала, из Европейской части - все прошли через него. Было такое очищение: рядом смерть, но ещё ближе - отец Киприан.

«Моя Родина - СССР, я - советский человек. Духовник Советской Армии. Советский Союз существовал и будет существовать: в каких границах, с каким названием - другой разговор. Я путешествую по всему Советскому Союзу, от части к части, не признавая границ.» Благодаря военной авиации, спасибо командованию, Киприан летает по России. Не бросает ребят до сих пор: не только целых и здоровых, но и калек, семьи их навещает. Кто не видит ничего, а лишь руку может пощупать - всё равно узнает: «Да это отец Киприан!»

И никогда отец Киприан не бросает мёртвых. Ещё в первой Чечне в одиночку, в немыслимых условиях отпевал павших - всего отпел пятьдесят тысяч наших солдат и офицеров! Своими руками похоронил их множество. Вывозил прах многих подальше из Чечни, чтобы враг не осквернил могилы. Места многих погребений не раскрывает до сих пор, храня точные топографические привязки, - такова защита от бизнеса на костях.

И здесь, в Москве, в своей келье Киприан ежеминутно вспоминает их, солдатушек павших: «Здесь в келье обитают души тех, кто ушёл в вечность. Тех, кого уже забывают, но никогда не забуду я. Поэтому моя служба очень длинная, длиннее многих служб, потому что я читаю несколько тысяч имён, вспоминая о каждом. По нескольку часов, два раза в день. Это же всё мои солдаты, мои друзья.»

В первую Чечню отец Киприан попал в плен к Хаттабу. Помнит его: упырь, мерзость, людоед. Неуравновешенный психически, просто больной человек. Неопрятный. С огромной ненавистью к православию, к России. Никакой он не верующий, не «воин Аллаха». Садист. Отцу Анатолию лично 38 ранений нанёс. Выводил на расстрел и Киприана: «Крикни «Аллах акбар!» - отпущу». Это кроме остальных издевательств и глумлений. «Бог меня спас, не нарушил я клятву перед Богом, и не дал Он меня убить.

Есть ли у врагов сила? Призрачная есть. Да, они уже стали профессионалами. И пока они думают, что за ними победа, - сильны. Но как только осознают, что победы не будет - бросают оружие. Они же сотнями уже в плен сдаются!

Российская армия сейчас выполняет миссию освобождения чеченского народа от международного бандитизма. Часто встречаюсь там с мирными чеченцами. Простые люди говорят мне всю правду. Многие с ненавистью начинают разговаривать, но уже через пятнадцать минут они другие: «Помогай вам Аллах! Возвращайтесь скорее, чтобы мир и у вас, и у нас был!» У меня много чеченцев друзей. Многие из них называют меня братом. Они - воины, и могут быть очень серьёзными противниками, но если чеченец друг - он никогда не предаст. С муллами встречался - «братья!». Но вот те муллы, что в бандитских отрядах были, - одна рука на Коране, другая на пулемёте, сам чуть ли не из Африки - ни Кавказа, ни обычаев не знает… Ну что это за мулла! Одни вопли «Аллах Акбар!» Настоящие мусульмане сначала могут пойти с ними, но потом очень быстро прозревают и отходят. Пропаганда замучила их, основанная на фанатизме и лжи. Что в первую, что во вторую Чеченскую.»

И ВОТ НОВАЯ ЧЕЧНЯ . 1999 год. Отец Киприан точно знает - война стала другой. «Россия помудрела, подготовилась, замечательные офицеры сохранили себя, сменился генералитет. Пришли наши ребята - в руководство Генштаба, в министерства. Пришли патриоты. Очень много на фронте видел я настоящих офицеров: командующие округами, дивизиями, полками - и вплоть до взводов. На командных пунктах генералы все одинаково хороши, больше впечатлений о них - от подчинённых, и наблюдений: ага, людей берегут, все солдаты сыты, в бронежилетах, в тепле, в чистоте - значит, хороший командир.»

А какая война страшнее? «Да обе страшные. Потому что ребята умирают. Рядом с тобой находится - тёпленький, живой, и может в любую секунду умереть, и не станет его, и мать заголосит. Ни о чём так не мечтаю, как о мире. Скорей бы уж победа. Устал терять солдатушек наших.» Вот что такое настоящая мечта о мире - не от позорного договора, а после нашей победы.

Чувства взять в руки автомат у отца Киприана не было никогда. «У меня своё оружие есть, оно ещё сильнее, чем автомат, зачем мне автомат. Я защищал ребят, как талисман. Я просто слуга Богу и народу, и делаю то, что по воле Божией, и только тогда, когда можно и нужно делать.

У меня другая задача: если кто-то что-то не так делает - подсказать. Слушается, авторитет у меня есть. Как-то Казанцев говорит: сейчас быстренько съездим на автомобиле туда-то. От охраны отнекивается. Тогда я подхожу и говорю: «Товарищ генерал, ваша жизнь принадлежит не вам, а Отечеству». Казанцев раздумал, взял боевое охранение, уехал.

Мои товарищи - генералы, заместители командующего группировки: по вооружению Недорезов и по тылу Московченко - посылали меня туда, где тяжелее. «Батя, поддержи наших, там худо!» Ехал на самый передок. А там мальчишки наши. Горы необъятные и чужие, кругом враг - и русские мальчишки на переднем крае стоят, не боятся. И Кавказ - им принадлежит.»

Были ли чудеса? «Был плен, и я жив. Везде, где бы я ни был, - солдатики в живых оставались. Ещё в 95-м ходили мы по Грозному вдвоём с полковником Папекяном, объясняли мирным жителям, где пункт оказания помощи, где захоронения, где воду можно взять, где хлебушек, где переночевать. И снайпер стрелял - в него и в меня. Пробил мне клобук, в сантиметре от головы. Чудо? Героизм? Это не героизм. Есть такая вещь - вера в Бога. Волос с головы не упадёт… В Урус-Мартане в 95-м попали в три засады, одна из них артиллерийская. Живы. Чудо? Или вот история с МЧС…»

Автобатальон МЧС стоял в ауле, на родине Дудаева, совершенно не прикрытый. И в последний день Рамадана боевики-смертники захотели подарок президенту своему сделать - уничтожить эмчээсовцев. Отец Киприан в то время с автобатальоном был. В карауле всего четыре ствола, необстрелянные ребята. Подъехали тридцать две машины, около 150 человек. Вышли оттуда боевики. Они готовы были уничтожить этих ребят, всех до единого вырезать, для того и приехали. «Я один папка у детей был в те минуты. Умолял Господа не допустить…» - вспоминает Киприан.

Вышел к бандитам. «Ну иды-иды, мы тэбя порежэм!» Вместо слёз и мольбы отец Киприан поздравил их с Рамаданом. Заговорил с ними о мире, о кровавой истории двух народов, о мафиозной разборке Кремля. Говорил об эмчээсовцах: «Там дети, они спасатели, они гуманитарную помощь оказывают!» А потом - снова о самих чеченцах: «Дай Бог, чтобы у вас цвели сады, чтобы дети резвились и их щебет не умолкал.» Киприан искренне желал им мира. И случилось чудо. Эти мощные, вооружённые мужчины, смертники-головорезы стояли недвижно и плакали. А потом они разъехались, а через полтора часа пришли старики и дети из соседнего посёлка и принесли эмчээсовцам угощения, как это принято в последний день Рамадана. Всё сделал Господь, Киприан тут ни при чём.

С КАКОЙ ЛЮБОВЬЮ говорит отец Киприан о Шаманове! «Я за таких командиров, как Шаманов. Он - легенда чеченской войны, истинный патриот России, за ним огромное будущее. Отец солдатам, они для него всё. Когда разведка попала в засаду, у него прихватило сердце. Это человек, с которым я вместе пойду вперёд, не оглядываясь. Шаманову можно доверять людей, Отечество, самого себя. А главное, Шаманов - настоящий русский воин, он больше всего созидатель мирных моментов. Настоящий воин должен меньше воевать, а дольше готовиться к войне. Чем больше готовится, тем меньше воевать приходится.

Что значит быть воином? Это состояние души, это смысл жизни человека, который в мирное время пашет, а если надо - берёт оружие и воюет за родимую землю. Как казаки - они в мирное время хлебушек растили, а от царя-батюшки только винтовку брали. Всё остальное сами. И защищать землю, и вскармливать её. Воин костьми не ложится. Он врага как следует «по щекам набьёт» и дальше пахать будет. Не надо мешать воину любить и охранять своё Отечество. Не надо мешать народу. Он всё сделает - сам, на своей земле.

Наш воин - это гражданин, один из лучших членов общества. И он не разделим с мирной жизнью. И армия наша народная - от зелёных мальчишек до седых стариков. Служить - за великую честь считать надо, если ты не нахлебник у Отечества своего. Недалёкие матери те, что считают за благо не пустить своего сына в армию.»

Отец Киприан не солдат, но знает войну, он видел её глаза и чувствовал смерть за плечом. «Война очищает. Это другое измерение. Когда солдатики приезжают на гражданку, они долго не могут адаптироваться. Не потому, что от мирной жизни отучились и могут, как мерзавцы всякие говорят, «только стрелять и убивать». Они прошли такое горнило, такую перековку. И попадая сюда, не находят здесь своих корней, становится отчуждёнными. Ведь кто возвращается? Человек, который понял смысл жизни. Возвращается человек, который знает цену жизни и хочет жить, больше всего хочет работать, мирно созидать. Он соскучился по плугу, станку, перу, кальке. А его воспринимают, как урода, как кучу мышц, приставленную к «пушке».

Жизнь отдать за Отечество может и фанатик. А вот прожить за Отечество, работать каждый день, не покладая рук, выполнять ежедневно боевую задачу, даже в мирное время, с нищенской зарплатой, под прицелом телекамер - это далеко не каждый может. Мы существуем не в подготовке к смерти, а в многообразии созидания. Не в саван заворачиваться надо, а жить ради людей, быть частью народа, жить с Россией вечно.»

«Сколько святых у Земли Русской! И все они молятся за нас. Господь берёт к себе погибших воинов - новомучеников. Смерти нет, ребята, - говорит отец Киприан солдатам, - а есть позор. Есть возможность не спасти свою душу. Честно воюйте и останетесь живы, а если вы уходите - то уходите в вечность, и там за нас молитесь. Мы с вами встретимся, это временное расставание. Новомученики русские - сколько их было во времена войн! За всю нашу историю, за все войны - сколько святых у Земли Русской! А мы - потомки этих святых, в нас течёт их кровь, в каждом из нас. Можно ли такой народ уничтожить? Нельзя. Это великая тайна России.

Хочу, чтобы униженным на своей русской земле не был русский человек. И вместе со всеми народами так же вольно жил. Своей мыслью, своей культурой. Перестал играть в игры по чужим правилам. Это наша страна. Небесная Россия уже победила, и она молится за нас, чтобы мы уравнялись: Россия земная с ней. Будущее наше прекрасно, только требуется от нас - быть вместе и созидать. Сейчас настолько мы разделены! Слава Богу, нельзя разделить небо - колышки некуда забить.»

Отец Киприан скоро вылечится и снова уедет на фронт. Потому что Россия - там сейчас. Там решается её судьба, там дерутся лучшие русские. Ничего с ним не будет, потому что он не принадлежит уже себе. Он - войсковой священник, его приход - вся наша армия. Вернётся к ней, глянет грозно вокруг, заслонит всех собою, скажет смерти: «Отойди!» С таким батей - разве ж можно не победить?!

Фронтовой священник

Киприан - первый в постсоветской России войсковой, окопный священник.
Воспитывался духовенством, верным церкви патриарха Тихона.
Принял монашеский постриг в 1991 году в городе Суздале - в иночество с именем Киприана, в честь Св. Блаженного Киприана, Суздальского чудотворца. Рукоположен в священники в 1994 году. Игумен с 1995 года.
С марта 2003 года - клирик Церкви ИПХ Греции.
На протяжении всех военных действий в Чечне (1994–1996 и 1999–2002 г.г.) добровольцем находился в боевых порядках, поддерживая Божьим Словом дух и патриотический настрой наших воинов. Крестил, причащал и исповедовал, хоронил и отпевал тысячи воинов и гражданских. Выносил на себе раненых во время боя. Освобождал людей из плена. Не брал в руки оружия и не надевал бронежилета.
В период мирных дней (1996–1998 г.г.) продолжал работать в войсках по всей России, а также с ветеранами «горячих точек» и их семьями, что активно делает и поныне.
Имеет ранения и контузии.
Освобождая наших воинов, сам был пленён террористами. Не смотря на пытки и имитации расстрела, не отрёкся от Православной Веры. Освобождён из плена боевыми товарищами.
Награждён боевыми наградами МО, МВД и МЧС.

Он - единственный, кто награждён Крестом священника на Георгиевской ленте.

За мужество воинами Российской группировки был наречён ПЕРЕСВЕТОМ.
Воины силовых министерств России ласково называют его - БАТЯ.

По Воле Божией закончил служение Киприан - Пересвет.
12 июня 2005-го года, в городе Санкт-Петербурге, он принял Постриг в Великую Схиму, став старцем схиигуменом Исаакием.
Но навсегда останется с нами - всё тот же Батя, который не представляет себя, своей жизни без нас, без вас, дорогие люди!
Он - войсковой монах-священник.
Его приход - все наши воины.
Он и сейчас постоянно творит свои спасительные молитвы - за мир и любовь, за то, чтобы не гибли люди, за победу добра над злом, за нас с вами, за Землю и Славу Русскую!

Живи и веруй

С приходом к власти кремлёвских демократов и распадом Советского Союза Чеченская республика превратилась в особую криминальную зону: прибежище международных террористов, ваххабитов-экстремистов и уголовников.
Отстаивая целостность и независимость нашей Родины, на защиту её южных рубежей выступили федеральные войска, милиция и казачество.
Режисёр возвращает зрителя к дням первой Чеченской войны (1993-1996), показывая их жестко, во всей их суровой правде. Гибель русских мальчиков, ставших жертвами предательства и корыстной игры тогдашних политиков, безжалостность озлобленных чеченских боевиков, самоотверженное служение войсковых священнослужителей, боевые дела терских казаков, защищавших свои дома и семьи, - все это показано на основе большого документального материала.
В основе документального повествования о первой чеченской кампании лежит рассказ о боевых буднях 694-го отдельного мотострелкового батальона, более известного как батальон имени генерала Ермолова. Это подразделение было единственным и в своем роде уникальным в Минобороны. Его сформировали исключительно из добровольцев - терских и кубанских казаков - с вполне конкретной целью: для защиты казачьих станиц Наурского и Шелковского районов Чечни от нападений бандформирований.
Перед премьерой фильма режиссер Сергей Роженцев сказал: Основу нашей картины составляют фронтовые кадры нашего друга - пресс-атташе Терского казачьего войска Александра Кузнецова. Он вместе с казаками был в Чечне. Прошел с ними весь боевой путь и до сих пор занимается судьбой казачества на Тереке.
И действительно, большинство съемок уникально. Уже только потому, что сделаны они в прямом смысле под пулями, на передовой.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Отец Киприан - священник необычный: он прошел две чеченские войны. Был на передовой, ему приходилось сидеть с солдатами в залитых ледяной водой окопах… Он выносил раненых с поля боя, не забывая о своих прямых обязанностях: исповедовал, крестил, отпевал и даже венчал. Освобождая ребят, он несколько раз был в плену, шесть раз его водили на расстрел…

«Практически все солдаты принимали меня. Среди тысячи лишь два–три не хотели открывать своё сердце, чуждались. Но Господь с ними. И вот, для кого я был православным батюшкой, для кого боевым товарищем, а для кого - весточкой из дома, где их любят и ждут. Не батюшка, а батя. Который заслонит их собой и скажет смерти: «Отойди. Я не дам их. Ты сегодня здесь ничего не получишь.» И Господь даёт такую силу, и сам всё делает.

Были ли чудеса? «Был плен, и я жив. Везде, где бы я ни был, - солдатики в живых оставались. Ещё в 95-м ходили мы по Грозному вдвоём с полковником Папекяном, объясняли мирным жителям, где пункт оказания помощи, где захоронения, где воду можно взять, где хлебушек, где переночевать. И снайпер стрелял - в него и в меня. Пробил мне клобук, в сантиметре от головы. Чудо? Героизм? Это не героизм. Есть такая вещь - вера в Бога. Волос с головы не упадёт… В Урус-Мартане в 95-м попали в три засады, одна из них артиллерийская. Живы. Чудо? Или вот история с МЧС…»

Автобатальон МЧС стоял в ауле, на родине Дудаева, совершенно не прикрытый. И в последний день Рамадана боевики-смертники захотели подарок президенту своему сделать - уничтожить эмчээсовцев. Отец Киприан в то время с автобатальоном был. В карауле всего четыре ствола, необстрелянные ребята. Подъехали тридцать две машины, около 150 человек. Вышли оттуда боевики. Они готовы были уничтожить этих ребят, всех до единого вырезать, для того и приехали. «Я один папка у детей был в те минуты. Умолял Господа не допустить…» - вспоминает Киприан.

Вышел к бандитам. «Ну иды-иды, мы тэбя порежэм!» Вместо слёз и мольбы отец Киприан поздравил их с Рамаданом. Заговорил с ними о мире, о кровавой истории двух народов, о мафиозной разборке Кремля. Говорил об эмчээсовцах: «Там дети, они спасатели, они гуманитарную помощь оказывают!» А потом - снова о самих чеченцах: «Дай Бог, чтобы у вас цвели сады, чтобы дети резвились и их щебет не умолкал.» Киприан искренне желал им мира. И случилось чудо. Эти мощные, вооружённые мужчины, смертники-головорезы стояли недвижно и плакали. А потом они разъехались, а через полтора часа пришли старики и дети из соседнего посёлка и принесли эмчээсовцам угощения, как это принято в последний день Рамадана.

«Дудаев объявил его врагом чеченцев, заявив, что он будет обращать их в православие, но чеченцы называли его своим братом. А для российских солдат он был настоящим отцом. Батей».

В Москве, в своей келье Киприан ежеминутно вспоминает их, солдатушек павших: «Здесь в келье обитают души тех, кто ушёл в вечность. Тех, кого уже забывают, но никогда не забуду я. Поэтому моя служба очень длинная, длиннее многих служб, потому что я читаю несколько тысяч имён, вспоминая о каждом. По нескольку часов, два раза в день. Это же всё мои солдаты, мои друзья.»
В первую Чечню отец Киприан попал в плен к Хаттабу. Отцу Анатолию лично 38 ранений нанёс. Выводил на расстрел и Киприана: «Крикни «Аллах акбар!» - отпущу». Это кроме остальных издевательств и глумлений. «Бог меня спас, не нарушил я клятву перед Богом, и не дал Он меня убить.

«Сколько святых у Земли Русской! И все они молятся за нас. Господь берёт к себе погибших воинов - новомучеников. Смерти нет, ребята, - говорит отец Киприан солдатам, - а есть позор. Есть возможность не спасти свою душу. Честно воюйте и останетесь живы, а если вы уходите - то уходите в вечность, и там за нас молитесь. Мы с вами встретимся, это временное расставание. Новомученики русские - сколько их было во времена войн! За всю нашу историю, за все войны - сколько святых у Земли Русской! А мы - потомки этих святых, в нас течёт их кровь, в каждом из нас. Можно ли такой народ уничтожить? Нельзя. Это великая тайна России…
… Хочу, чтобы униженным на своей русской земле не был русский человек.

За мужество воинами Российской группировки был наречён ПЕРЕСВЕТОМ.
Воины силовых министерств России ласково называют его - БАТЯ.

По Воле Божией закончил служение Киприан - Пересвет.
12 июня 2005-го года, в городе Санкт-Петербурге, он принял Постриг в Великую Схиму, став старцем схиигуменом Исаакием.

Но навсегда останется с нами - всё тот же Батя, который не представляет себя, своей жизни без нас, без вас, дорогие люди!
Он - войсковой монах-священник.
Его приход - все наши воины.
Он и сейчас постоянно творит свои спасительные молитвы - за мир и любовь, за то, чтобы не гибли люди, за победу добра над злом, за нас с вами, за Землю и Славу Русскую!